— А что я, по-твоему, сейчас делаю? — проворчал он.

Как только Дотти вышла, Люк быстро пересек кухню и оказался рядом с Робин.

— Что случилось? — требовательно спросил он.

Робин смотрела мимо него. Ей очень хотелось забыть все те ужасные вещи, которые писали о нем во всех газетах десять лет назад. Она помнила и фотографии в этих газетах: молодой жизнерадостный мужчина с обаятельной мальчишеской улыбкой. Теперь от улыбки не осталось и следа. Эти десять лет нелегко дались Люку, изрезав морщинами лоб и заложив под черными глазами глубокие тени.

— Ничего не случилось. — Ее голос был сух и холоден. — Я уже все вам объяснила.

— То, что вы сказали, слишком удобно, чтобы быть правдой. — В волнении он принялся мерить шагами кухню. — Послушайте, я понимаю, что вам неприятно было слышать то, что я говорил Дотти сегодня утром. Но это всего лишь слова. Подумайте, как будет огорчена Дотти, узнав, что вы уезжаете из-за них!

Что бы ни произошло в жизни этого человека, он все же любил Дотти и пытался по-своему заботиться о ней. Робин по-прежнему не понимала, что связывает их. Но существующая между ними глубокая привязанность была несомненной. Будь это не так, Дотти никогда не пригласила бы подругу в этот дом.

— Она не узнает, — сказала Робин. — Во всяком случае, не от меня, — поправилась она.

— Робин! — Одним тигриным прыжком Люк оказался возле нее и, схватив за плечи, легонько встряхнул. — Я пытаюсь сказать, может быть не очень складно, что не хочу, чтобы вы уезжали из-за меня.

Робин наконец решилась посмотреть ему в лицо. С первой минуты знакомства она поняла, что он жесткий человек. То, что она узнала два часа назад, говорило о том, что он еще и жестокий. Но только вчера он целовал ее с такой нежностью и страстью… Как столь противоречивые черты характера могут уживаться в одном человеке?

— Отвечайте мне, черт побери!

Робин облизнула пересохшие губы.

— Я уже говорила вам, что возникли чрезвычайные обстоятельства в галерее…

— Неужели вы думаете, что я поверю такой жалкой выдумке? — презрительно бросил Люк.

— А я и не прошу вас верить во что бы то ни было. — Робин понемногу овладевал гнев. — Пусть это ваш дом, но пригласила меня сюда Дотти, и только перед ней я буду отчитываться в своих поступках!

— Дотти поверит вашим объяснениям не больше, чем я! — отрезал Люк. — Неужели ее дружба значит для вас так мало, что вы готовы нанести ей такой удар?

— Конечно нет! — протестующе воскликнула Робин. — Но…

— Но — что? — перебил ее Люк. — Неужели это все из-за того, что я пару раз поцеловал вас? Вы, помнится, не возражали!

Удар попал в цель. Яркий румянец вспыхнул на щеках Робин, заставив ее склонить голову. Да, она действительно не возражала. И это еще одна причина немедленно вернуться в Лондон. Ей нужно было время, много времени, чтобы решить, что именно значат для нее эти поцелуи. А они действительно что-то значили для нее.

— Мы же взрослые люди, Люк, — притворно засмеялась она. — Не будем придавать слишком большого значения этому короткому эпизоду. В конце концов, это были не первые поцелуи в моей жизни, и в вашей, я уверена, тоже. Всего лишь физическое влечение, не более того.

— Всего лишь физическое влечение? — яростно повторил Люк, и его дыхание обожгло ее щеку. — Неужели я произвожу впечатление человека, который бросается целовать каждую попавшуюся ему на пути привлекательную женщину?

— Откуда мне знать? — пожала плечами Робин, выдержав его взгляд.

— Проклятье! — Он невольно отступил назад. — Вы прекрасно понимаете, что это не так! Я даже не помню, когда в последний раз… Впрочем, неважно. Но вы… увидев вас, невозможно не захотеть вас поцеловать!

— Звучит как извинение, — заметила Робин, к которой возвращалось самообладание по мере того, как Люк, казалось, все больше его терял.

Он не помнит, когда он в последний раз — что? Целовал женщину? А как же таинственная Шарлотта? Не говоря уже о его более чем странных отношениях с Дотти.

— Я не извиняюсь, Робин! — Люк в бешенстве стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда. — Меньше всего мне хочется извиняться за то, что я целовал вас!

— Я и не прошу вас делать это, — насмешливо заметила она.

— Нет, но… — Люк понемногу успокаивался. — Я должен просить у вас прощения за то, что сказал сегодня утром… что не хочу видеть вас здесь…

— Я сама виновата, — ответила Робин. — Не надо было подслушивать. — Она вздрогнула, вспомнив, как от потрясения не могла сделать ни шагу.

— Вы позволите мне закончить? — нетерпеливо воскликнул он. — Вряд ли вы еще когда-нибудь услышите от меня то, что я собираюсь сказать сейчас.

Робин понимала, что Люк не из тех, кто привык брать свои слова обратно. Ее удивляло уже то, что он вообще начал извиняться.

— Если вам от этого будет легче, что ж, я слушаю вас.

— Дело не в том, чтобы мне стало легче… — Люк принялся расхаживать из угла в угол, сжимая и разжимая руки. — Робин, вам когда-нибудь говорили, что вы можете свести с ума кого угодно?

— Что-то не припомню, — покачала она головой, но уголки ее рта дрогнули в подобии улыбки.

— Так оно и есть. — Люк засунул руки в карманы джинсов. — Но все дело в том, Робин Пауэр, что я не хочу, чтобы вы уезжали.

— Прошу прощения? — Робин даже рот открыла от изумления.

— Я сказал, что не хочу, чтобы вы уезжали! — Во второй раз эти слова, видимо, дались Люку немного легче, потому что он опустил плечи и расслабился.

— Большинством голосов — два против одного, — ты остаешься, Робин! — радостно заключила Дотти, появляясь в дверях. Гарм неспешно трусил за ней. — А тебе, Люк, совсем не обязательно так кричать на нее. У Робин отличный слух.

— Я это заметил, — мрачно отозвался Люк и, резко повернувшись, вышел из кухни своей обычной стремительной и бесшумной походкой.

— Что это с ним? — спросила Дотти, обращаясь к подруге. — Чего ты ему наговорила?

Робин вовсе не считала, что сказала Люку что-то, что можно было принять так близко к сердцу. Разве что — если интуиция ее не обманывает — упомянутые поцелуи значили для Люка несколько больше, чем просто физическое влечение. Но если ей сейчас нужно о чем-то подумать, то вовсе не о его задетых чувствах. Потому что сама она…

— Что с тобой, Робин? — встревожилась Дотти. — Ты вдруг побледнела…

Побледнела! Чудо еще, что не потеряла сознание, когда перед ней с ослепительной ясностью предстала страшная истина.

Она влюбилась в Люка Бланшана!

Ноги подкосились, и Робин с тихим стоном опустилась на стул. Что она наделала… Что она наделала!

— Робин? — Дотти выглядела не на шутку испуганной. Она присела на корточки, заглядывая снизу в лицо Робин и пытаясь согреть ее ледяные ладони своими.

Робин тряхнула головой, словно желая отогнать навязчивые мысли. Ей даже удалось слабо улыбнуться Дотти, что вызвало у той новый прилив беспокойства.

— Не возражаешь, если я поднимусь в свою комнату и прилягу? — спросила Робин. — Вы можете съесть ланч без меня. Все уже готово.

— Бог с ним, с ланчем, — нетерпеливо отозвалась Дотти. — Скажи, что с тобой происходит.

Дотти была ее ближайшей подругой, и Робин с детства привыкла поверять ей все свои тайны, но эту… Как она могла сказать Дотти о своих чувствах по отношению к ее брату, тем более что, возможно, он ей вовсе и не брат!

— Думаю, я просто устала, — проговорила она. — После Лондона у меня кружится голова от здешнего свежего воздуха. Немного полежу, и все пройдет.

Как раз в этом-то Робин и сомневалась. Более того, была убеждена в обратном!

— Хорошо, — сказала Дотти, вставая. — Но я все-таки считаю, что тебе не стоит уезжать в Лондон сегодня же. Тебе, на мой взгляд, вообще пока не стоит возвращаться к работе. Пожалуйста, обещай мне хотя бы подумать об этом, когда будешь отдыхать.

— Все будет в порядке, — заверила подругу Робин, зная, что теперь уже ничто не сможет удержать ее от отъезда. — Я подумаю над твоими словами. А ты пообещай мне, что вы с Люком съедите ланч, который я приготовила. Будет жаль, если пропадет столько хорошей еды.