— Да, Бертран де Савари? На прошлой неделе зарублен пожарным топором. Далее.

— Он, кажется, был связан с неким ватиканским архивариусом, со своим…

— …да, да, со своим личным духовником, — продолжил за него Валленрод. — Поведаю вам – вчера из Рима по моим каналам пришло сообщение: его духовный отец, епископ Бенедикт Фарицетти при довольно странных обстоятельствах погиб (готов дать руку на отсечение, что убит) в Ватикане, при входе в папский архив, где обычно трудился. Добавлю, вы не обо всех знаете. Многие неизвестные вам лица также пытались принять участие в вашей судьбе в те дни, пока вы находились в "Тихой обители". И ни одного из них уже нет на свете. К этому скорбному списку можно еще прибавить еще одного великого князя, вчера принявшего излишнюю дозу морфина, великую герцогиню из Баден-Бадена, скончавшуюся при невыясненных пока обстоятельствах (впрочем, не думаю, что случайно – больно много случайностей у нас накопилось), а также двух монахов, офицеров иезуитского ордена, чьи имена вам, да и почти никому, наверно, ничего не скажут, а дела приведут в ужас любого, даже меня. Они тоже, уверен, кое о чем прознали. — Выдержав небольшую, но весьма эффектную паузу, атташе завершил: – На днях один из них покончил с собой в Риме, другой здесь, в Петербурге, я только сегодня узнал.

Некоторое время фон Штраубе молчал подавленно, не зная, что возразить.

— И все-таки вы ошибаетесь! — вдруг вспомнил он. — По крайней мере, еще один человек, знавший…

— Ах, вы, вероятно, имеете в виду нашего дорогого друга полковника Шварцкопфа? — перебил его атташе. — Увы, мой дорогой лейтенант, вы и тут, к моему величайшему сожалению, заблуждаетесь. Не далее как четверть часа назад мне принесли скорбную весть. Покуда вы тут изволили отдыхать и принимать ванну, полковник Отто-Иоахим Шварцкопф (тоже, кстати, из ефрейторов) умер от обильной кровопотери. Оказывается, та шальная пуля задела аорту. Удивительно, что он вообще сумел преодолеть весь путь, не скончавшись по дороге. — С едва уловимой иронией он добавил: – Вот что значит чувство долга перед кайзером.

В кабинете повисла напряженная тишина, в которой теперь отчетливо слышалось тиканье стенных часов. Мгновения чьей жизни они на сей раз отмеряли?

Валленрод, не спускавший с лейтенанта проницательного взгляда, кажется, разгадал его мысли и спросил:

— "Но он-то еще жив!" – об этом, я так полагаю, думаете вы, глядя на меня?

— Не лишено здравого смысла, — вынужден был согласиться фон Штраубе. — Вы живы, сей факт очевиден, и это, по-моему, разрушает выстроенную вами концепцию, смысла которой я, впрочем, пока не могу уловить.

— Во-первых – пока что жив, всего лишь пока что, мой друг! Всегда в таких случаях добавляю. Ибо нет в мире ничего более переменчивого, нежели это "пока что", если речь идет о таком почти невесомом пустяке, как человеческая жизнь, тут уж вы поверьте моему богатому опыту. Ну, а во-вторых – заметьте, лейтенант, я ведь и не пытаюсь извлечь из вас какую бы то ни было информацию. Если бы захотел, то, не сомневайтесь, изыскал бы необходимые средства ее из вас вытащить, таких средств, причем абсолютно действенных, у нашей службы существует превеликое множество. Однако, хоть я и далеко не трус (вы, надеюсь, поверите), но здоровый инстинкт самосохранения все же присутствует и во мне, он не однажды выручал меня в самых пиковых ситуациях, поэтому и на сей раз, хоть и слабо, но надеюсь… Кстати, вы, должно быть, голодны? Перейдем же, поэтому, к столу и продолжим наш разговор за трапезой. Ввиду его особости, как-нибудь обойдемся, я полагаю, без лакеев.

После того, как пересели к накрытому столу и генерал-майор, сам разлив вино, без тоста пригубил из своего бокала, фон Штраубе первым нарушил тишину.

— И все-таки, ваше превосходительство… — тоже пригубливая, сказал он,

…и вдруг, сказав это, отметил, как необычно быстро смеркается за окнами. По его представлению о времени, еще не настал и полдень (побег они совершили до больничного завтрака, то есть никак не позже девяти часов утра), а в кабинете сделалось уже совсем темно.

Снова почудилось, что кричат где-то за окнами: "Звезда! Звезда!" Впрочем, голубое только что небо и впрямь было усыпано звездами.

И еще: "Квирл, квирл!" – верещал невесть откуда взявшийся в зимнем Петербурге неутомимый сверчок.

На миг появившийся безмолвный, высоченный лакей зажег электричество, задев при этом головой низ люстры. Тронутые им хрустальные подвески отозвались перезвоном: "Квирл, квирл!" – "Квирл, квирл!"

Заливший комнату свет тотчас отсек проступившее звездами небо.

А может быть, вовсе и не "Звезда!" там, за окном, кричали. Может быть, там кричали…

Баден-Баден

Великой герцогине E.-V.

[74]

Мой милый, мой единственный друг!

Движимый раскаянием за то, что воспоследует скоро, начну, тем не менее, с ответов на Ваши вопросы, реестр которых, начертанный Вашим драгоценным для меня игольчатым почерком, держу перед глазами. Итак…

1) Да, все обстоит именно таким образом: письмо, спустя сто лет полученное нашим Государем от императора Павла, бесследно исчезло в огне.

2) Никто из хранителей Тайной Канцелярии (я нашел возможность с пристрастием их расспросить) не имеет ни малейшего понятия о его содержании.

3) Государь хранит по сему поводу безмолвие и печален.

4) Мнения российских ученых по сему поводу разноречивы и сбивчивы.

Видит Бог, дабы хоть как-то исполнить Ваше поручение, я не нашел ничего лучшего, нежели прибегнуть к тому, над чем посмеялся бы и сам в иную пору. Рискую тем самым вызвать и Вашу ироническую усмешку, вполне справедливую, но куда для меня печальнее было бы навлечь на себя Ваш упрек в недостаточной радивости.

Вы не поверите, мой друг, но я обратился к ворожее! Поясню лишь в свое оправдание, что ворожея эта, девица Владова, вероятно, не вполне шарлатанка. Во всяком случае, наша криминальная полиция не раз прибегала к ее услугам, меня же с нею свел сам граф Плеве (во многом обязанный мне своим блистательным продвижением). Сия девица, по его словам, обладает даром в минуты мистической экзальтации восстанавливать любые уничтоженные письмена, кое умение уже неоднократно на деле доказывала, помогая изобличить происки анархистов и прочей так расплодившейся в моем бедном отечестве нечисти. (Замечу к слову: поистине ужасны времена, когда подобные методы сыска – последняя надежда тех, кому поручено охранять отечество и престол!)

Не стану мучить Вас описанием того, как девица погружалась в магнетический транс, дабы не снискать Вашего упрека в дурновкусии, ограничусь скупым отчетом о нашей, если так можно выразиться, беседе.

Ваш Покорный Слуга. Как вам, возможно, известно, меня, мадам, интересует вопрос…

Девица (замутненными глазами глядя на магический шар, нещадно, как в провинциальном театре, завывая). О, ты, отважившийся нарушить многовековой покой тех тайн, которые…

В.П.С. (довольно строго). Не угодно ли, мадам, прекратить комедиантство и говорить по существу? Соблаговолите сказать, что вам известно про…

Девица (мелодраматично выдыхает)…письмо… (Вдруг – мужским голосом; уж не самого ли Павла, иди знай).… Ты, мой далекий потомок, знай же открывшееся мне и сим распорядись по своему усмотрению. Тяжкая ноша возлежит на державных плечах твоих. Вскоре великая смута настанет в стране, Богом отданной тебе во власть…

С этой минуты Ваш Покорный Слуга благоразумно удалил из комнаты всех свидетелей данной сцены.

…огненные смерчи пройдут по лону ее, будут повержены во прах ее святыни и безумие овладеет на время душами подданных ее. И Лжехристос снизойдет на твою землю, и, отрицая царствие небесное, призовет боготворить одно лишь царствие земное…