Мальчик переждал какое-то время и, услышав шум отъезжающей машины, вновь выглянул из укрытия. У закрытых металлических ворот никого не было.

Беглец бросился к воротам, попробовал открыть замок, но тот не поддался, тогда мальчик бросился вдоль забора. Вокруг не было ни души. Саша добежал до конца забора, тот упирался в высокую сплошную стену, и ребёнок с отчаяния заплакал.

— Что же делать! Папа! Он попытался пролезть сквозь прутья, но расстояние было настолько узким, что голова никак не проходила. Весь в слезах, ребёнок опять вернулся к воротам и отчаянно затряс их. Раздался страшный грохот, мальчик испуганно метнулся в сторону и побежал к дому. В этот момент к воротам подъехала «Газель» с затемнёнными окнами. Машина остановилась, открылась дверца, вышедший шофёр открыл ключом замок, и ворота широко распахнулись. Мальчик вжался в стену и присел.

Машина въехала во двор. Оттуда вышли двое охранников и невысокий мужчина лет сорока пяти. Саша успел шмыгнуть опять за мусорные баки и притаился. Мужчины, не заметив ребёнка, вошли в дом. Невысокий глуховатым голосом произнёс:

— Он не мог пролезть в форточку, мальчишка где-то на территории. Обыщите все вокруг: дом, двор. Забор достаточно высокий, ребёнку его не преодолеть. Действуйте.

Охранники кивнули и быстро двинулись вдоль забора. Мужчина вошёл в дом.

Саша Снегирёв, недолго думая, закинул ногу и оказался в мусорном баке.

Тихомиров задумчиво смотрел на темнеющий за окном город и молча слушал доклады Краснова и Николаева.

— Экспертиза показала, что пуля, найденная в теле Старостиной, и пули, обнаруженные при похищении ребёнка, были выпущены из одного ствола. Вот заключение специалистов по баллистической экспертизе…

Краснов протянул бумагу начальнику.

— Хорошо, я посмотрю, — на редкость спокойным голосом отозвался Тихомиров.

— У Жучкова я был, он клянётся, что ни при чем. Мне кажется, ему можно верить.

— Хорошо, — опять ровным голосом ответил Тихомиров.

Николаев и Краснов замолчали. Им было странно видеть своего начальника в таком состоянии. За все время работы с Олегом Филипповичем они не могли припомнить случая, когда следствие заходило бы в тупик, а Тихомиров был так спокоен. Они не знали, что сказать, и поэтому удручённо молчали.

— А вы чего приуныли? — Майор наконец оторвал взгляд от окна и повернулся к своим подчинённым. — Чего такие грустные?

— Олег Филиппович, мы уже обо всем доложили, — осторожно произнёс Краснов, — у нас больше ничего нет…

— У вас нет, — как эхо, повторил Тихомиров, — у вас нет. Зато у меня есть.

Николаев и Краснов замерли в ожидании.

— Во-первых, появился Снегирёв. Его никто не похищал. Он, оказывается, ездил по делам. Кандидатуру свою выставлять больше не собирается. Спрашивал о результатах поисков. Что я ему ответил, вы, наверное, догадываетесь, — А какого черта он… — начал было Краснов, но Тихомиров жестом его остановил.

— Новость вторая. Ещё более неожиданная. По нашим стопам кто-то ведёт дополнительное расследование. Молодой мужчина с поддельными документами был сначала в госпитале, потом в офисе у Снегирёва. Кто это, я не знаю. Поэтому спрашиваю вас. Вам что-нибудь об этом известно?

Алексей и Андрей пожали плечами.

— Так я и знал. И информация третья, господа оперативники. Через несколько часов истекут вторые сутки, и наше время потом будет исчисляться минутами. Я не буду вам говорить, какие вы должны сделать выводы из этой третьей информации. Думаю, сказанного достаточно. Вы свободны. Можете идти.

Иван Давыдович Снегирёв молча сидел перед пустой чашкой кофе и задумчиво вертел в руках ложку. Ситуация была тупиковая. И как из неё выйти, Снегирёв не знал. На чаше весов были два близких для. него человека. Но если бы был выбор, он, конечно, не задумываясь, выбрал бы безопасность своего сына. Но выбора не было. И Снегирёв невидящими глазами следил за снующим между столиками официантом, смотрел на постепенно заполняющееся кафе, темнеющий за окном город.

Ещё несколько часов назад он, продумав всю ночь, принял решение и с тяжёлой головой вышел из своего подъезда через чёрный ход. Ему не хотелось быть замеченным не потому, что он что-то скрывал или кого-то боялся. Нет, Снегирёву просто была неприятна сама мысль, что через несколько минут после его появления кто-то кому-то будет докладывать о его передвижениях. Поэтому он и воспользовался чёрным ходом. Быстро дошёл до стоянки такси и, разбудив дремавшего таксиста, сел на переднее сиденье.

— За сколько ты сможешь доехать до Киришей?

— За два часа долетим.

— Поехали.

Нельзя сказать, что решение об отказе от выборов далось ему легко.

Снегирёв понимал, что проделана огромная работа, вокруг него собрались толковые, знающие люди. А их было не просто найти. Была потрачена масса денег, сил и времени. Но другого выхода Иван Давыдович не видел. Следствие медлило, местонахождение мальчика было до сих пор неизвестно, ждать ещё два дня казалось самоубийством. Одним словом, активные шаги нужно было предпринимать самому.

Ивану Давыдовичу оставалось сделать лишь одно дело — сообщить о своём решении Валентину Сергеевичу Кузнецову.

Называя своего старого друга детства Вальку Кузнеца по имени-отчеству, Снегирёв всегда усмехался. Ну никак не шло к Вальке формальное обращение.

«Вечный двигатель» — так называли Кузнецова в школе учителя. И действительно, мальчик отличался редкой подвижностью, траекторию его движения было трудно проследить, он перемещался с невероятной скоростью, хотя комплекция, казалось, этому не способствовала — невысокого роста, крепкий, чуть косолапый. Таким Валька остался и до сих пор. Даже лёгкая картавость осталась, она придавала ему какую-то детскость, может быть, поэтому на Вальку нельзя было всерьёз обидеться, да и поругаться с ним тоже было нельзя. Он вспыхивал мгновенно и мгновенно остывал, тут же его мысль перескакивала на что-то другое, и оставалось только рассмеяться над его непосредственностью.

Правда, что-то вроде конфликта вышло у них только один раз. Было им тогда около десяти лет. Стояло лето, от жары было некуда деваться, мальчишки с неохотой гоняли по раскалённому асфальту на велосипедах и каждый час бегали домой за водой. В конце концов, одурев от жары и потеряв всякий интерес к велосипедам, они сели в тени на скамейку возле подъезда и вяло о чем-то беседовали. Как всегда, говорил Валька, Иван молча внимал. Неожиданно его взгляд скользнул по окнам дома и внезапно остановился. От удивления Иван открыл рот, и Валька, заметив, что друг его не слушает, проследил взглядом за тем, куда смотрит Иван, и тоже замер. На балконе третьего этажа бесстрашно разгуливала по перилам хрупкая девочка в красном купальнике.

— Во даёт, — первым подал голос Валька.

— Сорвётся, — выдохнул Иван.

— Не-а, смотри, как уверенно держится, молодец, девчонка.

Через несколько дней они познакомились с бесстрашной акробаткой. Её звали Вика Новикова, а в тот день она, оказывается, репетировала номер.

Иван зачарованно смотрел на девочку и от восторга готов был кричать на весь свет. По ночам ему снились её огромные синие глаза и тёмные пушистые ресницы, длинные волосы, заплетённые в косу, были особым предметом его фантазий. То ему снилось, что Вика распускает косу, и волосы мягкими струями ложатся ей на плечи, то вдруг поднявшийся ветер путает волосы, и они закрывают девочке лицо. Иван видел, как он подходит и нежно гладит Вику по голове…

— Втюрился, — понаблюдав за изменившимся другом, поставил диагноз Валька, — как дурак, втюрился.

— Вот ещё, — храбрился Иван, но через несколько дней признался:

— Влип я. Кузнец, Вика мне по ночам снится.

— А я сразу сказал, что втюрился. Что делать будешь? — Валькина активная натура требовала немедленного действия.

— Не знаю.