Следующий день выдался холодный. Ши был в свитере, в тяжелых альпинистских ботинках. Стейси держала его за руку. Кевин еще ни разу не возвращался на место трагедии, он старался даже не смотреть на снимки Ground Zero в газетах и в новостных программах.

Подъехал Лайм Флаэрти, член четвертой группы спасателей. В пожарной академии Флаэрти был наставником Кевина, а после 11 сентября почти не отходил от рухнувших башен, разыскивая останки своих людей, спал едва ли два-три часа в сутки. Он повез нас «в самый центр».

— В тот день ребята сделали все, что могли, — рассказывал Лайм по дороге. — Башни рушились, а они продолжали карабкаться. Никто не струсил, не убежал.

Мы проехали несколько пропускных пунктов, стараясь следовать тому маршруту, по которому в роковой день ехал Кевин Ши со своими товарищами. Ши прижался лицом к стеклу и только отирал пот со лба. Над развалинами торчали высокие башенные краны, а за ними — две огромные металлические балки, соединенные в гигантский надгробный крест.

— Смотрите! — Кевин ткнул пальцем в окно. — Вот машина номер сорок. Грузовик, на котором мы приехали.

На обочине дороги стоял большой красный грузовик с номером 40 на борту.

— Его отогнали сюда, — сказал Кевин. — Мы тогда не здесь остановились. — Он посмотрел на меня так, как будто я мог подтвердить это или опровергнуть. — Ведь так?

Мы проехали последний контрольный пункт, и Флаэрти сказал:

— Мы на месте.

— Южная башня, — указала Стейси. — Там, где кран.

— О господи! — воскликнул Кевин.

От южной башни не осталось ничего — гигантская прореха в линии небоскребов. Флаэрти припарковался, мы вышли. Он роздал нам шлемы и велел быть осторожнее: мы вплотную приблизились к руинам.

— Где командный пункт южной башни? — спросил Кевин.

— Десять этажей под землей, — ответил Флаэрти. — И все еще горит.

Кевин усиленно заморгал — воспоминания разом обрушились на него, все вдруг встало на место.

— Я схватил огнетушитель, — заговорил он, — и побежал вслед за ребятами. Вокруг падали погибшие. Я помню, как они падали, помню этот стук тел о землю. Я погасил горящий автомобиль. Потом вошел на командный пункт и увидел Патричелло. — Кевин опустил глаза и продолжал так, словно картина стояла у него перед глазами: — Я обнял его. Просил поберечь себя.

Тут Кевин умолк. Каким же образом он попал из командного пункта на Олбани-стрит? Он бы не добежал туда за считаные секунды, как бы ни торопился.

— Вероятно, тебя выбросило взрывом, — предположил Флаэрти. — Многих при падении башни подняло на воздух и выбросило.

— Если смотреть отсюда, где Олбани-стрит? — уточнил Ши.

— Там, — указал Флаэрти, и мы все припустили бегом, шлепая по грязи.

Свернули в проулок — там все еще стояли засыпанные пеплом машины, стекла в них полопались. Ши припомнил, как доктор ему с его же слов говорил, будто он прополз пятьдесят метров, двигаясь на свет. Он остановился, обернулся к нам.

— Вот здесь меня нашли, — сказал он. — Прямо тут. — Он оглянулся на башню, прикидывая расстояние. — Есть тут где-нибудь гараж?

Лайм подтвердил: гараж чуть дальше по улице. Мы снова припустили бегом, мимо сгоревшего здания, где возились люди в марлевых масках.

— Наверное, это он и есть, — указал Кевин.

Гараж был небольшой, сыроватый. Мы постояли там с минуту, вновь выбежали на улицу, свернули в один проулок, в другой и выскочили на берег Гудзона.

— Тут меня уложили на носилки, — сказал Кевин.

Мы устали и замерзли. Назад к южной башне мы вернулись уже затемно, рабочие включали прожектора. Ши прямиком направился к руинам южной башни, постоял, прислушиваясь к скрипу кранов. Я посмотрел на него и спросил:

— Ты в порядке?

— Да!

Кевин смирился с тем, что, посвятив несколько месяцев расследованию, так и не узнал всех подробностей и никогда их не узнает. Не было никакой надежды сложить в единую картину то, что произошло в тот безумный день.

— Как я устал, — вздохнул он, утирая лицо.

Я попытался утешить парня: как бы то ни было, свой долг он исполнил, надо было продолжать жить.

Ши сделал еще шаг к развалинам башни, теперь он стоял на самом краю провала.

— Как бы я хотел, — сказал он, — знать, что я хоть что-то сделал для других, не только для себя.

Безлунной январской ночью 2003 года, французский яхтсмен Оливье де Керсосон плыл через Атлантический океан, стремясь побить рекорд самого скоростного кругосветного путешествия под парусами, как вдруг его яхта ни с того ни с сего остановилась. На сотни миль вокруг не было никакой земли, но корпус затрясся, а мачта содрогнулась так, словно судно на полном ходу врезалось в землю. Керсосон повернул штурвал в одну сторону, затем в другую, но планшир только дрожал в темноте, и понять, что происходит, никто не мог. Керсосон приказал членам экипажа — все они к тому времени выбежали на палубу — разобраться в происходящем. Включили мощные прожектора и направили их на воду, пытаясь разглядеть, что удерживает массивный тримаран, трехкорпусную яхту длиной 33 метра по имени «Джеронимо» — имя мощнейшему на тот год гоночному судну дали в честь воина из племени апачей.

Первый помощник, Дидье Раго, спустился в каюту, открыл люк в полу и через иллюминатор, подсвечивая фонарем, стал всматриваться в океан. Возле руля что-то было. «Толщиной в человеческую ногу и даже больше, — рассказывал он мне. — Такое здоровенное щупальце». Пока он вглядывался, щупальце зашевелилось.

Дидье подозвал Керсосона, тот спустился и тоже присел на корточки возле люка.

— Это, наверное, какое-то животное, — предположил первый помощник.

Керсосон взял из его рук фонарь и сам принялся всматриваться в темноту.

— Никогда ничего подобного не видел, — сказал он в разговоре со мной. — Два огромных щупальца прямо под нами так и вцепились в руль.

Какое-то морское чудище обвилось вокруг тримарана и угрожающе раскачивало его. Казалось, корма вот-вот отвалится, но вдруг все закончилось.

— Оно отцепилось от лодки, и в этот момент я сумел рассмотреть его щупальца, — вспоминает Раго. — Наверное, целиком эта тварь была метров десять в длину.

Блестящая кожа, длинные щупальца с присосками, от них на борту остались заметные следы.

— Немыслимых размеров гадина, — ужасался Керсосон. — Сорок лет я бороздил моря, и всегда мне было понятно, с чем я имею дело. Но такое! Я не знал, как быть, я, честно говоря, просто испугался.

Моряки увидели — по крайней мере, они это утверждали, хотя многие принимали их рассказ за обычную моряцкую байку, — огромного кальмара, известного персонажа морского фольклора, который больше кита, сильнее слона и будто бы клювом своим может перекусить стальной кабель.

В эпизоде своего известного романа «Двадцать тысяч лье под водой» Жюль Верн описывает сражение подводной лодки с гигантским кальмаром длиной семь с половиной метров — восьминогим чудищем с сине-зелеными глазами.

Не так давно Питер Бенчли в триллере ‘Тварь» описал гигантского кальмара, который якобы «убивал без всякой надобности, будто природа, в припадке извращенной злобы, породила его исключительно для этой цели».

Фантазия писателей и десятки ничем не подтвержденных моряцких баек поставили гигантского кальмара в один ряд с такими мифическими животными, как огнедышащий дракон и лох-несское чудовище.

Хотя гигантский кальмар отнюдь не миф, но мы так мало знаем об Architeuthis,как именуется этот вид в науке, что он на самом деле кажется легендой. Взрослый гигантский кальмар является крупнейшим на Земле беспозвоночным, его щупальца могут быть длиной с автобус, а глаза — размером с человеческую голову каждый. Так его описывают, хотя ученым еще никогда не доводилось исследовать живой образец или, по крайней мере, увидеть его в море — в руки им попадали только панцири, которые море иногда выносит на берег, или те же панцири, подобранные на поверхности океана.