— Иначе мне придется объяснять Дотти, почему я вынуждена уехать отсюда. А мне бы очень не хотелось огорчить ее, заявив, что ее брат злоупотребляет своим правом хозяина дома.

Робин смотрела прямо в глаза Люку, чтобы он не сомневался в твердости ее намерений.

— И все же вы готовы ее огорчить, если я продолжу… как вы это назвали… «злоупотреблять правом хозяина»? Что за старомодное выражение!

— Увы, — развела руками Робин, — я сама немного старомодна. В некоторых отношениях.

— Что вы имеете в виду? — сощурился Люк.

— Полагаю, вы прекрасно понимаете, о чем речь, — отрезала Робин. — Что бы Люк ни думал по этому поводу, она не собиралась становиться для него объектом очередной интрижки. — Если вы не имеете ничего против, — сказала она, — я закончу убирать здесь и отправлюсь спать.

— Одна? — Люк саркастически изогнул бровь.

— Именно, — подтвердила Робин, снова вспыхнув не столько от смущения, сколько от гнева. — Послушайте, Люк, вам обязательно нужно, чтобы я заявила открытым текстом, что не желаю вас?

— Вовсе нет, — усмехнулся он, — тем более после того, как пару часов назад вы совершенно недвусмысленно заявляли обратное.

— Еще раз повторяю: оставьте меня в покое!

— Охотно, — Люк отвесил ей иронический поклон, — если вы, мадам, сможете поручиться за себя!

— Вы просто…

— Да? — подбодрил ее Люк, когда она умолкла, не закончив фразы.

— Неважно, — сказала Робин. — Надеюсь, в присутствии Дотти вы согласны соблюдать хотя бы видимость приличий?

— Дорогая моя, стадию приличий мы давно уже прошли, — язвительно заметил Люк. — Если она вообще когда-то имела место.

Пожалуй, нет, подумала Робин. Их отношения с Люком развивались слишком стремительно, в один миг превратившись из отчужденных в почти интимные. Совсем не то, что нужно было Робин после пережитой ею год назад эмоциональной травмы.

— В любом случае, — возразила она, — вы можете попытаться, хотя бы для Дотти. Если усилие не будет для вас чрезмерным, — ядовито добавила она.

— Я подумаю, — кивнул Люк.

Робин поймала себя на том, что настороженно следит за каждым движением Люка, готовясь отразить новое покушение. Люк тоже заметил это и откровенно наслаждался ее реакцией.

— Я заберу Гарма к себе наверх, — сказал он. — И знаете что, Робин? — Люк оперся обеими руками на спинку стула и навис над ней с неизвестно откуда взявшейся яростью. — Может быть, вы когда-то действительно оказались в удачное время в удачном месте, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — но сейчас и здесь — мое время и мое место. И если хоть капля вашей, как вы говорите, заслуженной популярности нарушит покой моего дома и моей личной жизни, — теперь Люк почти кричал, — я немедленно вышвырну вас за дверь! Вам понятно?

— Вполне, — вздернула подбородок Робин.

— Ничего-то вам не понятно, — с неожиданной горечью произнес Люк, прежде чем повернуться и, ссутулившись, выйти из кухни.

Робин с трудом перевела дыхание и почувствовала, что у нее дрожат колени. Как бы она была счастлива вообще никогда не приезжать в этот дом! И никогда — никогда! — не встречать этого человека.

Похоже, остаток ее нормандских каникул станет настоящей пыткой. И Люк даже пальцем не шевельнет, чтобы облегчить ее участь!

— Я понимаю, Дотти — самая близкая твоя подруга. Но это еще не значит, что ты должна приглашать такую, как она, в мой дом!

Робин проходила по галерее, собираясь спуститься в кухню, когда ее внимание привлекли тихие голоса, доносящиеся снизу, из-за приоткрытой двери в гостиную. Было около восьми часов утра, но Люк и Дотти уже поднялись.

Робин собиралась пройти мимо гостиной, оставив брата и сестру разговаривать наедине, но последние слова Люка невольно заставили ее замереть на месте.

«Такую, как она»? Что он хотел этим сказать?

Должно быть, Дотти что-то ответила, потому что Люк негромко согласился:

— Да, она говорила мне. Я готов поверить, что у нее нет дурных намерений. И все же я не желаю, чтобы Робин Уайт торчала в моем доме и задавала вопросы!

Робин тихонько ахнула, зажав рот рукой. Что должно было означать последнее замечание?

Она понимала, что ее поведение непростительно. Стоять под дверью, слушая чужие разговоры, было верхом невоспитанности, но она не могла бы заставить себя сделать хоть шаг, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

— Я понимаю, что после смерти мужа ей пришлось тяжело, — продолжал Люк, — но факт остается фактом…

— Ты не хочешь, чтобы она оставалась здесь! — с гневом подхватила Дотти.

— Да, не хочу. — Голос Люка был жестким и решительным. — И уж ты-то должна отлично понимать почему.

Робин не знала, что ей думать. Правда, их отношения с Люком никогда не были ровными, но ни разу до сих пор он не давал ей понять, что ее присутствие так неприятно ему!

— Люк, уже прошло десять лет, — уговаривала его Дотти. — Тебе пора бы уже забыть…

— Забыть?! — яростно выкрикнул он, не заботясь о том, что его могут услышать. — Я-то готов забыть, но найдутся другие, которые рады будут напомнить мне!

— Ты не можешь этого знать, пока…

— И я не собираюсь ждать, пока это сделает твоя Робин, — уже тише закончил Люк.

— Но ведь она тебе понравилась, — укоризненно произнесла Дотти.

— Какое, к дьяволу, это имеет значение? — отрезал он. — Речь сейчас идет не об этом.

— Разве? — возразила ему сестра. — А у меня сложилось другое впечатление.

— Предупреждаю тебя, Дотти, — его голос звенел от сдерживаемых эмоций, — даже не намекай на возможность каких-то отношений между мной и твоей подругой. Робин — слишком заметная фигура, к тому же журналистка. — Последнее слово он произнес с особенным отвращением.

— А ты — скромный отшельник, нашедший приют в пустынных скалах Нормандии, — подхватила Дотти. — Но, Люк, ведь так было не всегда. Неужели ты не скучаешь по прошлой жизни? Разве тебе не хотелось бы…

— Нет! — отрезал он. — Мне не хотелось бы. И я вовсе не скучаю по этой чертовой прошлой жизни и не желаю даже вспоминать о ней!

Услышав приближающиеся шаги Люка, Робин словно очнулась и, не желая быть застигнутой за подслушиванием, бесшумно метнулась в сторону кухни. Она еще успела услышать скрип открывающейся двери и последнюю реплику Люка:

— К тому же она почему-то вбила себе в голову, что я твой брат! Мистер Харрингтон, ха!

Робин влетела в кухню и, не обращая внимания на вскочившего при ее появлении Гарма, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Ее мысли путались, не давая сосредоточиться.

Если Люк не брат Дотти, то кем же он ей приходится? И кто он вообще такой?

Робин вспомнила, что каждый раз, когда она называла его «мистер Харрингтон», в полной уверенности, что у Дотти и ее брата должна быть одна фамилия, Люк, поморщившись, просил звать его просто по имени. Тогда ей казалось, что это из-за отвращения к формальностям, но теперь она задумалась: а что если его фамилия вовсе не Харрингтон? И почему, в таком случае, он не спешил исправить ошибку Робин, просто представившись ей?

Она сварила себе крепкий кофе и устроилась за столом, совершенно выбитая из колеи подслушанным разговором.

Дотти всегда говорила о Люке как о своем брате, а поскольку дня не проходило, чтобы она так или иначе не упомянула о нем, Робин была совершенно уверена, что так оно и есть. И что произошло десять лет назад? Что-то, что заставило Люка расстаться с «прошлой жизнью», что бы Дотти под этим ни подразумевала.

Как раз десять лет назад Дотти впервые появилась в колледже Элеоноры Аквитанской…

— Вот ты где! — Дотти впорхнула в кухню, радостная и свежая, несмотря на утомительный вчерашний путь, в теплой клетчатой рубашке и джинсах. — А мы с Люком уже было решили, что ты проспишь сегодняшнюю прогулку с Гармом!

Она плеснула в чашку кофе и принялась намазывать рогалик джемом.

Робин мрачно смотрела на нее, потому что прекрасно знала: четверть часа назад Дотти с Люком решили нечто совсем другое. Но разговор с братом — с Люком, поправила себя Робин, — не оставил никаких следов на беззаботном личике подруги, тогда как она чувствовала себя в центре боевых действий.