– До чего вкусно!

– Меня прислали сказать тебе, что завтрак будет готов в десять.

– Здорово. Я умираю от голода.

– Неужели? Ты же вчера вечером столько всего съела. Хватило бы, чтобы накормить целый полк. Ну и обжора ты!

Эйприл засмеялась:

– Точно. Эти господа умеют поесть. Омар, фазан, перепелиные яйца, спаржа. Никогда не видела такой еды. Представляешь себе взбитые сладкие сливки с вином и шоколадный мусс? Меня едва не вытошнило от всего этого.

Дженни недоверчиво смотрела на нее.

– Слугам такого не дают! Это только для вас. Кухарка готовит нам тушеное мясо и пирог с почками.

Эйприл почувствовала укол совести, а Дженни, оглядевшись, сказала:

– Черт, как здесь шикарно! И тепло! А в моей комнате можно замерзнуть.

Эйприл протянула ей чашку с дымящимся шоколадом.

– Дженни, мне очень жаль, что все так обернулось для тебя. Будь моя воля, ты бы спала рядом со мной.

– А почему нет? Раз ты живешь в доме, то можешь делать что хочешь, – сказала Дженни, делая глоток горячего шоколада.

– Служанка в королевской спальне? Это святотатство.

Дженни поперхнулась.

– А кем ты себя возомнила?

– Я хотела сказать, что мы должны соблюдать приличия. Для них я не служанка, а ты служанка. Я не могу потребовать, чтобы ты спала здесь со мной. Это недопустимо. Если уж мы заговорили о приличиях, то семья решила, что я буду называться подопечной лорда Блэкхита. Я якобы дочка его друга, для которого наступили не лучшие времена. Слуги интересовались, кто я?

– Да, но я ничего не сказала. У них и времени-то свободного нет, чтобы болтать, поэтому я ни с кем и не подружилась. Правда, тут есть один парень, он со мной поболтал.

– Кто же это?

Дженни заулыбалась:

– Он очень милый и обходительный. Говорит как благородный. Если бы не его ливрея лакея, то его вполне можно было бы принять за джентльмена.

– Лакей? Такой высокий, рыжий?

– Он вовсе не рыжий! У него каштановые волосы с рыжинкой.

– Да рыжий он! Каждый выбирает по своему вкусу.

– Замолчи! Он настоящий джентльмен.

– Что?

– То, что слышала. Мы вместе пили чай вчера, и он прочитал мне стишок, который сам сочинил. Очень хороший стишок.

– Так он поэт? Как мило!

Дженни улыбнулась:

– Он говорил мне такие приятные слова. Он сказал, что у меня голос звучит как музыка. Разве не приятно такое слышать?

– Приятно, – рассеянно ответила Эйприл.

Мысли у нее были заняты совсем другим – она чувствовала, что может потерять лучшую подругу.

А Дженни продолжала свою историю:

– Он такой робкий. Ты бы видела, как он набирался храбрости, чтобы спросить, позволю ли я ему пойти со мной в церковь в воскресенье! И он такой умный – столько всего знает о театре и о музыке. А в кармане носит книжку. Он на самом деле культурный человек.

Эйприл расхохоталась:

– Культурный? Ты понятия не имеешь, что это такое. Для тебя любой, кто сначала не спросит, сколько ты стоишь, будет выглядеть культурным.

Дженни словно получила пощечину.

– Эти слова на твоей совести. Уильям, по крайней мере, так обо мне не думает.

И направилась к двери.

– Дженни, прости, – остановила ее Эйприл. – Я не хотела тебя обижать. Просто мне трудно поверить, что слуга может быть таким… тонким человеком.

Дженни в сердцах заправила темно-каштановый завиток в чепец.

– Ты права. Он не похож на грязную судомойку, которая выдает себя за леди.

Тут рассвирепела Эйприл:

– Я – другое дело.

– Неужели?

– У меня благородные честолюбивые планы. Я сама себя сделала. Я пробила себе дорогу, чтобы выбраться из грязи, – произнесла Эйприл, чеканя каждое слово.

– Ты врала, мошенничала и выманивала деньги. Ты обманывала людей, притворяясь, что являешься не тем, кто ты есть на самом деле. И что в этом благородного? Ты ничем не лучше судомоек – ты хуже. Те честно зарабатывают свои деньги. Ты же обычная воровка.

– Да лучше быть воровкой, чем шлюхой!

– Лучше быть шлюхой, чем лживой подругой,- дрогнувшим голосом ответила Дженни и убежала, с силой захлопнув за собой дверь.

Эйприл выкинула из головы ссору с Дженни. Она сидела за завтраком в Розовой гостиной. Три высокие застекленные двери открывались в сад, где благоухали на солнце розы. К ней присоединился Джона, который не мог упустить случая поговорить о Вивьенн.

Эйприл проработала в услужении у мадам почти год и успела многое о ней узнать. Мадам часто предавалась воспоминаниям, а Эйприл любила слушать рассказы о любовных приключениях. Молодость мадам проходила в обществе самых знатных европейских аристократов, вместе с ними она посещала оперные театры, маскарады и даже королевские дворцы. Не все дамы высшего света были допущены туда, где побывала мадам. Власть авантюристки лежит где-то между высшим обществом и полусветом.

Эйприл всегда было любопытно узнать, почему мадам отказалась от такой жизни, когда еще была на пике своих возможностей. Как же далек путь к «Дому наслаждения» от Версаля! Но мадам никогда не обсуждала этот поворот судьбы. Да и того, что знала Эйприл о жизни мадам, было вполне достаточно, и она могла удовлетворить жадный интерес Джоны. Он засыпал ее вопросами, и Эйприл была тронута его нежностью к мадам. Из всех мужчин, которых Эйприл шантажировала, он единственный, кто не сожалел о связи с ней.

После завтрака они рука об руку вышли погулять. По каменной балюстраде они спустились на лужайку, которую окружал огромный журчащий фонтан, установленный в центре сада. Сад был страстным увлечением Джереми, пояснил отец, поэтому Джереми лично следил за тем, как его содержат.

– Однажды Джереми улизнул от своей няни и направился прямо к клумбам лаванды, – сказал Джона указал тростью на это место. – Как же мальчик любил копаться в земле! На его коленях было больше грязи, чем на грядках. А у него под ногтями можно было сажать картофель! И полюбуйся на него сейчас! Ему всего двадцать, а у него только что вышла первая книжка по ботанике. Именно поэтому он любимец королевы Шарлотты. Королева часто нас посещает, потому что, так же как и Джереми, питает страсть к садоводству.

Эйприл бросила взгляд на садовое пространство. Красочные цветочные бордюры тянулись вдоль ухоженных лужаек и сияли на солнце. Замысловато подстриженные кусты окаймляли дорожки для прогулок. Листва на деревьях поражала разноцветьем красок – оранжевых, золотых, красных. Эйприл никогда не видела ничего подобного.

– Радующий взор сад – самое чистое из человеческих удовольствий, – сказал Джона, гордый достижениями сына. – Вот таков и наш Джереми. Чистая и цельная душа. Вы с ним похожи.

Эйприл от удивления остановилась.

– Почему вы так думаете?

Герцог пожал плечами:

– Наверное, потому, что и вы, и он воспитывались родителями, которые очень близки по духу.

Они подошли к скамейке, с которой открывался вид на весь сад. Эйприл помогла герцогу сесть и села рядом.

– Я влюбился в вашу мать с первого взгляда. Она была красавицей, такая грациозная. Я встретил ее в парке. Она прогуливалась с другим джентльменом, которого я хорошо знал. Она была восхитительна. Такая остроумная и очаровательная. Я с трудом с ними расстался. Я также был знаком с женой этого господина. Поэтому когда увидел его в «Будлзе» через несколько дней, то поинтересовался необычной дамой, с которой он гулял в парке. Он сказал мне, что она была… fille de joie [7]. И он сообщил, где я мог бы нанести ей визит. Мне стало неловко, потому что я тоже был женат. Но я постоянно о ней думал и очень хотел снова ее увидеть. Я был охвачен страстью. Не знаю, откуда взялась у меня смелость, но я посетил ее в Лондоне в ее квартире. Ты должна мне поверить – я не искал ее услуг: Я всего лишь хотел поговорить с ней. К моему удивлению и радости, она сразу меня узнала. Ну, мы быстро подружились и… полюбили друг друга. Это была любовь, которая встречается раз в жизни. Ее профессия вызывала у меня отвращение, но даже это не могло нас разлучить. Она начала избегать других клиентов, виделась только со мной, а я платил ей чуть выше, чтобы она могла восполнить средства, какие из-за меня не зарабатывала с другими.