Вскоре после этого Бен и Макс дезертировали: они завели себе подружек. Хуже того, Уит Шупак, главный ремонтник в нашем доме, пригрозил очистить гараж. Мысль о том, что наша коллекция может послужить его «времени вау», мне не понравилась, и потому я сжег журналы в лесу за садом. Я смотрел, как они горели, и чувствовал, что в моей жизни наступает новая эпоха.

Отец, как и обещала мама, приехал ко мне в больницу с Уитом. У отца был вид человека, который не понимает, куда попал: он с ужасом смотрел на больничные каталки и людей с забинтованными головами. А когда он вошел в мою палату, то его бледное, да еще и освещенное лампами дневного света лицо показалось мне чуть ли не мертвым. Он молча переводил взгляд с меня на светящиеся лампочки приборов у кровати.

— Привет, маленький индеец! — поприветствовал меня Уит, встав в изножье кровати.

Голос у него был светлый, пунктирный, с оранжевым оттенком.

Отец похлопал маму по плечу и подошел к кровати, подозрительно разглядывая капельницу. Я же смотрел на переплетение волос в его бороде: седые и черные нити, ведущие ко рту.

— Привет, сынок! — сказал он. — Синтия, чего ради тут стоят все эти приборы? Ему не хватает кислорода?

— Постарайся говорить о чем-то хорошем, — попросила его мама. — Говори о чем-нибудь… вообще.

— Отлично, — тут же подчинился отец. — Поговорим об общих вопросах. Натан, тебе, наверное, будет интересно узнать, что Стэнфордский линейный ускоритель… Ты слышишь меня? Синтия, что там капает?

— Просто глюкоза, витамины. Врачи говорят, что он понимает речь, несмотря на шок.

— Эй, парень, я привез тебе подарок! — окликнул меня Уит.

Он вынул маленький сверток и осторожно поставил его на поднос, лежавший у меня на коленях. Я смотрел на золотую фольгу и тщательно подвернутые уголки.

— Разверни! — сказал Уит.

— Он, похоже, не может, — вмешался отец.

— Чепуха! — отрезала мама. Она взяла мои руки и положила их на золотой сверток. — Натан, хочешь порвать эту фольгу и увидеть, что там внутри?

Я кивнул. Уит и отец заулыбались, а мама в сильном волнении приложила руку к горлу. Это был первый знак, что я понимаю их. Мама положила мои руки рядом со свертком и сняла фольгу. Я попытался подвинуть сверток к себе. Пальцы не слушались. Как будто между кожей и суставами образовалась пустота. Наконец я почувствовал, что у меня в руках картонная коробка размером с обувную, и поднял крышку. Внутри лежал вытянутый кусок пластика, прикрепленный к чему-то вроде мотора.

— Сделано с модели, — сказал Уит. — Это точная копия той ракеты, на которой я летал.

— Чудесно! — воскликнула мама.

— Первая ступень еще не отошла, — добавил Уит. — Ракета выглядит как в момент отрывания от Земли.

— А, космический корабль? Отлично! — одобрил отец.

В этот момент все, не исключая и меня самого, совсем забыли, что мне уже целых семнадцать лет.

Уит забрал у меня из рук ракету, изобразил старт и принялся описывать круги вокруг кровати, показывая, как она летает. Ракета то возносилась к потолку, то проносилась мимо моей подушки и резко устремлялась к полу. В конце концов она приземлилась на моем животе. Я засмеялся.

— Натан, ты понимаешь, кто мы такие? — спросил вдруг отец.

— Не торопи события! — цыкнула на него мама.

— Погоди немного, и он справится! — выразил уверенность Уит.

— Ну, я просто хочу удостовериться… — сказал отец.

Он наклонился поближе ко мне, так что я почувствовал тепло и запах из его рта, и попробовал заглянуть мне в глаза. Я смотрел за окно и видел белку, скакавшую с ветки на ветку дерева.

— Натан, посмотри на меня минуточку, — попросил отец. — Ты знаешь, кто я такой? Я твой отец. Я учил тебя алгебре и геометрии на нашей кухне начиная с семи лет. Ты помнишь, как нарисовать параболу? Если помнишь, кивни.

— Сэмюэль, перестань, пожалуйста! — сказала мама.

Отец ухватился за спинку кровати обеими руками. Я показал рукой за окно: мне хотелось, чтобы они увидели то же, что я.

— Смотри-ка, белка! — воскликнул Уит. — Привет, подружка! А толстая какая, а?

— Мы для него чужие люди, — сказал отец. — Вот так, растишь сына, учишь его всему, что знаешь…

— Он слышит тебя, — предупредила мама.

— …и в конце концов выясняется: все зря, потому что время все уничтожает. Мой сын жив, но после аварии у него другое сознание. Вот вам аргумент против доброго Бога. Пожалуйста, вот он, любуйтесь! Нет, я никогда этого не пойму…

— Замолчи немедленно! — потребовала мама.

— Сэм, пойдем-ка лучше выпьем кофейку, — вмешался Уит.

— Прошу прощения, — сказал отец. — Сам не знаю, зачем я все это наговорил. Натан, я правда не знаю. Я обещал себе, что буду говорить только о хорошем. Ну, например, о пикниках. Или вот — о статье, которую я прочитал: пишут, горячие ванны продлевают жизнь. Погодите, сейчас я пойду налью себе кофе, а потом вернусь и скажу что-нибудь такое… по общим вопросам. Чтобы просто поболтать.

Он вышел в коридор. Уит последовал за ним. Прежде чем дверь закрылась, я успел услышать голос отца:

— Этого не должно было случиться…

Но это случилось. Тем летом мама решила отправиться в поездку по Греции вместе со своими подругами по «Леварту», а отец, Уит и я поехали погостить к моему дедушке, Поупу Нельсону, жившему на Верхнем полуострове штата Мичиган. Мы договорились сначала отвезти маму в аэропорт, а потом двинуться на машине на север. За рулем «олдсмобиля» был Уит: он любил исполнять роль пилота и потому нацепил настоящие авиационные солнцезащитные очки. Отец сидел рядом с ним и читал научный журнал. Мы с мамой устроились сзади.

— Я позвоню, как только прилечу в Афины, — говорила мама.

— А что, в Греции есть телефоны? — спросил Уит.

— Очень смешно, — отозвалась мама. — Греки, между прочим, придумали демократию и медицину.

— Однако ракету на Луну они, насколько я знаю, не запустили, — парировал Уит.

Он опустил стекло и высунулся, чтобы оценить плотность движения.

— Все будет в порядке, — сказал отец, откладывая журнал. — Мы поживем у Поупа три недели и вернемся как раз вовремя, чтобы успеть подобрать тебя в аэропорту.

— Я почему-то нервничаю, — сказала мама.

— Когда будешь взлетать, жуй жвачку, — посоветовал Уит.

— Слушай, что он говорит, — кивнул отец, поворачиваясь к маме.

Мы остановились у входа в аэропорт. Отец вытащил из багажника мамины вещи и встал на тротуаре с сумками в обеих руках. Родители попрощались. Мама стряхнула перхоть с плеча отцовского пиджака. Я отвернулся, но их разговор все равно услышал.

— Могли бы вместе поехать, — сказала мама.

— Да что я буду делать в Греции?

— Отдыхать на пляже.

— Загорелого физика никто не будет принимать всерьез.

Я обернулся и увидел, что мама улыбается.

— Смотри, чтобы Натан правильно питался. Натан, слышишь? Одному богу известно, что там твой отец будет держать в холодильнике.

— Пока, Синтия! — Он дотронулся до рукава ее кардигана.

— Я позвоню.

— Да, пожалуйста, обязательно позвони нам.

Отец отдал ей сумки, обнял ее за плечи, и они не спеша поцеловались. Уит завел двигатель, высунул руку в окно и похлопал по борту машины, как по крупу лошади. Я увидел группу членов клуба «Леварт», человек десять, в широких шляпах и рубашках с закатанными рукавами. Они стояли у входа на регистрацию.

Когда я сел в машину, мама придержала дверцу и сказала:

— Веди себя там хорошо.

— Да что там может случиться, в Мичигане? — пожал я плечами. — Может, Поуп построит такую модель корабля, что нас всех арестуют?

— Не давай папе ссориться с дедушкой.

— Постараюсь. Да и Уит не даст им разогреться.

Сидевший за рулем Уит улыбнулся и утвердительно кивнул.

Мама поцеловала меня в лоб и захлопнула дверцу машины. Потом помахала Уиту, он коротко просигналил в ответ, и она направилась к своим попутчикам. Нервная женщина из клуба, часто бывавшая у нас в доме, раздавала участникам поездки украшенные печатью «Леварта» папки с какими-то дополнительными документами. На фоне бледно-голубого неба резко выделялся силуэт пальмы.