Родители и Уит стояли у моей больничной кровати.

— В общем, сам видишь: там всерьез занимаются мозгами, — сказал Уит.

Отец поддержал его:

— Нам там рассказывали о гениальном механике, который может делать модели зданий по фотографии, и о братьях-близнецах — они предложили новую формулу для процесса горения спирта. Еще там есть девочка, которая может поставить диагноз, просто поговорив с пациентом по телефону.

Мама, судя по выражению ее лица, отнеслась к затее настороженно.

— Им там все равно, насколько человек ненормальный, — продолжил Уит. — Если что-то в нем есть, значит, будут изучать. Вот помню, был у нас один псих на базе ВВС, мы его звали «ужевю»…

Отец прервал его:

— Главное, что они там занимаются серьезной наукой и думают об образовании. Решают сразу две задачи: как мозг создает наши умения и навыки и как поставить таланты на службу обществу. Мы поговорили о тебе с доктором Гиллманом, он очень заинтересовался и хотел бы, чтобы ты пожил некоторое время в институте. У него уже было несколько пациентов, у которых в результате травмы головы развилась синестезия. А у одного мальчика то же произошло после энцефалита.

— Ну и мы ответили: почему бы нет? — добавил Уит. — Давай попробуем!

Он снял бейсболку и пригладил свои рыжие волосы.

— А как быть со школой? — спросила мама. — Ему же последний год остался.

Она, конечно, хотела бы, чтобы я вернулся в Висконсин. Там она заботилась бы обо мне как об инвалиде, и в доме все время стоял бы запах супа.

— У них там учат, как в обычной школе, — заверил ее отец. — Есть и учителя, и воспитатели — как в любом интернате.

— А что, если я не захочу? — спросил я.

Мама подошла ближе и взяла меня за руку.

— Тогда поедем домой, — сказала она. — Ты их не слушай. Уиту и твоему отцу на самом деле хотелось бы самим попасть в этот интернат.

— Это точно, — признался Уит. — Я вообще люблю Айову. Прерии… Романтичное место… Мне там всегда хочется встать пораньше и съесть завтрак побольше.

— Интересно, почему это так происходит? — заметил отец.

— А телевизор у них там есть? — спросил я.

Уит и отец переглянулись, пытаясь вспомнить, видели ли они там телевизор.

— Ну, в любом случае это легко устроить, — ответил отец. — Особенно для тебя.

— Ладно, я согласен, — сказал я. — Но только при условии, что там будет цветной телевизор.

Отец кивнул с довольным видом. Он только что потерял своего отца и чуть не потерял сына, но зато у него появился шанс стать родителем гения. Наверное, в этот момент он был ближе всего к вере в Бога. В этой палате, где в окна струился зимний свет, а стены были окрашены в синий цвет надежды, он сидел, положив руки на колени, и мечтал о том, как я выдам подряд тысячу слов и определений из словаря Вебстера.

Институт Брук-Миллза по развитию таланта занимал помещение старой фермы, на которой когда-то выращивали кукурузу и сою. Ферма располагалась в самой сердцевине долин штата Айова, в пяти милях от Сэлби, небольшого городка с колледжем, аптекой и публичной библиотекой. На ферме было два здания. Старое — простая, окрашенная в зеленый цвет деревянная коробка на бетонном основании — оказалось на задворках нового и использовалось теперь в качестве мастерской. А главное здание представляло собой большой дом в викторианском стиле. Бывший владелец фермы построил его после того, как разбогател, сдавая подсобные помещения железнодорожным компаниям. Высокие окна закрывались ставнями, крыша была покрыта черепицей. В доме имелся внутренний двор для прогулок, а над западным крылом возвышалась остроконечная башенка, которая придавала дому какой-то возвышенный вид: словно старый фермер, превратившись в богатого домовладельца, пожелал вознестись как можно выше над землей. Дом и участок достались институту, когда умерла юная дочь бывшего фермера, девушка с недюжинным музыкальным талантом. После этого хозяин решил переехать из Айовы во Флориду, а дом подарил институту.

В воскресенье отец и Уит повезли меня на новое место, а мама осталась в нашем доме в Висконсине руководить ремонтом сырого подвала. Думаю, она не поехала еще и потому, что не хотела участвовать в этом деле. Решили, что для начала я проведу в институте шесть недель, а там будет видно. Этого времени могло хватить ученым на то, чтобы разобраться с моей памятью и синестезией и дать рекомендации, как лучше развивать и применять мои способности. Поездка оказалась долгой и тяжелой. Я теперь боялся ездить в машине: звук заводящегося мотора тут же вызывал у меня ассоциацию с разбитым стеклом. Но в конце концов мы добрались до старой фермы, оставили «олдсмобиль» на парковке и по усыпанной гравием дорожке подошли к дому. Я огляделся. Небо было затянуто тучами. Только узкая полоска голых деревьев отделяла лужайку перед входом в здание от поля созревшей кукурузы.

Отец тащил мой чемодан, держа его перед собой обеими руками. Уит позвонил, и на крыльцо вышла женщина средних лет.

— Мы привезли к вам моего сына, — сказал отец.

— Натана Нельсона, — уточнил Уит.

— Заходите, пожалуйста, — пригласила нас женщина. — Меня зовут Верна Биллингс, и я занимаюсь устройством новых гостей.

Мне сразу понравилось слово «гость» — оно было белым, как мука, и звучало гораздо лучше, чем синевато-серое «пациент». Верна взяла у меня пальто и сказала:

— Значит, тебя зовут Натан? Как поживаешь?

Верна была бледная, худощавая, с ярко накрашенными губами.

— Вы приехали как раз к ужину, — сказала она нам и повела в дом.

Полы устилали мягкие ковры, на стенах висели старинные картины с изображением сельской жизни и поездов. Паровозы извергали клубы дыма, выскакивая из прорубленных в горах туннелей. Мужчины с обветренными лицами стояли возле тракторов «Джон Дир». [37]Все говорило о давно прошедшем времени. Я подумал, что маме бы здесь понравилось. В этом доме салонникак нельзя было назвать гостиной: тяжелые, цвета темного винограда портьеры, застекленные шкафчики, книжные полки от пола до потолка. От темных углов у меня возникало какое-то растрепанное и влажное ощущение. Это был дом со множеством укромных уголков.

Мы прошли через большой холл и оказались в столовой. За столом, на стульях с высокими спинками, сидело пять человек. Перед ними лежали белые салфетки, серебряные столовые приборы, посредине возвышалась ваза с гвоздиками. Когда мы вошли, «гости» сразу прекратили разговаривать и молча смотрели на нас.

— Позвольте вам представить, — сказала Верна, — Натана Нельсона, его отца и мистера…

— Мистер Уит Шупак, бывший астронавт, — помог ей Уит, снимая бейсболку.

— Спасибо. Познакомьтесь, пожалуйста, с нашими гостями. Это Роджер, он родом из Вермонта, занимается воспроизведением зданий.

Роджер, пожилой человек с пятидневной щетиной, кивнул мне.

— Дик и Кэл Сондерсы живут тут, в Айова-Сити, чуть дальше по этой дороге. Они изучают математические модели горения спирта.

Совершенно одинаковые блондины-двойняшки лет пятнадцати были одеты в рубашки из шотландки.

— Рады познакомиться, — сказал один из них.

— А это Тоби. Он у нас музыкальный гений.

Мальчик с черными, наполовину закрытыми глазами обернулся к нам всем телом и сказал:

— Добро пожаловать! Кстати, чтобы вы знали, я слепой. Но отсутствие возможности смотреть людям в глаза не влияет на мою самооценку.

Он улыбнулся собственной шутке и взял в руки вилку и нож.

— А это Тереза, наш медицинский интуит, — сказала Верна. — Она умеет распознавать болезни на ранних стадиях.

— И не на ранних, — сказала Тереза.

Это была симпатичная девушка моего возраста, с темными волосами и загадочной улыбкой.

— Еще у нас есть Оуэн, но он сегодня с нами не ужинает. Он занимается календарными вычислениями, — продолжила Верна.

Я понятия не имел, что значила ее последняя фраза, но не стал спрашивать, а только улыбнулся и кивнул.