Немного ободренные снисходительностью Птицеподобного, "котелки" снова вытянулись во фрунт.

— Ты, Великий, также повелел разузнать все и о втором, плутающем нынче в пурге, — сказал Маленький, а Большой извлек памятную книжицу и стал по ней зачитывать:

— Василий Бурмасов, отставной капитан-лейтенант. Еще недавно – сибарит, распутник, дуэлянт и пьяница.

При этих словах на шакальем лице Инпу проступило выражение брезгливости.

— Однако, — поторопился поэтому вставить Маленький, — далеко не окончательно потерянный! Да, да! Бескорыстие и самоотверженность также не чужды ему!

— Так, недавно, — стал зачитывать по своей книжице Большой, — по собственному наитию сжег свой дом и добровольно распростился с богатствами, нажитыми не вполне праведным путем. Рискуя собой, спас от неминуемой смерти нашего главного подопечного, о тайне происхождения которого, кстати, осведомлен.

В глазах Джехути впервые промелькнуло нечто похожее на удивление.

— Осведомлен – и тем не менее, до сих пор все-таки жив? — спросил он. — Я, однако же, полагал, что эта тайна из числа тех немногих, которые губительны для всякого, кто к ним прикоснется.

— Да, Великий! — воскликнул меньший из "котелков". — Таковой она, без сомнения, и является! Все, кто к ней хотя бы слегка притронулся, пускай даже не понимая, все они уже безвозвратно отошли в страну Запада. Все – кроме…

— …Кроме, как выясняется, все-таки, одного, — задумчиво окончил Птицеподобный. — И вы можете дать этому какое-то объяснение?

— Догадки!..

— О, всего лишь одни догадки, Великий! — разом воскликнули осмелевшие "котелки", стараясь все же не смотреть в бездонные глаза другого высшего духа.

— Выкладывайте! Только поменьше лишних слов, — приказал Джехути.

— Он, этот второй, — торопливо заговорил Маленький, — выходец из древнего рода своей страны, связан с нею слишком тесными узами, как связан лесной гриб с невидимой оку грибницей. Он так же нелепо расточителен, как она, так же непредсказуем в поступках, так же распущен и целомудрен одновременно. И так же, как его страна выпадает порою из всей истории этого Града…

— Но я, помнится, что-то пробовал изменить там, в их истории, — отозвался Птицеподобный. И, увидев, как при этих словах нахмурилось шакалье лицо Инпу, добавил, словно оправдываясь: – Во имя, разумеется, общей гармонии Града, столь желанной для тебя.

Псоголовый проговорил с недовольством:

— Уж не возомнил ли ты себя равным самому Незримому? На что ты рассчитывал, шутник Джехути? На то, что крохотные подвижки в одной какой-то стране изменят Предрешенное? Тут страны значат не многим больше, чем люди.

Вдруг Маленький смело вклинился в разговор высших духов:

— Но в результате ничто так и не изменилось, о Великий! — воскликнул он.

— Ничего, ровным счетом, клянусь! — поспешил поддержать его Большой.

— Как так? — спросил Птицеподобный и впервые посмотрел на них с удивлением.

— …Ровным счетом, — словно оправдываясь, повторил Большой "котелок".

— Этот второй, завязнувший в пурге, — подхватил Маленький, — вдруг нарушил всю цепь перемен! Те из них, что проходили через его жизнь, он каким-то образом разгадал и не пожелал их принять. Отверг обрушившееся на него богатство, сжег свой дом, отринул всю прошлую жизнь изобразил собственную гибель, предпочел быть странником без крыши над головой, лишь бы не принять то, что для него не предначертано. А поскольку…

— …поскольку из цепи выпало одно звено, — продолжил Большой, — то, стало быть, и вся цепь…

— Понятно, — кивнул Джехути, а Псоголовый назидательно изрек:

— Иногда и высшие духи могут кое-чему поучиться у смертных. Признаюсь, этот человек меня заинтересовал. Когда он вскоре станет достаточно легок для моей страны Запада, я обращу на него особое внимание. Но у вас были какие-то догадки насчет того, почему он все-таки до сих пор жив. Я слушаю вас, не тяните.

— Да потому и жив, — поспешно отозвался Маленький, по-прежнему стараясь не смотреть на шакалье лицо Анубиса, наводившее на него страх, — потому и жив, что – всего лишь звено в цепочке.

— Исчезнет вся цепочка судеб, — пояснил Большой, — все, что с ним соприкосновенно, вся эта сторона Града, — он кивнул туда, где лютовала метель, — тогда, надо полагать, не станет и его самого.

— Во всяком случае, думаю, осталось ждать совсем недолго, — произнес Псоголовый. — Страны так же смертны, как и люди, незначительное отличие лишь в том, что срок их жизни чуть более длителен. Впрочем, сейчас уже и этого нельзя сказать. — Он перевел взгляд на склонившего голову Птицеподобного, повелителя и хранителя земных тайн: – Видишь, даже ты не смог все предусмотреть, мудрый Джехути. Кто-то – человек ли, страна ли – вопреки любым твоим усилиям, все равно будет двигаться к собственной гибели и увлекать за собой весь остальной Град. Интересно, хотя бы предчувствуют ли там они это?

Задавая вопрос, он не обращался ни к кому, однако больший из "котелков" набрался храбрости ему ответить:

— Да, о, Великий. Трудно поверить, но некая способность к предчувствию есть даже у них. По крайней мере, та сторона Града, откуда сейчас мы сюда явились, полна предощущения скорой гибели.

— Воистину! — вступил другой "котелок". — Там появился даже какой-то меленький дух (не представляю, откуда он взялся), воплощающий это. Совсем меленький! Не то что в сравнении с вами, о, Великие, но даже в сравнении с нами совсем мелочь.

— Просто позор для звания духа! — подхватил Большой "котелок". — Но он, безусловно, есть, иногда появляется в Граде, и всегда предзнаменует чью-нибудь гибель.

— Внешность преотвратительная, — вставил Маленький. — Карлик вот такого росточка, всегда с топориком через плечо, и все предлагает гроб смастерить.

Высшие духи переглянулись.

— Однако, право, я никого такого не посылал, — заверил Джехути Псоголового. — Гм, карлик с топориком… Действительно, мерзость, даже для шутки плоховато… А вы случаем не сочиняете?

— Как можно?! — воскликнул Маленький.

— Разве мы могли бы осмелиться, о, Великий? — пробормотал Большой.

— Вот как раз подтверждение… На всякий случай прихватили с собой. — С этими словами Маленький указал на лежавшего подле них покойника.

— Что ж, выясним, — сказал Инпу и взглянул на распластанный человеческий прах своими бездонными глазами, из которых сквозила сама Вечность.

Сначала изморозь растаяла у покойника на губах, затем дыхание стало входить в него мученической икотой. Наконец веки его дрогнули, поднялись, и тут же при виде повисших над ним пустых глаз на шакальем лице Анубиса его собственные, только что скрытые мертвой мутью глаза выпучились в ужасе.

— Ваше бла… Ваше высокобла… Ваше высокопре… Ваше… — дергаясь от непроходящей икоты попытался в промежутках выговорить он.

— Тебе должно говорить "Великий", — строго сказал Большой "котелок".

— Перестань икать и говори Великому, как все было, — приказал Маленький.

Икота у того впрямь тотчас прекратилась, отчего, впрочем, речь его стала не намного внятней.

— "Муха" я, ваше высоко… Великий, — пролопотал он. — Тайный Агент "Муха"…

…Потом уже, после казенного гошпиталя, где его отхаживали две недели, потом, сидючи в тепле дешевой харчевни и разомлев от выпитой водочки под горячую кашу с требухой, Тимофей Леденцов, он же "Муха", продолжал повествовать другу своему, агенту "Беркуту" (вот это вот пселдоним! Таким и подписаться под донесением завсегда приятственно! Не то что…), об ужасе, им пережитом, когда, по долгу службы поспешая за "объектами", едва насмерть не замерз в пурге.