— Позвони из моей спальни, — предложила Мэри. — В этом случае ты сможешь говорить сколько тебе угодно.

Нина, обрадованная таким поворотом событий, немедленно побежала в комнату няни. Оставив девушку в одиночестве, о котором та так мечтала. Теперь Мэри могла наконец подумать. И все ее мысли были о Томасе.

Эстер все еще в Эдинбурге, тогда почему Томас, надеявшийся вернуть ее, так поспешил уехать оттуда? Может быть, он просто хотел избавиться от нее и Нины и, вопреки тому, что сказал внизу, собирается вновь вернуться в Эдинбург? Конечно, остаться в городе одному имело для него прямой смысл. Во всяком случае, без Мэри. Особенно после того, что произошло между ними минувшей ночью. Всего лишь прошлой ночью?.. Сейчас она казалась нереальной, почти сном — или, скорее, ночным кошмаром!

Но не может же она вечно сидеть в детской, копаясь в собственных мыслях и чувствах! Все уже разложено по своим местам и прибрано, и ей больше нечего здесь делать. Чашка кофе показалась ей заманчивой идеей. Мэри сможет захватить с собой и сок для Нины.

Но что, если Томас и Джулия все еще стоят у подножия лестницы? Ну конечно же нет. Джулия никогда не будет вести личную беседу там, где ее может подслушать кто-либо из слуг! А, судя по сердитым лицам обоих, беседа между двумя Тэлфордами обещала быть очень личной!

Мэри была права. Когда она спустилась, холл был пуст, во всем доме не слышалось даже отдаленных голосов, что свидетельствовало хотя бы о том, что Томас и Джулия не кричат друг на друга. Они…

— Мэри!.. Слава Богу! — На пороге гостиной Джулии возник возбужденный Томас. — Позвоните на станцию «скорой помощи» и попросите прислать машину как можно скорее!

Она озадаченно заморгала. Ведь не дошло же у них с Джулией дело до драки? Вряд ли. Томас был на многое способен, но поднять руку на женщину точно не мог. Тогда что же?..

— Мэри, да вызовите же наконец «скорую»! — яростно повторил он. — Джулия без сознания. Боюсь, это инфаркт!

К Мэри мгновенно вернулась способность действовать, и она кинулась к ближайшему телефону. Закончив разговор, она тут же поспешила в гостиную и увидела склонившегося над мачехой Томаса. Джулия лежала на диване, лицо ее казалось серым и неожиданно очень старым, вся надменность куда-то исчезла.

— Что случилось? — мягко спросила Мэри, встав рядом с Томасом.

Он не поднял взгляда.

— Мы говорили — правда, должен признать, довольно горячо… Но ведь мы с Джулией всегда так говорим, — хрипло сказал Томас. — Однако на этот раз она вдруг посерела и упала в обморок.

Мэри опустилась на корточки рядом с диваном.

— А о чем вы говорили?

— О Генри! — с отвращением воскликнул Томас. — О чем же еще?

Девушка прикоснулась к щеке Джулии — та была липкой, а руки старой женщины — ледяными.

— Она очень его любит, — сказала Мэри. — И очень им гордится.

— Он себялюбивый, эгоистичный, бесчувственный ублюдок! — с силой проскрежетал Томас.

— Он ее сын, — мягко напомнила Мэри. — А материнская любовь способна многое простить.

Томас резко выпрямился.

— Мне об этом ничего не известно.

Мэри взглянула на него снизу вверх карими затуманенными глазами.

— Мне тоже. Но я уверена: если у меня будет ребенок, я буду трястись над ним так же, как Джулия над Генри. И как вы — над Ниной.

Прежде чем он повернулся к ней спиной и уставился в окно, Мэри заметила, как заходили желваки на его скулах.

Интересно, подумала Мэри, увидел ли он там что-то или просто старается не смотреть на нее и на серолицую женщину, лежащую на диване? Скорее последнее, решила она. Чем бы ни была вызвана злость, овладевшая Томасом сегодня утром, она не оставила его до сих пор. И теперь была направлена на Генри…

— «Скорая» приехала, — внезапно сказал Томас, отворачиваясь от окна. — Думаю, я поеду в больницу с Джулией, а вы побудете здесь с Ниной. И дождитесь возвращения Генри, — ледяным тоном добавил он. — По-видимому, он поехал отвозить Эйлин в Эдинбург и вернется ближе к вечеру…

Когда машина «скорой помощи» увезла Джулию и Томаса, в доме воцарилась жутковатая тишина. Жутковатая — поскольку в ней не было настоящего спокойствия.

Мэри было предоставлено право сообщить новость остальным домашним, включая Нину, которая, когда ее оторвали от оживленной болтовни с Кэти, стала вдруг очень тихой.

— Бабушка умрет? — прошептала девочка, стараясь проглотить подступавшие слезы.

Было бы очень просто сказать: нет, не умрет, а затем молиться о том, чтобы это оказалось правдой. Но Мэри не могла так поступить, не представляя, насколько серьезно состояние Джулии.

— Я не знаю, Нина, — призналась она.

— Мой дедушка умер, когда я была совсем маленькой, — доверчиво сообщила Нина.

Мэри крепко сжала руку девочки.

— Я знаю, милая.

— Моя мама тоже умерла, — напряженно сказала Нина.

Мэри почувствовала, как у нее сжалось сердце от горькой правды, прозвучавшей из уст девочки. Ее мать умерла, покинула ее. Как и мать Мэри. И мать Томаса. Все умирают — рано или поздно. Это был единственный факт жизни, которого невозможно избежать.

Ее рука еще крепче сжала ручку Нины.

— Давай надеяться, что бабушка поправится.

Девочка прикусила нижнюю губу, все еще пытаясь справиться со слезами.

— Мама уплыла на лодке с дядей Генри… и больше не вернулась.

Мэри нахмурилась. Синтия и Генри?.. Был ли это тот самый несчастный случай, о котором упоминал Томас при их первой встрече? Синтия и Генри?

— Но из этого вовсе не следует, что бабушка не вернется из больницы, — заверила она Нину.

— А я смогу навестить ее? — настаивала девочка, внезапно став опять совсем маленькой.

— Если твой папа скажет, что она достаточно хорошо себя чувствует, — ответила Мэри уклончиво, так как и сама не знала, насколько больна Джулия. — Давай сыграем партию в шахматы, пока дожидаемся известий, — попыталась отвлечь она Нину. — Твой папа говорил, что ты хорошо играешь.

Нина бросила на Мэри насмешливый взгляд, до боли напомнивший ей Томаса.

— А мне папа говорил, что вы играете еще лучше.

Мэри рассмеялась, с облегчением почувствовав, что еще в состоянии над чем-то смеяться.

— Он был не очень внимателен, когда мы с ним играли вчера вечером. — Еще бы, его мыслями целиком владела другая женщина!

— Я не боюсь проигрывать, — призналась Нина. — Папа сказал, что это полезный опыт.

— Вот как? — сухо заметила Мэри; она очень сомневалась, что сам Томас когда-либо радовался опыту поражений!

Нина хихикнула, заметив кислое выражение на лице няни.

— Но мне кажется, что вчера вечером он так не думал!.. Я все еще не могу поверить, что вы его победили. — Она покачала головой, садясь напротив Мэри за шахматную доску. — Такого с ним раньше не случалось.

Мэри склонила голову над фигурами, ее улыбка потускнела. Не случалось и не случится впредь. Вряд ли ей когда-нибудь еще удастся остаться наедине с Томасом…

Однако она чувствовала облегчение оттого, что игра отвлекла Нину от навязчивых мыслей о смерти. Печально, что малышке через всю жизнь придется пронести груз трагических воспоминаний. И ужасно, что ее мать умерла такой смертью. Она тонула, борясь за каждый глоток воздуха, и погибла только потому, что вода возобладала над воздухом. Такого и врагу не пожелаешь!

Но сейчас она, по крайней мере знала, что не Синтия покончила с собой в бухте. А это означало, что той женщиной была, очевидно, мать Томаса… Как ужасно, что две женщины из семейства Тэлфорд нашли свою смерть в воде!

А сейчас Джулия, третья женщина из этого семейства, оказалась на больничной койке… Мэри понимала, что у нее самой появилась навязчивая идея, а это еще никому и ни в чем не помогало!

Как быстро она погрузилась в жизнь и переживания этой семьи — семьи, словно бы преследуемой злым роком. Даже Генри женится на женщине, с которой не намерен вести себя честно. Одна надежда, что Томас прав и Тэлфорды не типичны!