— Салфетки на полу слева от тебя. Сейчас будет последняя сцена. Смотри.
Он берет несколько салфеток и вытирается.
— Я-то думал, что больше не способен на это. Что я стал немощен.
— Смотри. Смотри видео.
Начинается новая сцена — все снято на улице, где-то в парке. Карл сидит на скамейке с поникшей головой.
— Что происходит?
Карл поднимает лицо и смотрит в камеру. Сразу становится понятно, что он плакал. Красные глаза, губы надуты, гримаса страдания на лице.
— Убери это, Шерри.
— Кино не только про счастливый День благодарения, Карл. Кино должно быть про все.
Из колонок доносятся рыдания. Карл снова обхватывает голову руками.
— Шерри, прошу тебя, мы все уладим.
— И улаживать нечего. Я больше не хочу тебя.
— Но почему?
— А какая разница?
— Мне нужно знать.
— Что ж, пожалуйста. Потому что ты неуклюжий и медленный в постели. Потому что мне не нравится, что тебе много не нужно, ты доволен и малостью. Потому что у тебя волосы на спине. Потому что мне противен твой булькающий смех. Но главное, потому, что мне с тобой скучно.
Камера по-прежнему направлена на Карла. Его лицо искажено болью и яростью, он смотрит прямо в объектив. Тут он поворачивается и быстро уходит. Камера смотрит ему в спину, пока не стихают всхлипывания и силуэт становится неразличим.
Изображение исчезает. Доктор Сеймур смотрит в пустой экран. Он потрясен. Шерри встает, вынимает кассету из магнитофона, кладет ее обратно в коробку и ставит на полку.
— Хочешь кофе, Алекс?
— Давай.
Из кухни доносится звон посуды. Доктор Сеймур кажется сонным и смущенным. Он пытается подняться, но, пошатнувшись, садится обратно. Шерри Томас возвращается с двумя дымящимися кружками и садится рядом с ним, оживленно, по-деловому улыбаясь.
— Ну, развлеклись и будет. Это немного прояснит тебе голову. А потом нам надо обсудить, что происходит у тебя на работе.
— Та ситуация уже разрегулировалась… уразре-шилась… урегулировалась.
Глаза мутные, покрасневшие. Он аккуратно потягивает кофе.
— Так быстро? И Памела больше не звонит?
— Нет, дело не в том, что… откуда ты знаешь, как ее зовут?
— Ты мне сказал. Когда первый раз приходил в магазин.
— Это вряд ли.
Последнюю фразу он произносит игриво, нараспев.
— Это так важно?
— Может, и нет. Все уже не так важно.
— У тебя есть что-то отснятое в клинике?
— Ничего. Nada. Nix [9].
По ее лицу пробегает тень удивления, даже раздражения.
— Это очень жаль.
В ответ доктор Сеймур долго бессмысленно улыбается.
— Не надо так напрягаться, Шерри. Это было вовсе не так интересно. Просто разговор между мной, миссис Мадуубе и ее сестрой. Миссис Мадуубе подтвердила, что во время осмотра я вел себя подобающим образом. Это все, что мне нужно. Камера сослужила свою службу.
— Сослужила?
— Да. Я собирался вернуть ее на следующей неделе.
— Не думаю, что это следует делать.
— Какого рожна? «Рожна». Ты не знаешь, откуда взялось это выражение?
— Безопасность. Или ты считаешь, что ничего подобного больше не может произойти?
Следует пауза. Затем доктор Сеймур, все еще находящийся под действием марихуаны, начинает хихикать. Шерри Томас, глядя на него, улыбается.
— Надо сказать, я многое упустил. За всю жизнь. Эта дурь просто первый класс. Еще одно старинное выражение.
Доктор Сеймур кажется абсолютно дезориентированным под сильным действием марихуаны, тогда как Шерри Томас владеет собой совершенно.
— Да, Алекс, ты, конечно, многое упустил.
— Это точно.
— Можно хоть из дома кассеты посмотреть?
— Нет.
— Почему?
— Потому что они за… они за… о боже, не могу больше.
Доктор Сеймур снова начинает хихикать. Шерри Томас присоединяется, ее смех кажется немного натужным.
— Их нельзя посмотреть, потому что они за диваном!
Пока он перегибается от хохота, она спокойно встает, идет за диван, достает пакет с кассетами и вставляет одну из них в видеомагнитофон. Далее следует просмотр всех сцен, отснятых за три недели в доме доктора Сеймура. Он и Шерри Томас смотрят молча, если не считать его редких идиотских смешков. Лицо Шерри Томас остается спокойным, но она явно зачарована — ни на секунду не отводит взгляд от экрана. Она ставит на стоп-кадр последнюю сцену, через секунду после того, как Саманта Сеймур произносит: «Я под впечатлением».
— Я тоже.
— Правда?
— У тебя очень красивая жена.
— Да, наверно. Я уже давно этого не замечаю.
— Ты думаешь, у нее роман с этим — Марком Пенджелли?
— Не знаю. «Роман». Странное слово…
Шерри Томас нетерпеливо прерывает его:
— Как профессионал, я бы сказала, что свидетельств еще недостаточно. Как женщина… ну, наверное, это не мое дело.
— Вот это смешно. Ты только что просмотрела записи моей семьи, сделанные в нашем доме, и вдруг говоришь, что это не твое дело. Боже, как я проголодался. У тебя есть шоколад?
Она игнорирует его вопрос.
— Как профессионал, я скажу, что собранных свидетельств недостаточно. Но как женщина, скажу… что-то между ними есть. Какая-то связь. Не знаю пока, сексуального ли характера. Но есть кое-какие подсказки. Например, красится ли твоя жена, когда весь день сидит дома с Полли?
— Точно не знаю. Не обращал внимания.
— На записи, когда ты дома с семьей, она не накрашена. А с Марком Пенджелли — да.
— Совпадение.
— Возможно. Я просто говорю. Плюс их жестикуляция — язык тела.
— А что там такого?
— Они стоят на несколько сантиметров ближе друг к другу, чем нужно.
— Ну, Сэм всегда такой была. Она подходит вплотную, как будто все глухие. И так со всеми.
— Здесь другое. Посмотри, как она себя держит.
— Боже, я сейчас усну. Как будто волнами накатывает, верно? Мне нужно на воздух. У тебя точно нет шоколадки?
Шерри Томас перематывает на сцену с Марком Пенджелли и ставит на паузу посредине.
— Посмотри. Посмотри, как она льнет к нему. А вот…
Она проигрывает кассету секунд тридцать.
— Видишь, как она об него трется.
— Это может означать что угодно.
— Может. А может, и нет. Придется нам еще посмотреть.
— Нам?
— Ты же придешь еще?
— Приду?
— Да.
— Да.
Они обмениваются взглядами. После чего она меняет кассету и нажимает «Воспр.». Они смотрят первую запись, где Виктория заигрывает с Мейси.
— Тебе, должно быть, больно на это смотреть.
Доктор Сеймур как будто готов расплакаться.
— Боже мой. Виктория, моя малышка. Не могу поверить, что она…
— Девушки в наше время созревают довольно рано.
— Это моя Виктория. А ведет себя, как… как шлюха.
— Она просто пробует силы. Я уверена, что она хорошая девочка. А вот Гай, с другой стороны…
Она перематывает на сцену, где он нападает на Викторию.
— Он просто подросток.
— Он становится мужчиной. В нем развивается мужская жестокость. За ним нужно присматривать. И внимательно.
— Саманта говорит…
— Давай поговорим о Саманте.
— Мы уже говорили.
— Как твоя голова?
— Прояснилась немного.
— Ты доверяешь своей жене?
После долгой паузы доктор Сеймур говорит:
— Да. Я ей доверяю.
— Хорошо. Это хорошо. Значит, за ней присматривать нам больше не нужно.
— Не нужно?
— А ты как думаешь?
— Не знаю. Завтра я уезжаю на медицинскую конференцию. Меня не будет весь день. Дети идут в поход со школой. Если она собирается мне изменить — это хороший шанс.
— Возможно, она им не воспользуется. Но это действительно хорошая возможность все выяснить.
— Давай поговорим об этом в целом.
— В каком смысле?
— Ну, обо всем. Об… этом. Все это имеет некий положительный эффект, так ведь?
Шерри Томас по-сестрински похлопывает его по руке.
— Ну конечно. Видишь ли, Алекс, ты начинаешь себя уважать. Они принимали тебя за слабака. Но ты ведь не слабак, верно?
