— Поехали, — сказал Винтер. — Машина есть?

Пока они мчались по Смоландсгатан, их преследовали усиленные мегафонами голоса. Он подумал о маленьком мальчике в автобусе, и его охватил гнев, похожий на внезапный приступ тошноты.

— Что происходит… — то ли сказал, то ли спросил Рингмар, поглядывая в зеркало.

— Знаю только, что там сидит парень с маленьким мальчишкой и собирается застрелить и его, и себя. А может, и других.

Рингмар вздохнул.

— Возможно, у него еще и взрывное устройство.

— А мы едем в другой конец города…

Винтер покосился на Рингмара. Внезапно захрипело и затрещало радио. Полицейский докладывал о событиях на Ворведерсторгет. Четыре выстрела с крыши дома на площади. Похоже, перестрелка — двое стреляли друг в друга, а теперь исчезли. Ищут на крыше и на земле… «О черт! Опять стреляют!» — воскликнул полицейский, и связь прервалась.

— Да что ж это такое… — Рингмар постучал по приемнику. Ничего, кроме потрескивания. — Это Ион Стольнаке.

Они переехали мост. Уже на подъезде к площади Винтер увидел две патрульные машины и лежащих на земле людей. У него похолодело в животе, но когда они подъехали ближе, оказалось, что все живы — просто ищут защиту, чтобы случайно не оказаться на линии огня.

Они, пригибаясь, подбежали к двум полицейским, сидящим на корточках за патрульной машиной. Один держал в руке «уоки-токи». Он кивнул Винтеру и Рингмару — это был Сверкер. Пару дней назад они уже с ним сталкивались — он разбирал дорожное происшествие на Корсвеген. Винтер тут же вспомнил, что Сверкер вернулся на службу после лечения по поводу рака.

— Чертовы гангстеры, — сказал Сверкер. — И что, теперь так и будет продолжаться?

— Что происходит?

— Что происходит? Стреляют, вот что происходит, — вмешался второй полицейский, и в эту секунду опять прозвучал выстрел. Сидеть здесь на корточках было неудобно, неприятно и страшно.

— Настоящая война, — сказал Сверкер.

Кто-то закричал неподалеку, сначала коротко и громко, а потом тише, но более продолжительно.

— Что это? — Глаза у Рингмара округлились.

Винтер приподнялся и посмотрел через автомобильные стекла. В тридцати метрах от них на асфальте лежал полицейский в форме. Он и кричал. По-видимому, был ранен, поскольку не мог подняться. Или решил, что безопаснее оставаться недвижимым. Но он кричал. Крови видно не было, однако лежал он как-то странно.

— О Боже, — прошептал Сверкер, привстав рядом с Винтером. — Это же Йонни! Когда перестали стрелять, Йонни вышел из укрытия… Это же Йонни! Йон Стольнаке…

— У тебя есть мегафон? — спросил Винтер.

— В машине… сейчас достану. — Он осторожно открыл дверцу. — Случайно остался… Надо, чтобы во всех машинах были мегафоны. Как стандарт.

Винтер взял в руки мегафон и нажал кнопку.

— ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ! РАНЕН ПОЛИЦЕЙСКИЙ! Я ПОВТОРЯЮ: ЗДЕСЬ РАНЕНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ, КОТОРОМУ НЕМЕДЛЕННО НУЖНА ПОМОЩЬ. МОГУТ БЫТЬ И ДРУГИЕ РАНЕНЫЕ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖ…

Звук выстрела заставил его резко присесть за машиной. Он не удержал равновесия, пришлось опереться рукой с мегафоном об асфальт. Вот опять. Стреляли откуда-то сверху. Винтер мысленно сравнил интенсивность хлопка — второй выстрел показался ему более дальним. Возможно, они уходят. Противник отступает. Или один из противников — они же стреляли друг в друга.

Он вновь поднял мегафон. Ободранные костяшки пальцев сильно кровили.

— ЭТО ПОЛИЦИЯ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ. ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ, КОТОРЫМ НУЖНА ПОМОЩЬ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ.

Нужны самые простые слова. Можно, конечно, сказать, что это Швеция и здесь такое недопустимо, но вряд ли до бандитов дойдет смысл. К тому же вполне вероятно, что это не соперничающие банды мигрантов, а самые обычные шведские гангстеры. Граждане нашей спокойной страны…

За спиной послышался нарастающий вой сирены. Подъехали две «скорые» и остановились в двадцати метрах. На другой стороне площади, как показалось Винтеру, собралась тысячная толпа. А рядом с ним лежали полицейские и случайные прохожие, попавшие не в то время и не на то место. Или… место то, а время неподходящее. Или наоборот.

Опять раздался выстрел, но на этот раз совсем далеко — прозвучал, как рождественская хлопушка в другом районе.

Раненый полицейский затих.

Как бы он не умер, подумал Винтер. Наверняка тяжелый шок.

— Мы должны принести Йонни, — сказал Сверкер. — Там могут быть и другие раненые.

— ЭТО ПОЛИЦИЯ. УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. МЫ ДОЛЖНЫ ЗАБРАТЬ РАНЕНЫХ. МЫ ПОДНИМАЕМСЯ И ИДЕМ НА ПЛОЩАДЬ ЗАБРАТЬ РАНЕНЫХ. ЭТО ПОЛИЦИЯ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. ЗДЕСЬ МНОГО ЛЮДЕЙ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ. «СКОРАЯ ПОМОЩЬ» ДОЛЖНА К НИМ ПОДЪЕХАТЬ.

Водитель одной из «скорых» дал несколько продолжительных сигналов, точно подтверждая его слова.

Винтер огляделся. Длинная узкая площадь, крыши, вывески магазинов. Сверкер, сжимающий в руке служебный пистолет.

— Убери, — сказал Винтер.

Йонни снова вскрикнул. Выстрелы прекратились. Винтер прищурился, пытаясь определить, есть ли кто-то на крыше, но солнце било в лицо, и через секунду перед глазами поплыли огненные пятна.

— ЭТО ПОЛИЦИЯ! МЫ ВЫХОДИМ НА ПЛОЩАДЬ. ЗА НАМИ ЕДЕТ «СКОРАЯ ПОМОЩЬ». МЫ ВЫХОДИМ НА ПЛОЩАДЬ.

Он встал и медленно обошел машину с мегафоном в руке, мысленно обругав себя идиотом. Потом двинулся по площади, осторожно, будто под ним не мостовая, а образовавшийся за ночь лед. Йон Стольнаке лежал неподвижно. Винтеру показалось, он что-то бормочет.

Он еще раз огляделся. Люди лежали прямо на асфальте и в арках дворов, но он не мог определить, ранены они или просто стараются укрыться от пуль. Рядом он услышал голос Сверкера и обернулся — тот стоял рядом. И Рингмар.

Винтер опустился на колени. Лицо раненого было совершенно белым, а брюки внизу живота пропитаны кровью. Оттуда, из-за машины, они этого не заметили. На этом фоне странно смотрелись начищенные до зеркального блеска ботинки.

Сверкер поднялся и махнул рукой. Водитель «скорой» в ту же секунду рванул с места, словно только и ждал этой отмашки. Взвизг пробуксовавших по асфальту шин точно послужил сигналом: люди стали подниматься с земли. Многих так трясло, что они вынуждены были снова сесть на асфальт. Кто-то навзрыд плакал.

Подъехали еще несколько машин «скорой помощи». Внезапно мимо прогрохотал трамвай, как видение из иного мира. Полицейские с помощью медиков выясняли, есть ли еще раненые. Стольнаке отнесли в машину и увезли. Страшно хотелось пить.

Странно, что девочка не купается в надувном бассейне. Такая жара. Прошло уже много дней. Было жарко, но она не помнила, когда видела девочку в последний раз. И мать не видела… но ей трудно следить за временем, она знала за собой этот грех. Слишком уж она стара… И Эльмера больше нет. Это он подводил часы и в бесконечные летние дни сообщал ей, что дело идет к вечеру. А сейчас темнеет намного раньше. Наступает осень.

Эстер Бергман сквозь щелку в окне слышала детские голоса. Она не любила открывать окна настежь, особенно в такую жару. На дворе еще жарче, чем в доме. В доме приятно.

Дети визжали, прыгая в воде. Хорошо бы им к морю… Море так близко, но поехать туда они не могут. Может, и не хотят, но и не могут. Все эти черноволосые детишки, их мамы или тетки… или кто они им… сидят в тени. Вероятно, там, откуда они приехали, даже и моря нет. Пустыня, должно быть… горы и все такое.

А у девочки волосы не черные. Не у всех детей во дворе черные волосы. Двор большой, что там на другом конце… даже в очках не разглядишь. Иногда ей казалось, что и дойти-то туда — путь не близкий. Еще хорошо, что до магазина она может добраться.

Эстер Бергман сняла очки, протерла и опять надела. Все равно видно плохо… Помыть их, что ли, с порошком? А может, и не в очках дело, а в глазах. Все равно нужно радоваться. Восемьдесят пять все-таки, а она еще управляется. И газеты читает — недолго правда. Быстро устает. И телевизор смотрит, если что-то интересное. Или объявление какое-нибудь. Люди вечно хотят что-то купить или продать — прямо смешно.