— И как долго ты собираешься идти по лезвию? — спросил Леандр, отхлебнув пива. — До сих пор тебе везло, но это не может длиться вечно. Становится все труднее подкупать береговую охрану, особенно новичков.

— Пока Адмиралтейство не снимет меня с этого проклятого крючка, — отрезал Кинг, — но, похоже, это произойдет не скоро.

— После твоей женитьбы?

— Я не собираюсь жениться, Ли, — устало сказал Кинг.

— Не на леди Энн, конечно, но графиня не даст тебе покоя, пока ты не обзаведешься наследником.

— Нет, не на леди Энн, — согласился Кинг, — именно поэтому мы здесь, чтобы улеглась пыль после отъезда Катбертсонов. Слава Богу, к тому времени, когда мы вернемся, они давно уедут, а других перспектив я в настоящее время не имею.

Подняв бровь, Леандр открыл было рот, но появилась разбитная официантка с тремя тарелками тушеной говядины. Кинг был этому рад. Хоть перемена темы и увела разговор от просьбы Уилла, но вывела его на опасную почву. Его щека все еще помнила пощечину Ларк. Хотя отпечаток давно исчез. Кинг часто довил себя на том, что рассеянно потирает щеку, даже теперь, в переполненном пабе, набитом громкоголосыми пьяными моряками.

Ели молча. Тушеное мясо было вкусным и горячим, конечно, его не сравнить с блюдами повара Грейшир-Мэнора. Но оно вполне годилось после долгой верховой езды. Кинг мчатся, надеясь, что бьющий в лицо ветер очистит душу, хотя не думал, что в его жизни что-то было чистым. Лишь маленькое нежное создание, укравшее его сердце, чей образ не давал ему вчера заснуть, и он не сомневался, что так будет еще несколько ночей. Отложив сатфетку, Кинг вынул из жилетного кармана маленькую глиняную трубку и кисет с табаком. Набивание и раскуривание трубки доставляло ему больше удовольствия, чем само курение, поскольку этот ритуал успокаивал. И Кинг закуривал только тогда, когда нужно было расслабиться. Как сейчас, когда образ Ларк грезился ему в каждом колечке дыма, поднимавшемся к потолку. Но в ароматной завесе табачного дыма материализовался другой образ. Перед ним во всей своей огненноволосой полногрудой красоте предстала Хейзл Хелстон.

Кинг встал.

— Х-хейзл? — приветственно кивнул он. Остальные, неловко поднявшись, последовали его примеру.

— Садитесь, — отмахнулась она, криво усмехнувшись. — Я ведь здесь работаю.

Леандр и Уилл сели, но Кинг остался стоять. Он искоса взглянул на своих компаньонов. У Леандра было невинное лицо, Уилл же покрылся красными пятнами и не знал, куда глаза девать. Кинг прищурился. Так вот оно что.

— Много времени утекло, Кинг, — промурлыкала Хейзл, подходя ближе. — Уилл сказал, что ты вернулся несколько недель назад. Мог бы и навестить.

— Я слышал, ты вышла замуж, — сказал Кинг. — Прими мои поздравления. Капитан Джим Хелстон прекрасный человек, я желаю вам счастья.

— Джим женат на море, — передернула плечами Хейзл. — Он ушел давно. Я уже счет месяцам потеряла.

— И ты стала здесь пота… подавальщицей? — ловко поправился Кинг.

— Да, от скуки, — ответила она.

— Я сам собираюсь в море. Разве Уилл тебе не говорил? — Он метнул свирепый взгляд на уткнувшегося в тарелку пунцового юношу.

— Кажется, упоминал.

Кинг смотрел в ее глаза цвета штормового моря. Они пожирали, его. Как хорошо он помнил их, затуманенных страстью, расширившихся от желания, когда она лежала в его объятиях. Сейчас на Хейзл был белый накрахмаленный чепец, не скрывавший ее огненных волос, выбивавшихся из-под него словно пламенный ореол. Но она не святая. И имеет странный дар соблазнить его без единого слова.

Наряд Хейзл открывал больше, чем приличествовало при ее пышной груди. Тугие соски проступали сквозь ткань, и время от времени Кинг поглядывал, на них. Но больше всего потрясло его то, что все ее пышные прелести не вызывали у него прежней реакции. Хотя он вспоминал, как держит эту молочно-белую грудь в своих руках, как Хейзл прижимается к его нагому торсу, вспоминал форму этих невероятных сосков, наливавшихся под его языком, шелковистое тепло между ее бедрами. Он ничего этого не хотел. Хейзл Хелстон, урожденная Поттс, принадлежит другому времени, когда он был молод, моложе смущенного Уилла. Все вожделение, жар и завоевания тех дней жили лишь в уголках памяти, как будто это происходило с кем-то другим. Теперь его манили окрашенные солнцем золотистые локоны и медовые на вкус губы. Он жаждал мягкой, податливой, совершенной в своей невинности плоти. Плоти, которая так точно подходила к его собственной, несмотря на разницу в росте. Это как никогда стало ясно ему теперь, когда, он смотрел на то, что так откровенно предлагала ему Хейзл под косыми взглядами завсегдатаев «Шести колоколов».

— Эй! Куда ты запропастилась. Хейзл? — крикнул незнакомый голос от бочек с элем. — Я плачу не зато, что ты чешешь язык с посетителями. Измученные жаждой мужчины ждут!

Хейзл, обернувшись, зло полоснула говорившего взглядом.

— Иду! — бросила она и повернулась к Кингу. — После того как ужин здесь заканчивается, я почти всегда дома, — промурлыкала она. — Так что если захочешь…

— Хейзл! — Новый окрик избавил Кинга от ответа.

— Иду, иду! — Она повернулась на голос, и ее грудь дрогнула. — Приятно снова видеть тебя. Кинг, — бросила она через плечо. — Не будь чужаком. — Потом, в последний раз окинув его взглядом с ног до головы, она отошла, отталкивая тянущиеся к ее груди и щипавшие за зад руки.

Кикг не сел. Схватив пальто, касторовую шляпу и перчатки, он, сощурившись, смотрел на Уилла Боулза.

— Больше никогда не ставь меня в такое положение, — сквозь зубы процедил он, надевая пальто.

— Ты был натянут как струна, с тех пор как вернулся. Кинг, — защищался юноша. — Я подумал, что, возможно…

— Ты подумал неверно, — прервал его Кинг. — Насколько ты помнишь, я никогда не нуждался в том, чтобы кто-то занимался моими делами. Я мошенник. По крайней мере, меня в этом все обвиняют, и я не собираюсь разочаровывать моих критиков. Кроме того, ты слышал: Хелстон ушел в море несколько месяцев назад. И я меньше всего хочу, чтобы он, вернувшись, застал нас в его постели. Он знает, что когда-то мы были любовниками. Теперь дальше. Если не произойдет чуда, в чем я лично очень сомневаюсь, «Корморант» будет готов отплыть через неделю. Он встретится с «Хайндом» на следующей неделе в пятницу, а у меня здесь и без того слишком много дел, которые нужно распутать. Именно поэтому я «натянут как струна», как ты точно выразился.

— Прости. Кинг, — сказал Уилл. — Я не хотел тебя обидеть.

— Никакой обиды нет. А теперь давай уйдем.

— Что значит они не уезжают?! — взревел Кинг, шагая по гостиной словно лев клетке.

— Тише! — скомандовала мать. — Сейчас сюда все сбегутся. Бэзил.

— Оно и к лучшему, — бросил он и, подбоченясь, остановился перед ней. — Мама, что ты здесь натворила?

— Это непреднамеренно, — вздохнула она. — Но коли уж это произошло, ты не находишь, что лучше вместе поработать для общего блага, дорогой? Безумным наскоком этого не решишь. Бэзил.

Кинг сник.

— Мама, ты поставила меня в невозможное положение. Мне придется сказать леди Энн Катбертсон, что я не намерен делать ей предложение, поскольку ты не исправила свою ошибку, как я тебя просил.

— Я не совершила никакой ошибки. Если ты дослушаешь меня, ты это поймешь.

Кинг испустил звериный рык.

— Каковы твои намерения относительно Ларк? — спросила графиня, когда гортанный звук превратился в низкий стон. — Она думает, что ты хочешь сделать ее своей любовницей.

— Я никогда…

— Она сказала это, когда умоляла меня найти другую возможность отработать свой долг, исключая Маршалси. Однако, учитывая ситуацию, которую на этот раз создал ты, она готова вернуться в это ужасное место, лишь бы не оставаться с тобой под одной крышей. Как ты до этого довел?

— Так вы решили меня на части разорвать? — рявкнул он. — Мне следовало бы догадаться!

— Ты любишь ее, Бэзил? — спросила мать. Она имела обыкновение отвечать вопросом на вопрос, не обращая внимания на адресованные ей слова. Кинга это с детства сбивало с толку. Но сейчас все было по-другому. Мать говорила мягким тоном, который он в последний раз слышал в младенчестве. Кинг озадаченно смотрел на нее, поскольку она продолжала разговор в той же манере. — Ты испытываешь любовь к этой девочке, — сказала она, — или это безумное увлечение, или просто желание? Не торопись с ответом. Загляни в свою душу, дорогой. Я не навязываю выбор. Это важно.