— Руки в стороны, сэр! — велел один из копов. Он говорил с канадским акцентом, который всегда смешил Фредо.

— Слушайте, а вы точно не канадцы? — съязвил Корлеоне, но послушно развел руки.

Фредо казалось, что линию он прошел очень уверенно, хотя, похоже, эти умники так не считали, потому что его попросили прочитать алфавит задом наперед.

— Послушайте, парни, назовите ваши имена, и мистер Залукки выдаст вам премию. Я тоже в долгу не останусь!

Копы наклонили головы, совсем как псы на охоте.

Фредо радостно захихикал.

— Смешно, мистер Фредерик?

Корлеоне покачал головой. Похоже, нервы сдают! Улыбка тут же сползла с лица — ничего смешного нет!

— Простите, если неправильно вас понял, — начал один из копов, — вы предложили взятку?

— По-моему, я употребил слово «премия», — нахмурился Фредо.

— Вы употребили именно это слово, сэр. Просто Боб подумал, что вы предлагаете qui pro quo [2].

Боже, копы учат заумные словечки, а все потому, что им нечего делать! Нечего делать… Совсем как ему! Хорошо жить в свое удовольствие! Фредо посмотрел на себя со стороны, и уголки рта против его воли поползли кушам. Красавчик Фредо Корлеоне, обрюхативший половину манекенщиц Лас-Вегаса, возвращается в город, чтобы обрюхатить вторую половину! Да уж, смешно!

— Неприятности мне не нужны, так что не стоит придираться. — Он едва сдержался, чтобы не захихикать. — Послушайте, я прошел проверку или нет?

В этот момент к ним подошел лейтенант в белой форме. «Боже мой, — подумал Фредо, — он нашел пушку!» Однако в руках лейтенанта был не пистолет Фредо, а смятый листок бумаги, рекламное объявление, аккуратно вложенное в папку.

— Мистер Фредерик! — позвал щеголь в белом. — Как вы объясните это?

— Что это? — непонимающе спросил Фредо. Именно тогда он вспомнил: пистолет не под задним сиденьем, а на столике в мотеле!

Лейтенант поднес бумажку к глазам.

— Здесь написано «Прости меня, Фредо!» Кто такой Фредо?

Канадский акцент лейтенанта оказался еще сильнее, и Корлеоне расхохотался.

После трех часов вождения доктор советовал делать остановки, но Джонни Фонтейн боялся опоздать. В первый раз он остановился в Барстоу и выпил чашку чаю с медом и лимоном. Почти всю дорогу он ехал с превышением скорости, а в предместье Лос-Анджелеса проехал на красный свет. Тут же завыла сирена, и в погоню за Джонни бросился полицейский на мотоцикле. Благо, что до студии звукозаписи оставалось всего два квартала. К входу они подъехали одновременно, у парковки курил Фил Орнштейн, заместитель директора студии.

Джонни пригладил редеющие волосы, взял шляпу и неторопливо вышел из машины.

— Фил, надеюсь, ты все уладишь! — Джонни кивнул в сторону копа.

— Естественно, — отозвался Орнштейн. — Мы думали, ты приедешь ночью, забронировали номер в отеле «Амбассадор», а ты явился только сейчас.

— Вы ведь Джонни Фонтейн? — спросил коп, снимая шлем.

Не останавливаясь, Джонни повернулся к полицейскому, широко улыбнулся и щелкнул пальцами.

Фил, собиравшийся договориться с копом, устало вздохнул.

— Нам с женой очень понравился ваш последний фильм! — восхищенно проговорил полицейский.

Последним фильмом Джонни был дрянной вестерн — красавец ковбой на коне, спасающий людей от головорезов. Фонтейн поставил автограф прямо на блокноте со штрафными квитанциями.

— Записываете новый альбом? — поинтересовался коп.

— Пытаюсь!

— Моей жене нравились ваши пластинки!

Вот оно! Именно поэтому ни одна уважающая себя студия звукозаписи не предложила ему контракт! Певца, который нравится лишь женской аудитории, никто не принимает всерьез. Больше всего Джонни бесился, когда о нем говорили в прошедшем времени: не «любит», а «любила»! Его фильмы до сих пор пользовались популярностью, но, несмотря на наличие «Оскара», которым играла его маленькая дочь, именитые продюсеры по-прежнему смотрели на Фонтейна сверху вниз. Иногда случались долгие простои, а недоброжелатели начинали поговаривать, что ему пора на покой. Приходилось радоваться любым ролям, даже тем, что вызывали оскомину. Если честно, он никогда не болел кинематографом. Ведь, по сути, он не был ни актером, ни чечеточником, ни шансонье. Джонни Фонтейн был салонным певцом и возлагал огромные надежды на контракт с Национальной студией звукозаписи. Это шанс, которого он ждал всю жизнь! Он споет так, как еще никто на свете не пел! Тем не менее Фонтейн не отказывался от ролей, которые ему время от времени предлагали. Разве от куска хлеба отказываются?

— Как зовут твою жену? — спросил Джонни у копа.

— Айрин.

— Ты когда-нибудь возил свою Айрин в Вегас?

— Нет, но мы часто об этом говорим.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Знаешь, я весь месяц пою в «Замке на песке». Шикарное место! Приезжайте, я вас проведу!

Коп рассыпался в благодарностях.

— Чертов легавый! — процедил сквозь зубы Фонтейн, когда они поднимались на лифте в студию. — Расхваливает твой талант, а сам уже прикидывает, чем можно поживиться!

— Ну ты и циник!

— Да расслабься, Фил! — Джонни посмотрел на свое отражение в металлической двери лифта и не нашел ни единого недостатка. Затем снял шляпу и пригладил волосы. — Все готово?

— Да, уже больше часа. Есть только одно «но»… Послушай меня, ладно?

Лицо Фонтейна превратилось в маску, но он приготовился слушать. В конце концов, это Фил Орнштейн предложил ему семилетний контракт. Если честно, то гонорар Джонни не устраивал, но разве в деньгах дело? Именно Фил убедил руководство студии, что голос Фонтейна можно снова сделать популярным, а его имидж выпивохи-скандалиста, во-первых, необоснован, а во-вторых, только подхлестнет интерес зрителей.

— Знаю, ты хотел сделать музыкальным редактором Эдди Нильса. Если ты настаиваешь, мы возражать не будем.

Джонни нажал на кнопку «Стоп», и лифт остановился. Именно Эдди Нильс работал с Джонни, когда его песни стали хитами. Тогда Фонтейн явился к нему домой и не уходил, пока старик не согласился устроить прослушивание прямо в облицованной мрамором прихожей. Несмотря на мерзкую акустику, голос Джонни звучал божественно, и Эдди согласился с ним работать.

— Хочешь сказать, что Эдди здесь нет?

— Именно! — поговорил Фил, похлопав себя по животу. — У него обострение язвы желудка. Вчера ночью его увезли в больницу. Он поправится, но…

— Но здесь его не ждут.

— Правильно, не ждут. Он отличный профессионал, не спорю, только у нас на примете есть другой парень. Специально для тебя.

Хорошо хоть, что у Фила хватило такта сказать «для тебя», а не «ради твоего возвращения»!

— Эдди вам никогда не нравился, — мрачно сказал Джонни. — Я даже знаю, кто новый продюсер! Тот парень, что играет на тромбоне!

— Да, это Сай Милнер, и он не так молод — ему уже за сорок. По нашей просьбе он подготовил несколько ремиксов.

Милнер играл на тромбоне в группе Лесса Галли, однако уже после ухода Джонни, так что раньше они никогда не встречались.

— Когда вы его пригласили? Вчера?

— Угу, он быстро работает. О его работоспособности ходят легенды.

«Значит, он легенда, а я старый пень!»

— А что с теми песнями, что приготовил Эдди?

— Мы обязательно включим их в новый альбом!

Фил пригладил волосы, которых у него почти не осталось. Похоже, он бессознательно копировал жесты собеседника.

— Почему ты уверен, что я начну артачиться? — Джонни снова нажал на кнопку «Стоп», и лифт поехал. — Успокойся, Фил, я профессионал. Обязательно попробуем старину Сая и его ремиксы! Вдруг выйдет что-нибудь стоящее?

— Спасибо, Джонни!

— Мне всегда нравились вежливые евреи!

— Да пошел ты!

— А смелые — еще больше!

Фонтейн вышел из лифта и направился к студии 1А, единственной, которая вмещала оркестр. Распахнув двери, Джонни прямиком направился к пепельному блондину в английском твидовом костюме и толстых очках в роговой оправе. Настоящий учитель начальных классов! А фигурой блондин больше напоминал спортсмена, чем музыканта! Джонни и Сай Милнер познакомились, обменявшись ничего не значащими фразами. Фонтейн щелкнул пальцем по микрофону, и Милнер кивнул.