– А чё, вкусно, – ответил он и снова замолк.

– А какой твой любимый вкус?

– Карамель, и еще с добавкой солода.

Молчание.

– Может, заедем туда, после того как управимся с плотником и в «Сирз», – предложила я.

– Заметано.

Молчание.

Как я обнаружила, Билли был не слишком-то разговорчив. Он исправно отвечал на вопросы, а потом снова погружался в себя, и только безобидная туповатая улыбка намертво приклеилась к его лицу, как и вечная сигарета «LМ», зажатая в желтых зубах. Через настойчивые расспросы я все-таки узнала, что вырос он в Пелхэме, был единственным ребенком, а отец ушел из семьи, когда Билли был еще маленьким. Восьмилетнего, его отправили в школу «для таких, как он», и, если не считать каникул, следующие десять лет он провел в самых разных спецшколах, разбросанных по всему штату.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, мой дядя Рой дал мне в работу в Льюистоне. У Роя там своя фирма по ремонту. Он и сантехникой занимается. Я работал с ним три года. Многому у него научился.

– А почему ты вернулся в Пелхэм? – спросила я.

– Мать заболела, я нужен был ей. А Льюистон… ну, это настоящий город, я так понимаю. Но для меня он слишком большой.

Его мать умерла через год после того, как он вернулся домой, а еще через пять лет он утвердился в Пелхэме как единственный мастер по ремонту, он же сантехник.

– В городе не так много работы, но если кому нужен косметический ремонт или у кого трубу прорвет, зовут меня.

– А ты когда-нибудь чинил трубы в доме Бланда?

– Они никогда не просили. Док Бланд любил все делать сам. Этакий мастер на все руки, правда, не слишком умелый.

– И, судя по всему, неважный водопроводчик.

Билли расхохотался – громко, заливисто.

– Не буду ничего говорить, мэм…

– Ты должен называть меня Ханна.

– Хорошо, Ханна, мэм…

Может, Билли и был никудышным собеседником, но он определенно знал свое дело, когда пришлось договариваться с плотником. И он настоял – очень кстати – на том, чтобы нам дали «профессиональную скидку» на белые раковину, унитаз и плитку, которые я выбрала в магазине «Сирз». После того как он удачно все сторговал и я расплатилась, мы заскочили в «Гудвин». Заказав два суперкоктейля «Ужас-ужас», Билли выпил один в закусочной, а второй – по пути в Пелхэм; в перерывах между глотками он не забывал смолить одну сигарету за другой.

Вернувшись в мотель, я не застала никого в номере, так что отправилась в офис, где с удивлением обнаружила только Дэна.

– А где Джефф? – спросила я.

– Сестра Басс согласилась посидеть с ним, чтобы я мог поработать с бумагами.

Я плюхнулась в кресло у стола – пациент на приеме у доктора, – чувствуя, что устала, как никогда за последние… по правде говоря, с самого рождения Джеффри я испытывала хроническую усталость. Но именно сейчас мне хотелось только одного: чтобы мой муж встал, подошел ко мне, обнял и сказал, что все образуется.

Но он сидел за столом, постукивая карандашом по стопке бумаг, с нетерпением ожидая, пока я оставлю его в покое.

– Не ошиблись ли мы? – вдруг вырвалось у меня.

Дэн перестал постукивать карандашом:

– Что ты имеешь в виду?

Что я имею в виду: я… ты… он… всё…

– Прости, я несу какую-то чушь.

– Ты уверена?

Я встала.

– Возможно, все будет выглядеть не так мрачно после ночного сна, – сказала я.

– Как ты справилась с этим… забыл, как его?

Я рассказала, каких успехов мы добились с Билли.

– При всей его чудаковатости он, кажется, знает, что делает. К вечеру он обещал мне представить смету, но с кухней и ванной это встанет не меньше чем в тысячу долларов, а это почти вся наша наличность на сегодня.

– Ты же слышала, что сказала Делорес Бланд: они заплатят.

– А если откажутся, что тогда?

– Они не откажутся.

– Откуда в тебе такая уверенность?

– Просто я здесь единственный доктор, а Пелхэм не захочет терять своего доктора.

Его голос был спокойным и рассудительным, но стальные нотки все-таки проскальзывали; и вот уже эти властные интонации обратились на меня.

– Дай мне полчаса, чтобы я мог разобраться с бумагами, и мы все решим. Кстати, сестра Басс ждет тебя, чтобы ты забрала Джеффа. Ее дом второй по левой стороне Лонгфеллоу-стрит.

Я вышла из кабинета, негодуя, что он обошелся со мной, как с пациенткой.

Лонгфеллоу-стрит оказалась маленьким переулком в стороне от главной улицы Пелхэма. Дом сестры Басс был маленький, в стиле ранчо. Поднимаясь на крыльцо, я расслышала, как орет телевизор – доносились громкие оживленные голоса Рокки и Буллуинкла[21]. Я постучала в дверь. Бетти Басс открыла. В зубах у нее дымилась сигарета, на руках был Джеффри, который сосал пустышку, явно не свою.

– О, привет, – сказала она.

– Спасибо, что присмотрели за Джеффом.

Она лишь пожала плечами, потом добавила:

– Моя мать присматривает за моим Томми, когда я на работе. Если хочешь оставлять с ней своего малыша, нет проблем.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала я.

– Ну что, Билли договорился с плотником?

– Да, все в порядке.

– Он хороший мастер, – сказала она.

– Мы очень рассчитываем на него.

– Он действительно нормальный парень, этот Билли, особенно если учесть его… э… проблему, да и все, что ему пришлось пережить.

И она объяснила, что Билли родился с обвитием пуповины вокруг шеи, что привело к мозговой травме.

– Конечно, его матери было не под силу с ним справиться. Она была запойной пьяницей и все время путалась не с теми мужчинами… один из них напился до чертиков и так избил восьмилетнего Билли, что его пришлось срочно везти в госпиталь «Мэн Медикал» в Портленде. Бедный мальчишка целую неделю был на аппарате искусственного дыхания, и, когда вышел из комы, органы опеки забрали его у беспутной матери и определили в специальный интернат, где он пробыл еще десять лет. Самое радостное во всей этой грязной истории – это то, что случилось с парнем, который изувечил Билли. Через три дня после того, как его взяли копы, он был найден мертвым в тюремной камере.

– Он что, покончил с собой?

– Это была официальная версия. Но никто не стал задавать лишних вопросов, потому что всем нам, жителям Пелхэма, это казалось справедливым возмездием. И что самое удивительное: как только Билли закончил школу и обучился ремонтному делу в Льюистоне, он все равно захотел вернуться домой, к матери. Правда, к тому времени она была уже очень плоха – цирроз печени и все такое. Но она все равно была счастлива, что сын вернулся, и, когда она умерла спустя два года, Билли очень страдал, хотя виду и не показывал. Вот что примечательно в этом парне – никогда ни про кого худого слова не скажет, не подумает чего плохого… он у нас тут такой один, уникальный.

– Уверена, что это не так, – сказала я.

Сестра Басс лишь сухо улыбнулась.

На следующее утро я зашла вместе с Джеффри в магазин «Миллерз». Это был единственный в городке магазин, где можно было купить продукты, – настоящий, добротный гастроном. Помимо этого, он служил и местной мясной лавкой, и табачным киоском, и киоском, где покупают свежие газеты. Когда я вошла, женщина за прилавком – лет пятидесяти, морщинистая, в рабочем фартуке, в бигуди и с сигаретой во рту – кивнула мне и сказала:

– Вы жена доктора Бакэна.

– Э… совершенно верно, – произнесла я.

Должно быть, я выглядела озадаченной, потому что женщина сказала:

– Не удивляйтесь. Это маленький городок. Слышала, вы не слишком-то счастливы в мотеле.

– Меня зовут Ханна, – решила я сменить тему и протянула ей руку.

– Да, я знаю, – кивнула она и нехотя ответила на рукопожатие.

– А это мой сын, Джеффри.

– Славный малыш, – лаконично произнесла она.

Я источала улыбки:

– А вы…

– Джесс Миллер.

– Очень рада знакомству, мэм.

За те двадцать минут, что я пробыла в магазине, Джесс была сама любезность. Нет, мы не стали лучшими подругами, и она не обрушила на меня поток местных сплетен (все-таки я не располагала к такой фамильярности). Но она была, по крайней мере, вежлива и внимательна, и мне это понравилось.