– Чего ж ты тупая такая-то, а? Не рожала ни разу, что ли?

– Не-а, – тихонько проблеяла баба.

– Мля! Учить вас и учить! Тужься теперь!

– Больно!

– По хрену! Тужься, кому говорю! Сильнее, мать твою! И дыши глубже! Тужься, мля! Дыши, м-мать! Тужься! Дыши! Мля! Мать! Мать! Мать!

– Ой, мамочка, рожаю, рожаю, рожа-а-а!..

– Головка пошла! Тужься, сука, а то обратно впихну! Дыши! Тужься!

Валентина надрывно орала. Костоправ матерился. Что-то у них там, похоже, не складывалось.

– Может, помочь? – робко предложил А-Ка, стараясь не заглядывать за борт повозки и не представляя даже, какую помощь может сейчас оказать.

– Да пошел ты! – грубо посоветовали ему. – Я копыто быконю руками вправлял. Думаешь, у меня сил не хватит дите из бабы вытащить?!

Послышалось какое-то бульканье. Влажный «чмок»… Из-за борта показались перемазанная кровью лапища и искаженное лицо Костоправа.

– Дай! – потребовал лекарь.

– Чего? – не понял А-Ка.

– Нож, меч, топор…

Прежде чем А-Ка успел опомниться, Костоправ сам выхватил клинок у него из ножен.

«Добьет! – мелькнуло в голове. – Чтобы не мучились! Обоих – и мать, и ребенка!»

В следующую секунду лезвие сухо стукнуло о дощатый борт. Потом меч вылетел из повозки. Послышался легкий шлепок.

И звонкий крик младенца.

Над тележным бортом в лучах заходящего солнца поднялся всклокоченный, потный, измазанный кровью Костоправ. Трепыхающегося ребенка с обрубленной пуповиной лекарь держал за ноги. Сейчас он напоминал варвара, приносящего несчастное дите в жертву.

Виктор заглянул в повозку. Обессилившая Валентина смотрела на ребенка. В глазах женщины – счастье и слезы.

– Чего разлеглась, дура! – прервал релаксацию Костоправ. – Сиську давай.

Мать трясущимися руками принялась расстегивать блузу.

Младенец вопил.

– У-тю-тю-тю, тювою мать, – Костоправ шевельнул перед лицом ребенка пальцами и, скривившись, изобразил на своем угрюмом лице улыбку, которую, пожалуй, стоило бы приберечь для боя, чтобы пугать врагов. Дите, как ни странно, умолкло. А Валентина никакне могла справиться с одеждой.

– Ну корова! – посетовал Костоправ.

Протянув свободную руку, лекарь сам выпростал из тесного лифа налитую грудь. Приложил к ней ребенка. Почти сразу же послышалось блаженное почмокивание.

Пока десятник княжеских дружинников сокрушенно осматривал свой походный плащ, испачканный кровью роженицы, Костоправ отозвал А-Ка в сторонку.

– Короче, слушай меня, Стрелец, – заявил лекарь. – Отвезешь эту долбанную овцу с дитем домой и сдашь мужу. Из рук в руки.

А-Ка только улыбнулся в ответ. Отвезет, конечно. Как будто могло быть иначе.

– Вернусь в Сибирск – проверю, – пообещал Костоправ.

Обещание свое лекарь выполнил.

Вокруг ханской ставки тоже была выставлена вооруженная охрана, но и эти кордоны миновали без проблем. Въехали на территорию лагеря.

Виктор смотрел во все глаза. Такая жизнь была ему в диковинку.

Бесчисленные юрты (или, как их называли сами ордынцы – гэры), палатки, кибитки и повозки располагались кольцами-куренями, вокруг богатых и просторных шатров, обшитых соболячьими шкурами. Эти жилища явно принадлежали ханским военачальникам и князькам-нойонам. Шатры поменьше и попроще прикрывал рваный брезент, вытертый войлок и полиэтиленовая пленка. Возле гэров ордынской знати торчали шесты, украшенные хвостами быконей. Знамена-бунчуки…

Горели костры. В больших котлах, подвешенных над огнем, кочевники готовили пищу. Дразнящий аромат стряпни мешался с вонючим дымом: в качестве топлива использовались травяной сухостой и быконские кизяки.

По лагерю бродили пешие воины и ездили всадники. Было шумно и, на первый взгляд – бестолково. Но, наверное, только на первый взгляд. Ханское становище напоминало огромный муравейник, в котором кипит особая, непонятная стороннему наблюдателю, но при этом вполне упорядоченная жизнь.

Перед самыми большими шатрами стояли автоповозки, приспособленные к кочевой жизни. В основном – переделанные высокоосные внедорожники с навесами и грузовики с расширенными и утепленными кунгами. Были здесь также небольшие автобусики и фургончики, некоторые – с палатками на крышах. Были и простые автоприцепы с юртами, мало отличающиеся от обычных кибиток. Виктор заметил даже пару мотоциклов с крытыми колясками и квадроцикл, над которым был установлен небольшой полог на длинных жердях. По сибирским лесам на таких драндулетах не очень-то погоняешь, но для степных равнин, они вполне годились.

На технике висели упряжные ремни. Авто- и мотоповозки, конечно же, двигались не своим ходом. Кочевники, как, впрочем, и сибиряки, позволяли себе заводить старые изношенные двигатели и расходовать дорогое топливо лишь в случае крайней необходимости. Основная тяга ордынского транспорта была гужевой.

Возле становища и далеко в степи паслись табуны быконей, годных и под седло, и в упряжь. Такие уж сейчас времена: не лошадиные силы, заключенные под капотом, тянут машину, а быконские. Причем, тянут не в переносном, а в самом, что ни на есть, прямом смысле. И от мощности двигателя тут уже ничего не зависит. Все зависит от того, сколько весит машина и сколько скотины в нее впряжено.

Многие автоповозки, телеги и кибитки имели вооружение: в основном тугие дальнобойные самострелы. Бомбарды и самопалы у степняков встречались реже. На двух повозках Виктор заметил пулеметные стволы.

Кое-где возвышались небольшие ветряки. Установленные возле богатых шатров – на земле, а то и прямо в повозках, прицепах и кузовах – они смотрелись в пестром таборе кочевников несколько диковато. Ветряки были маломощными и их было немного, но какое-то количество энергии лопасти, вращающиеся на сильном степном ветру, все же производили.

Поставленные кругами куреня ордынских князьков и военачальников в свою очередь образовывали большой круг. В самом его центре, посреди лагеря, на вершине кургана высился огромный, как боярский терем, и пестрый, как праздничные одежды сибирской княгини, шатер. Над шатром торчал приметный бунчук, украшенный девятью белыми быконскими хвостами.

Крышу шатра и поставленной рядом автоповозки покрывали странного вида широкие и гладкие ячеистые панели, которые при внимательном рассмотрении оказались вовсе не пластиковыми кровельными щитками и не выделанными шкурами неизвестных мутантов.

– Батцэцэг, что это? – Виктор повернулся к толмачу.

– Солнечные батареи, – невозмутимо ответил тот.

– Ма-а-ать моя женщина! – не сдержался Костоправ.

– Все матери – женщины, – удивленно взглянул на него кочевник. – Может быть, у мутантов и бывает по-другому. У людей – нет.

Лекарь, похоже, не расслышал его замечания. Костоправ во все глаза пялился на панели солнечных батарей.

– Слышь, Бац-бац, – вновь заговорил он, – это у вас Орда, блин, или передвижной научный центр?

– Я не Бац-бац, я Батцэцэг, – сухо заметил ордынец. И лишь после этого объяснил: – В Китае кое-что уцелело после Бойни. И китайцы сохранили кое-какие знания. А сейчас те провинции Китая, которые не подвергались бомбардировкам, являются частью Орды. Там удалось найти несколько исправных батарей и подключить их.

«А у нас в княжестве такого добра нет, – не без зависти подумал Виктор. – Да и специалистов, способных обслуживать это чудо техники, уже не осталось».

Они подъехали ближе, обогнули большой шатер справа, и Виктор увидел вытянутый силуэт бронетранспортера, укрытого от солнца под войлочным навесом. Странно… БТР – все-таки тяжелая машина. Она хороша в бою, но не очень практичная, да что там непрактичная – совершенно неподходящая для долгого похода. Даже для не очень долгого. Если едет своим ходом – жрет уйму топлива, а с горючкой у степняков всегда была напряженка. Если же тянуть такую махину в упряжке – потребуется слишком много быконей, которых, к тому же, придется постоянно менять. Даже для выносливой степной скотинки тащить бронетехнику – тяжкая работа.