— Ложь! Бессовестная ложь!

На перекрестном допросе он лишь дразнил агента ФБР, бросая издевательские реплики после каждого его слова: «Ну, ясное дело!», «Ошибаешься, приятель». Трафикант вел себя вызывающе и то и дело обращался к репортерам с вопросом: «Ну, как я держусь?»

В этом насквозь коррумпированном регионе, где к официальным властям относились с недоверием, Трафикант мгновенно сделался народным героем. В его честь устраивали приемы, появились футболки с надписями в его поддержку. И всем было плевать, что налоговое управление подтвердило факт получения взятки и уклонение от налогов. Плевать было и на то, что деньги, которые он взял якобы лишь затем, чтобы использовать их как улику, бесследно исчезли; что один из заместителей Трафиканта показал под присягой, что шериф просил его симулировать покушение на самого себя, чтобы предстать в роли жертвы мафии и оттянуть таким образом судебное разбирательство. («Он уговаривал меня ранить его, но так, чтобы не искалечить», — пояснил заместитель.)

Ничто не могло повредить Трафиканту, ибо он лучше других понимал народ, среди которого жил. Присяжные прозаседали четыре дня и оправдали его по всем пунктам. Чарли Краб почти не ошибся с предсказанием, с той только разницей, что Трафикант стал не губернатором, а членом конгресса Соединенных Штатов.

К тому времени как Трафикант отправился в Вашингтон (в 1985 году), экономика долины Мэхонинг уже пришла в упадок. Резко упал мировой спрос на сталь, регион стал депрессивным. Закрывались металлургические заводы, на складах скапливался неликвидный товар. К концу десятилетия население Янгстауна сократилось на двадцать восемь тысяч человек, зато небо, которое десятилетиями закрывали грязные облака выбросов предприятий, стало почти голубым. Трафикант, многократно и успешно избиравшийся в конгресс, рьяно выступал против свертывания производства. Когда обанкротился один из последних сталелитейных заводов региона — это было в конце 80-х, — Трафикант высказался вполне в духе Чарли Краба.

— Время разговоров прошло! — заявил он и пригрозил, что если владелец какого-нибудь завода разорит предприятие, дающее местным жителям работу, то «возьмет его за глотку и удлинит ее на пару дюймов».

Процветающая индустрия в свое время привлекла мафию в регион, но депрессия не изгнала ее, а, напротив, укрепила. В Янгстауне практически не осталось тех, кто в 1970-е и 1980-е годы внес свой вклад в борьбу против мафиозных кланов Чикаго, Буффало и Нью-Йорка. Представители среднего класса либо покинули Янгстаун, либо обнищали. Немногие остававшиеся еще честные политики были запуганы или лишены реальной власти.

Таким образом, жизнь в городе оказалась как бы перевернута с ног на голову, и в результате выросло целое поколение, не знавшее никакой другой власти, кроме власти мафии, и привыкшее преклоняться перед ней.

Бэтчо сделал себе на руке татуировку с портретом босса и с гордостью заявлял, что «охотно примет за него пулю».

Тем временем Ленни Стролло с партнерами, отметив недостаточную наполняемость своих казино, подмяли под себя местных наркоторговцев и вообще весь криминалитет — больше-то ни у кого в долине денег не было.

Мафия, некогда соперничавшая с государственной властью в регионе, теперь попросту вытеснила ее. К 1997 году в городе Кэмпбелл, например, Стролло контролировал до 90 процентов назначений в полицейском департаменте. Он изменил условия приема туда таким образом, чтобы лично выбирать нужного шефа полиции и патрульных. Глава юридического отдела города приносил Стролло на дом список кандидатов на продвижение по службе, и тот принимал решение. Один юрист, которому пришлось поработать в этом городе, рассказывал мне, что Стролло мог, например, «одних бандитов отправлять в тюрьму, а других — освобождать».

В 1996 году трое убийц клана (среди них был Мо-Мен Харрис) отправились на очередное дело, но в Кэмпбелле их остановили патрульные за превышение скорости. В машине полицейские обнаружили винтовку АК-47, револьвер «магнум-357» и 9-миллиметровый пистолет. Тогда один из бандитов позвонил с мобильного телефона Джеффу Риддлу. Тот примчался на выручку и заявил полицейским, что эти люди выполняют поручение Еврея Берни. Убийц отпустили.

В тех редких случаях, когда член «семьи» все же попадал на скамью подсудимых, подкупали судей. Однажды, когда судья отказался замять дело, Стролло приказал Бэтчо ранить представителя обвинения Гэри Ван Броклина и таким образом сорвать судебное заседание. Позднее Бэтчо рассказывал, как все было:

— Я предварительно спросил его: «Вы Ван Броклин?» После того как он ответил «да», я прострелил ему колено.

Энди Арена, начальник Кронера, говорил мне:

— Не представляю, как в этом городе мог бы выжить честный юрист.

Некий Чарльз ОʼНести «носил деньги» от Стролло городским чиновникам, в чем сам позднее признался. В 1984 году Трафикант предоставил ОʼНести место в своей структуре, хотя на тех пресловутых пленках сам клеймил ОʼНести как пособника мафии и обещал упрятать его в тюрьму. После этого, работая на пару, Трафикант и ОʼНести успели провернуть множество афер.

Только в 1994 году ФБР начало осуществлять план, который в итоге привел к разоблачению этой преступной сети. Однажды утром агенты, собравшиеся в тесном местном отделении, застали Кронера буквально в отчаянии: только что его недавний триумф (а триумфов было так мало!) обернулся поражением: за год до того ему удалось добиться для Стролло приговора за азартные игры — но вот его заклятый враг уже выходит на свободу и вновь в силе. Даже когда удается их разоблачить и осудить, возмущался Кронер, они возвращаются как ни в чем не бывало.

Тогда Кронер и его сотрудники решили попробовать другой подход: начинать чистить не с верхушки, как они пытались до сих пор, а с мелкой сошки, с букмекеров и крупье.

— С самого начала мы твердо решили, — говорит Кронер, — что не успокоимся, пока не доберемся до их гнезда. И даже если ради этого нам придется идти на соглашение с теми, против которых есть уже улики, — что ж, мы пойдем на компромисс.

Одним из первых сотрудничать со следствием решился букмекер Майкл Сабелла. После того как федеральные агенты задержали и допросили его по другому делу, Сабелла согласился спрятать на себе записывающее устройство, отправляясь в местные игорные притоны. Таким образом он собрал множество улик, с помощью которых следователи вынудили к сотрудничеству еще нескольких «младших служащих» из организации Стролло. Те, в свою очередь, дали сведения, которые позволили поставить на прослушку телефоны. Число перехваченных и записанных разговоров очень скоро перевалило за тысячу. Кронер, Джон Столл и Гордон Клау сидели круглыми сутками, прослушивая пленки и анализируя информацию.

— Нашим родным пришлось тогда нелегко, — вспоминал Кронер. — Это было трудное время для всех.

Но даже за год работы не удалось проникнуть в ближайшее окружение Стролло. Впрочем, информации оказалось достаточно, чтобы получить у судьи разрешение на прослушивание телефонов самого босса, и вскоре Кронер и его сотрудники уже изучали записи разговоров Стролло. Из них становилось очень похоже, что он собирается убить какого-то священника. Кроме того, что-то говорили насчет какого-то «засранца, который сделал это прежде, чем его пристукнули».

Однажды информатор предупредил Кронера, что Стролло собирается покончить со своим конкурентом Эрни Бьондилло. Считая своим долгом предупредить жертву, Кронер позвонил Бьондилло.

— Это Боб Кронер, — представился он. — Вы знаете, кто я?

— Да, я вас знаю.

— Нужно поговорить без свидетелей.

В тот же вечер они встретились на неосвещенной парковке. «Кадиллак» Бьондилло остановился возле автомобиля Кронера. Они разговаривали, сидя каждый в своей машине, опустив окна. Кронер надеялся, что полученное предупреждение вызовет у Бьондилло желание сотрудничать с властями, но мафиози знай себе твердил: «Кто ж это на хрен хочет меня прикончить?»