Тишина.

— Кто тут самый крутой?

После беззвучного обсуждения все одновременно кивнули в сторону старшего.

— Ты? — Джо вытащил пистолет и аккуратно поднес его к носу паренька. — Нет, я.

У парня глаза полезли на лоб.

— Так вот, я не коп. Отныне и впредь ты будешь звать меня детектив Дэйли, или лейтенант Дэйли, или сэр. Понятно?

Кивок.

— Отвечай.

— Да.

— Знаешь Mo Вассермана, который держит закусочную возле парка?

— Да.

— Это мой друг. Кто-то вломился к нему. И я хочу знать кто.

Парень скосил глаза на пистолет.

— Э… я не знаю.

— Ну так узнай.

— Ладно.

Джо отвел пистолет.

— Дай-ка свой бумажник.

Парень вытащил из заднего кармана бумажник, теплый и смятый, и протянул полицейскому. Джо очень странно себя почувствовал. Он нашел в бумажнике водительские права и прочел фамилию парня — просто на всякий случай.

— Так как меня зовут?

— Дэйли.

Парень охнул и согнулся пополам от удара. Джо взглянул на него с облегчением: наконец-то он дал сдачи. Джо не позволил парню упасть, он держал его, продолжая вжимать кулак ему в живот, и чувствовал, как у того судорожно сокращаются легкие.

— Дыши, — посоветовал Джо. — Дыши.

Парень висел у него на руке, точно плащ фокусника, из-под которого вот-вот появится букет или кролик.

— Как меня зовут?

— Детектив Дэйли.

Вот как надо обращаться с волками.

В Бостонской городской больнице психиатр изучал фотографию. Указательным пальцем он водил над верхней губой, туда-сюда, приглаживая густые усы.

— Нет, — произнес он наконец, отложил снимок и взял следующий. Еще одно изображение пожилой женщины.

Врача звали доктор Марк Китинг, он возглавлял психиатрическое отделение в городской клинике для душевнобольных, расположенной в огромном парке. Он был немного неряшлив — седые волосы, примятые шляпой, неровные зубы, криво сидящие очки. Майкл считал, что подобная эйнштейновская неопрятность — признак большого ума, целеустремленности, смелости, эксцентричности, ну или всего этого, вместе взятого. Он понимал, что его собственная заурядная конформистская внешность — костюм от «Брукс», кожаные мокасины, которые он регулярно начищал старым носком, — свидетельствует о противоположном. Психиатр спокойно отнесся к визиту Майкла — он лечил Артура Нэста и общался по его поводу с полицией в течение десяти лет.

— Кажется, вот эта. — Врач протянул фотографию Майклу.

— Елена Джалакян, — произнес тот. — Ей было пятьдесят шесть.

— Выглядит старше, — заметил Китинг.

— Ее родителей убили во время армянской резни. Тогда она была ребенком. — Майкл нахмурился. — Она жила на Гейнсборо-стрит и могла пешком ходить в Симфони-Холл и Джордан-Холл. Джалакян обожала классическую музыку.

— Ясно.

— Не понимаю… Она была первой жертвой. Но в полицию вы обратились в августе… — Майкл сверился со своими записями. — Двадцать третьего августа 1962 года. К тому моменту погибших было уже семь.

— Этот снимок появился в газетах. Может быть, не конкретно эта фотография, но, во всяком случае, эта женщина. До тех пор я сомневался. — Врач принялся рыться в папке, голова у него дрожала. Он вытащил из конверта фотографию и положил ее на стол рядом с первой. — Видите? Это мать Артура Нэста.

Майкл сравнил два фото. Сходство было потрясающее.

— Поглядите. — Китинг разложил три снимка из принесенных Майклом вокруг фотографии миссис Нэст в форме креста.

Майкл повторил:

— Айна Ланцман, Мэри Даффи, Джейн Тибодо. Потрясающе.

— Всем им было от пятидесяти пяти до семидесяти, по крайней мере на вид. Мать Артура умерла в возрасте пятидесяти восьми лет.

— Почему вы так долго не обращались в полицию?

— Сначала я располагал лишь сходством фотографий. Нужно было нечто большее. Сами понимаете, есть такая вещь, как врачебная тайна. Я не имею права разглашать то, что говорит мне Артур. Я не могу обратиться в полицию, пока не буду абсолютно уверен, что Артур действительно убил этих женщин. Но и тогда многие мои коллеги меня не одобрят. Если когда-нибудь станет известно, что я открылся вам… — Он снова потеребил колючие усы. — Знаете, у меня давно были подозрения насчет Артура. Он не обязан постоянно находиться здесь. У нас нет средств для того, чтобы следить за его перемещениями, и он обладает многими привилегиями, то есть может покинуть клинику, когда ему угодно. И он неоднократно этим пользовался. Разумеется, когда уходит, он то и дело попадает в неприятности. Артур довольно странно выглядит и вдобавок огромного роста. Люди, естественно, беспокоятся, когда видят его у себя на заднем дворе. Несколько раз его арестовывали за незаконное проникновение, нарушение границ чужого владения и так далее. Обычно он пробирается в подвал, чтобы поспать или что-нибудь взять — например велосипед, но иногда делает и куда более скверные вещи. Когда я увидел фотографию этой женщины, то, чтобы удовлетворить свое любопытство, а точнее, чтобы успокоиться, сопоставил даты отлучек Артура из клиники с датами первых семи убийств, летом 1962 года. Они совпадают идеально.

— А остальные убийства?

— В том-то и дело. Если помните, первыми семью жертвами были сплошь пожилые женщины, погибшие в период с июня по август. Потом убийства на какое-то время прекратились — до декабря, и следующими жертвами стали девушки чуть за двадцать. Я проверил: в это время Артур находился в городе. Мне абсолютно ясно, что его гнев не просто направлен на всех женщин. На одну из них он злится в особенности — на свою мать.

— Значит, Нэст не убивал их всех?

— Я убежден, что нет. Меня беспокоят именно убийства пожилых женщин. Артур ненавидит мать. В нашу клинику он попал в 1956 году, а до тех пор уже бывал в других учреждениях — в Бриджуотере, Тьюксбери, Шаттаке. Но я впервые встретился с ним именно здесь. Он уже пытался убить свою мать — сбросил ее с лестницы. Судья отправил его к нам для обследования на предмет вменяемости, но этого даже не потребовалось: мать отказалась давать показания, дело так и не возбудили. Но Артур, кажется, привязался ко мне за этот месяц. Когда семья окончательно решила, что его нужно поместить в клинику, он вернулся сюда, и с тех пор я его лечу.

— И?..

— Много лет он ненавидел свою мать. Толкал ее, пинал, наконец сбросил с лестницы. Его бы посадили, но она отказалась подавать в суд. Это ужасно — просить мать свидетельствовать против собственного сына.

— Что с ней сталось?

— Я, разумеется, не могу ничего доказать, но почти не сомневаюсь, что в конце концов он все-таки ее убил. Это было в 1961 году, она лежала в больнице, подключенная к аппарату. Тогда Артур нанес ей визит. Вскоре после его ухода женщину нашли умирающей на полу, рядом с постелью. Кто-то выдернул трубку из ее руки. Ограждение кровати было поднято, она не могла упасть сама. На шее были синяки. Возможно, Артур придушил ее, отключил от аппарата и сбросил на пол. Мать умерла, не успев объяснить, что случилось. Причиной смерти стал сердечный приступ, вызванный асфиксией. И опять-таки Артур избежал суда.

— Почему он так ее ненавидел?

— Не знаю. И потом, я не могу передать вам все, что о ней говорил Артур, — я некоторым образом обязан хранить конфиденциальность. Артур жалуется, что в детстве с ним скверно обращались, проделывали чудовищные вещи, но все это может быть как правдой, так и плодом галлюцинаций. Впрочем, для него нет никакой разницы. Разумеется, ненависть к матери подпитывается галлюцинациями, так что он считает ее совершенным чудовищем, которое преследует его даже из могилы. Артур утверждает, что по-прежнему слышит ее голос. Она бранит его, обвиняет, упрекает. Снова и снова. Вот вам мотив, если можно так сказать.

— А чем болен Артур?

— В его случае очень трудно поставить точный диагноз. Он страдает от сильнейшего расстройства нервов, наподобие шизофрении. Внешне это проявляется так: видения, в том числе довольно причудливые, бессвязные речь и мышление, одержимость некоторыми вещами — мать, женщины вообще, секс. Одна из его проблем состоит в том, что его ум весьма ограничен, как и способность выражать свои мысли. Иногда он ведет себя совсем по-детски, почти как аутист. Врач сталкивается с целой пачкой проблем: вихрь эмоций в душе Артура, множество симптомов, которые вполне могут указывать на шизофрению или иное психическое заболевание, — и на все это он смотрит глазами человека с крайне низкими умственными и коммуникативными способностями. И разумеется, самое опасное то, что рассудок Артура заключен в столь сильном теле.