Лес закончился, началась степь. Дорога стала легче.

Хоть они и удалились уже основательно от Большого Котла, но дозоры во все стороны ордынцы отправлять не забывали. «Осторожные ребята, – с одобрением подумал Виктор. – Даже на своей территории бдительности не теряют».

Он с любопытством вертел головой, осматривая чужие земли.

– Ну, блин, и местечко, мать его, – доносилось с соседней повозки недовольное бухтение Костоправа. – Все просматривается, как бритая… М-да… Срам один! До ветру пойдешь – приткнуться некуда! А если по большому приспичит – в траве, что ли, хорониться? А подтираться чем? Сеном вот этим? Сухостоем с колючками? И бабу хрен завалишь, чтоб никто не видел. Как только тут ордынцы живут?!

Действительно, чудно было после сибирской тайги двигаться по необъятной, заросшей сухой и пахучей травой степи – местами ровной, как стол, местами – изрезанной частыми холмами и оврагами, будто скомканной, как плохо выделанная и скверно просушенная кожа.

С любой возвышенности ордынская степь просматривалась до горизонта, что было и опасно, и удобно одновременно. Опасно, потому что пробравшаяся сюда котловая тварь могла издали увидеть добычу. Удобно, потому что и самой твари трудно подойти к людям незамеченной.

Еще на дальних подступах к ханской ставке появились многочисленные и хорошо вооруженные дозоры. Среди всадников, встречавших сотню Солонга, часто попадались ордынские Стрельцы.

Перекинувшись несколькими словами с Солонгом и наскоро осмотрев купеческие повозки, разъезды пропускали отряд.

Миновав первые дозоры, Солонг послал вперед гонца с донесением.

– Хан Удуг должен знать, что мы возвращаемся, – пояснил Батцэцэг. – С какими вестями и с какими гостями.

Вскоре на горизонте показались поднимающиеся к небу дымки. Словно вся степь курилась. А еще некоторое время спустя Виктор смог разглядеть ордынское становище. Вернее, лишь ту его часть, к которой они приближались: уж слишком велик оказался лагерь. Хотя, пожалуй, и не лагерь даже. По сути, это был огромный передвижной город.

– Них-х-хрена себе! – не удержался от комментария Костоправ. – Да этих ордынцев гребанных тут туева хуча! Порасплодились, мля, как твари в Котле.

Слава Богу, Батцэцэг не слышал. Сравнивание степняков с котловыми мутантами могло быть расценено, как оскорбление. Да и вообще специфическая манера Костоправа разговаривать мало кому пришлась бы по нраву.

Виктор велел лекарю заткнуться и попросил А-Ка приглядывать, чтобы впредь тот держал язык за зубами.

– В случае чего – сразу прикладом в зубы, – вполне серьезно сказал Виктор. Ради безопасности всей группы он готов был предоставить Стрельцу и такие полномочия.

Лекарь обиженно засопел. Ну вот и пусть себе сопит в две дырочки. Нарываться в чужих владениях на конфликт из-за неосмотрительно брошенного слова не хотелось. Как показывал опыт общения с Батцэцэгом, среди кочевников встречались ордынцы, знающие русский, а высказывания обозного эскулапа никак не соответствовали дипломатическим нормам и правилам хорошего тона.

Нелегко будет с Костоправом в чужих землях, ох, нелегко…

Повозка, которой управлял лекарь, сильно отстала.

– Слышь, А-Ка, ты вообще где с этим типом познакомился? – тихонько спросил Виктор, кивнув в сторону набычившегося Костоправа.

– На родах, – хмыкнул А-Ка.

Занимательная история знакомства Стрельца и лекаря помогла скоротать остаток пути.

Почему бабе приспичило рожать раньше срока, А-Ка не знал. Может, перенервничала, пока ехали по лесу, может, растрясло на ухабистой дороге. Так или иначе, но процесс, что называется, пошел. Попутчица – дебелая молодуха на сносях по имени Валентина – пучила глаза и испугано скулила, обхватив руками объемистый живот.

По правде сказать, А-Ка был напуган не меньше самой роженицы. Раньше в подобные переплеты он не попадал и понятия не имел, что полагается делать в таких случаях. Стрелец предпочел бы иметь дело с мутантами или разбойниками, а не с разрешающейся от бремени бабой. С теми-то хоть ясно как управляться.

Оставалось лишь погонять впряженных в повозку быконей и крыть себя последними словами за то, что согласился подвести беременную попутчицу. Но уж очень Валюха умоляла взять ее в повозку.

– Я заплачу, Стрелечик, миленькой! – чуть не рыдала она, цепляясь за тележный борт.

Пришлось взять. Без всякой платы, разумеется. Все равно ведь по пути, и место для пассажирки имелось. Да и лишняя пара глаз в дороге не помешают.

А-Ка выполнял плевый заказ: нужно было перевести из небольшого острога в Сибирск несколько мешков зерна. Стрелец-наемник был и за возницу, и за охранника. Маршрут короткий и неопасный, а платили сносно.

Валентина тоже направлялась в стольный город Сибирского княжества. Как выяснилось, баба гостила у родных, но рожать все же поехала к мужу. Поначалу все шло нормально. Валюха мышкой сидела сзади, не мешала, не лезла с разговорами, следила за тылами. Но потом…

– Ой, мамочки, мамочки мои! Ой, рожаю-рожаю!

«Опять!» – в панике подумал А-Ка. Схватки учащались…

Появившийся из-за поворота встречный княжеский обоз из трех повозок и четырех всадников, показался ему спасением, дарованным свыше.

– Сто-о-ой! – не раздумывая, А-Ка перегородил тракт своей телегой и бросился к обозу.

Верховая охрана напряглась. Дружинники в повозках, тоже схватились за оружие. Двое Стрельцов взяли А-Ка на прицел.

Наверное, его спасло только то, что автомат был заброшен за спину, меч лежал в ножнах, а в руках ничего не оказалось. Сразу не пристрелили, хотя могли бы запросто.

– Лекарь?! – крикнул А-Ка. – Лекарь есть?!

– Ну, я лекарь? – На одной из княжеских повозок поднялся хмурый бугай с встрепанными волосами и с кистенем на поясе. – Че надо? Какого хрена разорался?

– Баба рожает!

– Эка невидаль! А голосишь так, будто сам вот-вот разродишься.

– Так она там, – А-Ка, немного опешив, махнул рукой на свою повозку. – Здесь, то есть.

– Ой, мамочки-мамочки! – Валентина словно в подтверждение его слов снова завопила благим матом.

– Ладно, черт с тобой! – дружинник с кистенем спрыгнул с повозки. – Идем, посмотрим твою бабу.

– Она не моя, вообще-то, – заметил А-Ка.

– Да мне по хрену! – раздраженно бросил лекарь с кистенем.

– Эй! Костоправ! – окликнул дружинника тощий и нервный десятник. – Ты куда намылился? Князь велел не задерживаться в пути.

– Отвянь ты со своим князем! – отмахнулся тот. – Щас родим и вернусь.

Десятник однако вянуть не хотел. Подбежал к подчиненному. Засеменил рядом.

– Ты что ж такое опять творишь, Костоправ?! Снова проблем хочешь на свою дурную башку? – десятник стукнул себя по шлему. – Из дружины вылетить хочешь? Так дождешься! Устроим!

– Сейчас, мать твою, я хочу воды, понял?

– А? – десятник не понял.

– Только теплой, мля. И тряпок побольше. Только чистых, мля. И побыстрее. Мля!

Десятник развел руками:

– Где я тебе все это возьму? – обижено крикнул он уже в спину лекарю.

– Меня не колышит!

Костоправ влез в повозку А-Ка, который к тому времени окончательно запутался, кто в этом обозе главный – десятник или лекарь.

Как бы то ни было, но уже через несколько минут у обочины дымился костерок, над которым в помятом закопченном котелке грелась вода, А-Ка стоял рядом на подхвате, а роженица лежала в повозке на относительно чистых плащах дружинников.

– Ноги раздвинь, етить твою тить! – орал на Валюху Костоправ – Да шире, тудыжь растудыжь! Шире! Чего жмешься, дура? Раздвигала ведь уже под мужиком, а теперь, мля, стесняется! Еще шире! Не, ну вот же овца упрямая! Воды отошли, а она все целку из себя строит!

Из-за борта повозки видно было, как Костоправ, потеряв терпение, схватил бабу за колени и сам рывком развел их в стороны.

– Ай! – пискнула Валюха.

– Вот так лежи и не вякай!

Со стороны могло показаться, что в повозке возится не лекарь с пациенткой, а насильник с жертвой.