— И не надо так на меня смотреть, племянник! Их, конечно, разобьют, в этом нет сомнения, но ничем страшным для нихэто не грозит. Ну, покается ваш кузен перед испанским дядюшкой. Ну, попросит заступничества папы. Ничего страшного, где-нибудь через месяц-другой получит прощение и еще один орден. Ваш опекун тоже потеряет немногое, разве что жизнь — но для адмирала это нормально. Он умрет, оплаканный родственниками, сторонниками и даже врагами, потому что оплакивая его, они будут восхвалять себя и свою победу. А вот вы… вы потеряете все. Ваши сторонники полягут в Нидерландах, а в ваши владения хлынут испанцы. И что вы тогда будете делать? Просить короля Карла дать вам войска? Так он не даст, потому что ему самому придется обороняться. Броситесь на испанцев в одиночку, как Роланд на мавров? Будьте уверены, его католическое величество с радостью возьмет вас в плен. Чтобы устроить пышное аутодафе. И добавить к своим коронам двадцать четвертый венец. Нет-нет, я не спорю, ваш взбалмошный кузен наверняка избавит вас от костра и даже поможет стать добрым католиком, но с Наваррой и даже со свободой вам придется распрощаться навеки! Неужели вы этого хотите?! Нет, молодой человек, потребуйте, чтобы вам немедленно выплатили приданное, запретите своим людям участвовать в нидерландском походе, отправляйтесь в Наварру и, главное, укрепляйте границу с Испанией…

Жорж-Мишель нахмурился. Выслушивать оскорбления было не в его правилах. И от кого? От какого-то провинциального дворянчика. И где? В собственных покоях. Требовалось срочно что-то предпринять.

Господин де Сен-Жиль продолжал говорить, как вдруг ему почудилось, будто неугомонный граф де Лош и де Бар не дает ему покоя даже здесь, в тайном убежище племянника. Почтенному шевалье казалось, будто какой-то призрак назойливо маячит перед его глазами, и полковник попытался проморгаться. Антуан провел рукой по глазам, словно желая отогнать видение, и вдруг в потрясении сообразил, что перед ним не призрак и не видение, а граф де Лош и де Бар собственной персоной.

На какой-то миг в комнате воцарилась напряженная тишина. Господин де Сен-Жиль с досадой понял, что настолько потерял голову от ярости, что не обратил внимания ни на знаки племянника, ни на присутствие в комнате еще одного человека. Шевалье не боялся графа де Лош и при необходимости повторил бы все свои слова его сиятельству в лицо, но сейчас жалел, что своей несдержанностью поставил под удар юного короля.

— Ох уж эти провинциалы, — со снисходительным презрением заговорил Жорж-Мишель, обращаясь к кузену. — Вечно пытаются рассуждать о том, что выше их понимания. Ей-Богу, Анри, я тебе сочувствую — терпеть этих несносных старцев…

Господин де Сен-Жиль вскинул голову.

— Что ж, юноша, — с сарказмом произнес он, — вам еще предстоит узнать, что старцы знают жизнь. А пока оставляю вас наедине с вашей совестью.

Полковник коротко кивнул и вышел прочь. Некоторое время его сиятельство размышлял, что делать с наглецом, но, заметив встревоженный взгляд кузена, рассмеялся и хлопнул юного короля по плечу.

— Да, ладно, Анри, не переживай. Раз господин де Сен-Жиль находится под твоим покровительством, ничего я ему не сделаю. Но ты все-таки приструни его, а то представляешь, что будет, если он начнет поучать тебя на людях? Ты король…

— Да он раньше никогда так не делал, — в смущении проговорил Анри.

— Все когда-то происходит впервые, — философски заметил шевалье. — И потом, много ли ты с ним общался?

Генрих Наваррский неопределенно пожал плечами и Жорж-Мишель вновь улыбнулся.

— Вот и я о том же. Ох уж эти старики… Полагают, что если сами уже ни на что не годны, так и другим нельзя искать славы. Никак не поймут, что мы вежливы с ними только ради их хорошеньких дочек.

Об этой дочке шевалье Жорж-Мишель и размышлял в то время, когда дамы обсуждали кавалеров. По мнению его сиятельства Соланж де Сен-Жиль была очень мила, но слишком простодушна, чтобы увлечь истинного ценителя. Право слово, отправлять такую красотку в монастырь было варварством, и шевалье согласился с протестантами, упразднившими монастыри. Бедная, бедная малышка. Хотя почему «бедная»? — пожал плечами граф. Девушка была богата и должна была стать еще богаче после смерти отца. Жорж-Мишель не мог не признать, что богатство и невинность делали девушку завидной невестой даже в большей степени, чем ее еще не расцветшая красота. Интересно, размышлял Жорж-Мишель, кому из этих господ повезет?

А почему собственно повезти должно кому-то? — опомнился молодой человек. Повезет мне! Выдать девочку за воспитанника, вернув тем самым Александру состояние и дав ему этот дурацкий полк. Устроить все дела воспитанника, не потратив при этом ни су! И заодно сыграть шутку с господином де Сен-Жиль, отдав самую добродетельную невесту Турени за самого большого шалопая двора.

Идея была столь удачной, что Жорж-Мишель решил немедленно отправиться к королю и получить у него приказ для господина де Сен-Жиль выдать дочь замуж за шевалье де Бретея. Вообразив, будто испрашивая подобный документ, граф де Лош и де Бар почти нашел беглеца, его величество без лишних расспросов подписал требуемую бумагу и даже пообещал кузену даровать молодоженам какой-нибудь замок.

Обремененный бумагами и обещаниями, его сиятельство вовремя вспомнил еще одно маленькое дело. Невинные девочки могли стать легкой добычей придворных вертопрахов, а шевалье был слишком обеспокоен благополучием воспитанника, чтобы не позаботиться о его невесте. Без лишних раздумий граф вызвал к себе д'Англере и приказал ему оберегать мадмуазель де Сен-Жиль от навязчивости и нескромности придворных, а с нахалами обращаться так, как принято обращаться с браконьерами.

К сожалению, его сиятельство так и не успел насладиться собственной находчивостью и полюбоваться на лицо полковника де Сен-Жиль, вынужденного подчиниться его воле. Через день после столкновения Жорж-Мишель решил выступить перед королевским советом, и это решение стало последней каплей, переполнившей чашу терпения королевы Екатерины. Уразумев, что Лоррены не в состоянии справится с родственником, а сам племянник вряд ли угомонится, Екатерина решила действовать собственными силами. Накануне дебатов королева-мать пригласила графа в Тюильри. В прихожей распоряжений Екатерины дожидался капитан де Нанси, а у подъезда — десяток солдат маршала де Монморанси во главе с офицером.

Жорж-Мишель слишком привык к ласковому обращению и снисходительности Екатерины, так что искренне удивился, когда королева-мать обрушила на него град упреков. Разве графу де Лош безразлично благополучие его друга короля Карла? — вопрошала Екатерина. — Или он хочет оставить без королевства ее дочь Маргариту? А, может быть, племяннику надоело править Релингеном, и он решил отдать княжество испанцам и тем самым обездолить себя, жену и своих детей?

— Я знала, племянник, что вы легкомысленны, но не представляла, что настолько, — говорила итальянка. — Что бы ни сулил вам Колиньи, эти обещания невозможно выполнить. Я сотни раз слышала о восставших фламандцах, но фламандцы восстают уже тридцать лет, а Испания по-прежнему владеет провинциями. Где вы найдете силу, способную сломить гений Альбы? Вы что же, надеетесь на Колиньи? Тогда вспомните, сколько раз вашего хваленого адмирала били, и оставьте надежды. Или вы рассчитываете на принца Оранского? Так это еще нелепей. Принц Оранский уже несколько лет только и предлагает Нидерланды всем подряд: королеве Елизавете, императору Максимилиану, моему сыну, шведскому королю… И под эти обещания клянчит деньги, а потом тратит их на наемников, которые бросают его в первом же бою. Нет, граф, нам не под силу свалить этот колосс.

— Маршал Таванн ничуть не хуже Альбы, — попытался возразить шевалье Жорж-Мишель.

— Таванн стар и не верит в вашу авантюру, — отрезала королева. — Точно так же как Савуа и Монлюк. Боже мой, племянник, ваши родственники сделали все, чтобы обеспечить вас достойными владениями, но ваше легкомыслие может дать повод испанцам проглотить Релинген словно мятную пастилку. А потом они пойдут на Париж! Или, может быть, высможете остановить Альбу?