Он замолк.

– И что же? – Эйприл заметила в его по-прежнему хмуром взгляде еще и грусть. Она начала кое-что понимать. – А где портрет вашей матери, милорд?

Он отвернулся.

– Кажется, где-то в мансарде. Вам хочется на него посмотреть?

– Чем она вам не угодила?

Он резко повернулся.

– Это неподходящая тема для разговора, мисс Деверо. Я хочу поговорить с вами о другом.

Однако Эйприл не так легко было остановить.

– Я могу понять, почему вы ненавидите Вивьенн. И не могу вас в этом обвинять. Она увела от вас отца. Но почему вы ненавидите свою мать?

– Мисс Деверо, я вас предупреждаю – вы не имеете права вмешиваться в мои дела.

– Не имею права? – Эйприл склонила голову набок. – Как интересно, милорд! У вашей матери была связь? Поэтому ваш отец отдалился от нее?

Райли с угрожающим видом шагнул к ней.

– Советую вам, мисс Деверо, в моем присутствии впредь избегать разговоров о моей матери.

Эйприл вскинула подбородок.

– Странно, что человек, придающий такое большое значение истине, избегает даже упоминания о правде.

Сине-зеленые глаза, злобно сощурившись, смотрели на нее, слова были готовы сорваться с его губ, но что-то ему мешало.

– Она… она была вероломной женщиной. В ее жизни были мужчины до того, как она вышла замуж за отца, но брак с ним представлялся ей более выгодным. А он был настолько влюблен в нее, что не замечал того, что она и после замужества продолжала близко общаться с другими мужчинами. Когда, наконец, отец об этом узнал, предпринимать что-либо было поздно. Он навлек бы скандал на родовое имя, если бы развелся с женой. Он стал бы первым Хоторном, который это сделал. Поэтому он смирился с ее изменами. Стал рогоносцем в собственном доме. Она довела моего отца до того, что он попал в объятия шлюхи.

Жалость, которую вызвал у Эйприл его рассказ, сменилась негодованием оттого, с какой ненавистью он произнес последнее слово.

– Ну, еще бы. Два адюльтера на один брак. Но вашего отца не сослали на чердак – его портрет висит здесь.

Райли устремил на Эйприл холодный взгляд:

– Поосторожней, мисс Деверо…

Она выдержала его взгляд.

– В этом заключается разница между нами, лорд Блэкхит: я очень осторожна в суждениях и я в состоянии не замечать недостатки и слабости других. У людей полно пороков, но они все-таки заслуживают любви. Ваш отец влюбился в куртизанку, что едва ли является благонравным поступком, однако он, тем не менее, остается здесь среди своих предков – этого легиона пиратов, убийц, деспотов, чьи портреты повешены на стенах. Ваша мать дарит свою любовь другому мужчине, а ее изгоняют на чердак, выбрасывают из истории вместе с остальными представительницами женской части вашей семьи. И это мера вашей справедливости?

Глаза у Райли сверкали – было видно, как он разгневан.

– Ваше мнение относительно моих суждений свидетельствует о вашей неосведомленности, к тому же его никто не спрашивал. Буду весьма вам благодарен, если вы не станете забывать о своем месте.

– Мое место… – насмешливо повторила Эйприл. – В вашем высшем свете не предполагается, что проститутка может полюбить герцога. Как печально жить там, где, прежде чем полюбить, спрашивают себя, что это за человек! Если вы ожидаете любви только от тех, кто вам ровня, то боюсь, что вам уготовано жестокое разочарование, милорд. Простые люди не могут подняться на Олимп.

Сказав все это, она выбежала из галереи.

Следующий день начался с очень красивого рассвета, но потом небо затянуло плотными темными облаками.

Эйприл в удрученном состоянии духа сидела на каменных ступеньках. Мистер Картрайт еще не прислал ей нового гардероба, и она была вынуждена надеть старое черное платье. Вот черт! С минуты на минуту могли появиться гости, а она в таком виде! Напряжение между ней и Райли возрастало. Они общались три раза, и три раза были готовы убить друг друга. Она понимала, что он терпит ее присутствие ради отца, но также понимала, что ей следует быть крайне осторожной и не переоценить, у кого в Блэкхите на самом деле больше власти. В этой игре, которую она же и затеяла, она, возможно, уже не пешка, но и до королевы ей далеко. Если б знать, каким образом объявить ему шах и мат! Такого искусного противника она не ожидала встретить. Ее ложь отлетала от него подобно тупым стрелам от доспехов рыцаря. Мало того, он обладал сверхъестественной проницательностью и, казалось, слышал даже то, чего она не произносила. Рядом с ним она ощущала себя обнаженной.

При этой мысли Эйприл обдало жаром. Да, надо признать, что у нее в голове полная сумятица, когда она рядом с ним. Его пронзительные глаза околдовывают и сбивают с толку. Стоит ей встретиться с ним взглядом, как тело перестает ее слушаться. Она не знает, что испытывают другие преступники, но вынести его честный взгляд просто невозможно.

Честный. Кажется, он единственный здесь человек, которому нечего стыдиться. Как очевидны ее пороки по сравнению с его совершенством! Он красив, у него твердые устои, он обладает властью… и он чертовски хорош собой. Одним словом – лорд Совершенство.

При иных обстоятельствах быть мисс Несовершенство не столь ужасно. Порой она даже этим гордится. Но на каждое его превосходное качество у нее имеется абсолютно противоположное. Она не может питать ни малейшей надежды на то, что кто-нибудь похожий на Райли когда-либо заинтересуется ею. И эта мысль ее угнетала.

И вот сейчас на нее опять накатила тоска. Будь проклята ее слабость! Разве можно надеяться одержать над маркизом верх, когда все, о чем она думает, – как завоевать его расположение?

Отдаленный звук привлек внимание Эйприл, и она разглядела несколько карет, свернувших на украшенную фонтанчиками подъездную площадку. Эйприл инстинктивно прижалась спиной к свисающему плющу и спряталась за тисовым кустом в кадке. Кареты остановились, и к первой, с королевским гербом, бросился лакей.

Дверца открылась, и появилась рука в розовой перчатке. Затем из кареты спустилась молодая особа лет восемнадцати, одетая в такой прелестный дорожный костюм, какого Эйприл отродясь не видела. Бархатное бледно-розовое платье красиво расходилось складками от талии, повязанной атласной лентой более глубокого розового цвета. Вырез у платья был очень глубокий, но грудь до шеи скромно прикрывала белая кисея. Бархатная шляпа в тон платья украшала блестящие светлые локоны. Лицо сердечком, светло-голубые глаза, розовые губки и кремовые щечки. Ну, просто картинка! Леди Маунтджой была в точности такой, какой ее описал Джереми.

Лакей протянул руку второй даме, которая отдала ему пакет и, ступив на подножку, вышла из кареты. Она была выше и тоньше, чем ее сестра. Выгнутые брови, гордая осанка соблазнительницы, пухлые губы, высокие скулы. Глаза у нее были голубые, а волосы черные как смоль. Дорожное платье бордового цвета бросало отблеск на кремовую кожу лица. Но если леди Эмили можно было назвать прелестной, то красота этой женщины была неотразимой и в то же время внушала страх. Злобная красавица. Это могла быть только леди Агата Рейвнвуд, и она совсем не соответствовала тому образу вдовы, который Эйприл себе нарисовала.

Из кареты появилась еще одна дама, и Эйприл затаила дыхание. Королева!

Смущение тут же сменилось восторгом от того, что она стоит так близко к королеве Шарлотте.

– Ваше величество! – Эйприл побежала к карете и присела в почтительном реверансе. – Это такая честь встретить вас. Пожалуйста, позвольте мне помочь с вашей накидкой…

Леди Агата откинула ее руку.

– Как вы смеете первой обращаться к монарху?! Уберите свои грязные руки от ее величества, пока я вас не выгнала отсюда. Если вам нечем заняться, унесите это, – приказала леди Агата, бросив Эйприл свою шляпу и перчатки.

Эйприл посмотрела вслед леди Агате, которая вместе с королевой направилась в дом. Унижение сменилось негодованием. Какие же пренебрежительные манеры у этой леди Агаты! Нет, можно простить то, что ее приняли за прислугу, но грубость она не простит!