«Может быть ты знаешь, что мне сейчас делать?»
«То же, что всегда — работать. Иной альтернативы у нас с тобой нет».
«Легко сказать!»
«Хватит ныть, Сережа! Не так страшен черт, как его малюют».
«Ты мне сейчас напоминаешь страуса-оптимиста. Сунул голову в песок и кричишь: „Все нормально, мужики! Я, лично, ничего страшного не вижу. Все зашибись!“
«Образно, — рассмеялся Иванов. — Очень образно! Это у тебя неплохо получается. Но только мне кажется, что ты слишком драматизируешь ситуацию».
«Ничего я не драматизирую».
«Нет драматизируешь. Наше дело правое».
«Слушай, Иванов, не надо мне тут гнать эту банальщину! Я ею в детстве накушался».
«Но только это так. А если иначе… Иначе мы все провалимся в тартарары, и правые, и виноватые, и герои, и негодяи.»
«Вот здесь с тобой можно, пожалуй, согласиться»,
«А если так, то ведь кто-то же должен попытаться изменить ситуацию. Почему мы с тобой должны стоять в стороне от этого дела? Может быть, Космос ждет от нас подвига?»
«Ну ты даешь! — рассмеялся я. — И вообще, ты сегодня какой-то другой».
«Какой — другой?»
«Ну, не знаю… Миролюбивый какой-то».
«А я так решил — хватит нам, путевым мужикам, спорить и выяснять отношения. Пора объединяться в один мощный, рязящий кулак и бить эту гидру Мафию, вкупе со змеей Коррупцией. Ты как, одобряешь?»
«Одобряю».
«Вот это я и хотел от тебя услышать. Ну, тогда я пошел?»
«Иди, Иванов, иди. И не просто иди, а иди ты…»
«Э-э! Больной, а не лечишься! Еще неизвестно кто из нас юморист-затейник, ага».
И этот зануда и пижон исчез. Нет, все же, что не говори, а путевый он мужик. Кондовый. И что мы с ним прежде постоянно цапались, все пытались выяснить, кто из нас главный? Он прав — не до выяснения сейчас отношений. Хонди хох! Как бы не так. Не дождетесь, господа «морушники»! Мы ещё повоюем. Мы ещё вобьем осиновые колья в ваши хилые грудные клетки. А если придется умереть… Что ж, за такое дело и умереть не грех. Каждый нормальный мужик такой смерти только позавидует. Ага.
Итак, на чем же мы остановились? То, что за убийствами воровского авторитета Степаненко и Дежнева, стоят люди олигархов, ясно как Божий день. Скорее всего, сотрудники их системы безопасности. Вряд ли они даверили такое дело наемным киллерам. Они до сих пор в нашем городе или уже отбыли в Москву? Пока единственная свидетельница, видевшая одного из них, Виноградова. Надо её срочно вызвать и попробовать составить фоторобот. Пойдем дальше. Интересно, у Степаненко была копия видеокассеты или подлинник? И каким образом она попала к журналисту? Случайно, или её передал ему хороший знакомый? Как бы это выяснить? Похоже, что журналиста они тоже убрали. Лично я в этом уверен на все сто. Надо активизировать поиски его трупа. И потом, снять такой разговор мог лишь человек из близкого окружения олигархов. Что заставило его это сделать? Как бы на него выйти? Но все что происходило до вчерашнего вечера было понятно и предсказуемо — команда Березовского и К делает все возможное, чтобы уничтожить опасную информацию не только в природе, но и в сознаиии людей. Но для чего им понадобилось похищение Беркутова? Чтобы шантажировать нас? Но, во-первых, для Сосновского с его возможностями и при его связях это слишком мелко. Во-вторых, они даже не знают чем мы располагаем. Этот их поступок совершенно алогичен и я его не понимаю, хоть убей, не понимаю. Или это дело рук кого-то другого, или причина похищения кроется в чем-то другом. Но вот в чем? Похоже, я не настолько причесал мысли, чтобы додуматься до чего-то гениального. Но ничего, время у меня ещё есть.
Перед обедом вновь позвонил Рокотов.
— Сережа, хочешь обрадую?
— Давай, «радуй»! — вздохнул я, так как понял, что подобное начало ничего хорошего не сулит. Так и случилось.
— И какова твоя версия причины всех убийств? — спросил я после того, как он кончил говорить.
— Похоже, что Устинов снял копию кассеты для себя.
— Вот именно. И очень похоже, что эта копия до сих пор цела и находится у кого-то из работников транспортной прокуратуры, скорее всего, у Калюжного. Кстати, его задержали?
— Пока нет. Но откуда ты взял, что кассета до сих пор «жива» и что она у Калюжного?
— Искодим из того, что до поездки Калюжного на завод все было нормально, все были живы и ничто не предвещало трагических событий. Но вот он появляется и происходят три убийства подряд.
— Возможно, что сам Калюжный все это и сделал.
— А убийство зампрокурора?
— Что убийство зампрокурора?
— Ее убили за то, что она видела кассету, а возможно и хранила её у себя. Но каким образом она могла это сделать? Ведь она на заводе не была и ни с кем из работников завода не беседовала. Верно? Вывод только один — ей её показал Калюжный.
— Да, но как в таком случае об этом узнали преступники?
— А вот на этот вопрос нам и предстоит ответить, господин полковник. О Диме есть какие-нибудь новости?
— Из Волгограда сообщили, что видели его в сопровождении конвоиров, но куда они улетели не знают.
— Ясно куда. Сейчас все дороги ведут в нашу столицу злотоглавую, город-символ для мафиозного братства. А о Петрове узнавал?
— Работает такой в главном управлении ФСБ, точно.
— Неужели же в этом участвовало ФСБ? Уму непостежимо!
— Оно и не на такое способно. Забыл, что Тушканчик видел на кассете?
— Да, ты прав. Вот-что, Володя, собирай всех своих архаровцев завтра в десять у меня. Будем совет держать.
— Как прикажите, господин генерал, — ответил Рокотов.
Глава восьмая: Беркутов. Сплошной мордобой.
Злая судьба-индейка устроила мне очередную подлянку. Определенно. Вот, блин, нет в жизни счастья! Я уже как-то в одном из романов автора говорил о козлах отпущения. Я типичный представител этого отряда парнокопытных. Мордует меня жизнь, хлещет и справа и слева, не спрашивая согласия, без отпусков и перерывов на обед. Нет, вру. Перерывы случаются. Даст вкусить всех её прелестей — любви там, семейного счастья, общения с товарищами. А потом вновь начинает метелить тело, плевать в душу, унижать человеческое достоинство. Нет, Боженька что-то явно напутал там, в своей небесной канцелярии. Определенно. Такого замечательного во всех отношениях парня, как я, записал в «козлы», а настоящего козла Сосновского в баловни судьбы. А ещё говорят о какой-то там справедливости. Где она? Ее кто-нибудь видел? То-то и оно. Тю-тю, нет её и никогда не было. За все, про все, и за свои грехи, и за чужие приходится отдуваться нам, «козлам отпущения». И не на кого пенять, такими уродились.
Пришел я в себя лишь в Волгограде. Такое впечатление, что вскрыли мою черепную коробку и какой-то негодяй копается в мозгах, пытаясь прочесть мои мысли, а во рту сухо, как в Аравийской пустыне, а на языке вкус карболки и ещё чего-то очень больничного.
— Воды! — прошаркал языком по сухому нёбу. — Полцарства за стакан воды!
— Саша, бутылку пива Дмитрию Константиновичу! — приказал Петров.
От щедрости моего вынужденного попутчика я едва не прослезился. Честное слово! А когда залпом опорожнил бутылку холодного пива, так вообще воспрянул духом. Мир уже не казался кислым, будто квашенная капуста, и если очень постараться, то в нем ещё можно отыскать место для очередного подвига. И черепную коробчонку мою «захлопнули», видно отчаялись найти там что-то оригинальное. Так-что не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. А то, что меня не убили, нужно считать очень крупной моей удачей. Определенно.
— Как вы себя чувствуете, Дмитрий Константинович? — заботливо спросил Петров.
— Терпимо. Прошлый раз на курорте в Монтевидео было гораздо хуже, — там подавали осетрину с душком-с. Представляете?! Просто кошмар какой-то!
— Да, вам можно было посочувствовать, — улыбнулся самозванец в офицеры ФСБ.
— Это ещё что. Ко мне в комнату прислали девицу со всторым номером лифчика. А мой стандарт — четвертый. Я их курорт чуть в щепки не разнес от возмущения.
