— Ты решил меня наказать? — внезапно спросила она.

Всего за несколько дней в ней произошло два изменения. Она стала склонна к необдуманным высказываниям, хотя бы только и наедине с герцогом, а отказ от физического наслаждения считала теперь наказанием, словно ребенок.

Женевьева надеялась, что ее слова он сочтет за шутку. Но этого не произошло; и ей снова стало страшно.

Герцог по-прежнему не смотрел на нее. Он смотрел в потолок, как будто там висел хрустальный шар. Приложил руку ко лбу, словно проверяя, нет ли у него лихорадки.

— Пусть это будет скрытой атакой честности с моей стороны. В конце концов, Гарри тоже спит под этой крышей. Опасаюсь, что ты и дальше будешь использовать меня, а если я все же женюсь, моей супруге не понравится уставший и бесполезный мужчина. А я еще так многого тебе не показал…

И с этими колкими словами он покинул ее постель. Ему оставалось лишь привести в порядок одежду и застегнуть брюки, что он и сделал, не отводя от Женевьевы взгляда. Впервые она почувствовала себя распутной женщиной.

Она смотрела на него, чувствуя, как заливается краской ее лицо. Он даже не разделся как следует, у них просто не было на это времени, настолько дикой и необузданной была их страсть.

Женевьеве хотелось удержать его и в то же время хотелось, чтобы он ушел. Ей надо было остаться наедине со своими чувствами.

Герцог отступил назад и посмотрел на нее. Его взгляд был нежным и внимательным, как и прикосновение его пальцев. Он вздохнул. Грудь в завитках волос поднялась и опала, и Женевьеве показалось, что она заметила маленькую отметину в том месте, где ущипнула или оцарапала его.

— Если это в последний раз, то разве мы не должны попрощаться?

В ее голосе звучало отчаяние. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Она знала: если она поцелует его, он останется.

— Это и было прощание, Женевьева. Разве ты не поняла?

И с этими словами он быстро покинул ее комнату.

Бум! Бум! Бум!

Алекс только что забылся неглубоким сном но все же сообразил, что грохот — отнюдь не биение его сердца готового вырваться из груди, и не шум в голове, как если бы он много выпил накануне. Он покинул Женевьеву всего час назад.

Бум! Бум!

Он приоткрыл один глаз, с усилием повернул голову на подушке и посмотрел на часы. Было два часа ночи. Герцог крепко провел ладонями по лицу, словно пытаясь силой отогнать сон. Откинул со лба волосы и перекатился на бок, ожидая, когда его мозг наконец обретет способность соображать.

Через несколько секунд он понял: стучали в дверь. Кто-то упорно колотил в дверь его спальни.

Бум! Бум!

Пожар в доме? Кто-то заболел? Разгневанный муж? Минутку, это всего лишь воспоминание из прошлого, с тех пор как он соблазнил замужнюю женщину, прошли годы. Может быть, это Джейкоб Эверси решил застрелить его за то, что он спал с его дочерью в его собственном доме? Или заколачивает дверь, чтобы удерживать его в качестве пленника? Или все-таки Йен Эверси решил настоять на утренней дуэли?

Герцог совершенно пробудился. Ни одна из пришедших в голову мыслей не обрадовала его, поэтому он соскользнул с постели, инстинктивно схватил со стола револьвер, всегда вычищенный и заряженный, с сухим порохом — настолько не доверял он людям и таково было отношение к нему света, — и взвел курок. Поспешно надел брюки и быстрым шагом подошел к двери.

Бум! Бум!

Резким движением отодвинул засов и приоткрыл дверь на пару дюймов.

Кто-то чуть не ввалился в комнату. Герцог плотно прикрыл дверь, чтобы незваный гость не упал на него.

В коридоре было темно, все свечи уже потушены. Но даже в этой темноте блестела копна золотистых волос.

— Мне нужно с вами поговорить, Монкрифф.

Боже правый! У Осборна совершенно заплетался язык.

Герцог открыл дверь, и Гарри практически ввалился в комнату.

— Осборн, какого черта…

Он был в рубашке с коротким рукавом, волосы всклокочены, под глазами красные круги. От усталости или от слез?

— Вы любите ее? — невнятно пробормотал он.

Монкрифф напрягся, быстро оглядел Гарри, чтобы проверить, нет ли у него оружия, поудобнее перехватил револьвер.

Что было известно Осборну?

— Осборн, я хочу, чтобы вы сейчас же ушли, — холодно ответил он.

— Вы любите ее?!

Гарри кинулся вперед и попытался схватить Монкриффа за отвороты сюртука, но в смущении остановился, сообразив, что на нем нет даже рубашки.

От резкого движения он чуть не упал навзничь.

Гарри удалось выпрямиться с некоторым усилием, Монкрифф отступил назад, украдкой прижимая револьвер к бедру.

Да этот парень совершенно пьян!

На лице Гарри появилось извиняющееся выражение, но взгляд у него был безумный.

— Вот в чем дело, Монкрифф. Все пошло не так, совершенно не так…

Гарри замолчал и нахмурился, рассердившись, что потерял нить рассуждений.

— Не так? — мрачно повторил герцог.

— Нет! — сердито крикнул Гарри. — Именно! Вы тоже это понимаете.

— Конечно. Что вы пили, Осборн? Виски, коньяк?

Гарри небрежно махнул рукой, при этом чуть не упав на пол.

— Все, что было в библиотеке, чтобы унять боль.

— Вполне естественно. Для этого и изобрели выпивку, чтобы унять боль. Но в библиотеке было несколько бутылок.

— Больше нет ни одной, — с мрачным удовлетворением заявил Гарри.

Превосходно.

— Вы задумали причинить мне вред, Осборн?

Герцог сумел придать своему голосу удивленный тон.

Гарри зло посмотрел на револьвер:

— Признаю, я вас боюсь, Фоконбридж. Но можете опустить револьвер. Я не такой человек. Похоже, вы не сделали ничего плохого.

Герцог вздохнул с облегчением. Сейчас ему напомнили, что он не только совершил опрометчивый поступок, но и позволил ситуации выйти из-под контроля.

Все случилось помимо его воли.

— Но дело вот в чем, Монкрифф. У меня был план. Да, был план. Вы не должны были появиться на празднике. Вы не должны были ухаживать за ней, она не должна была полюбить вас, вы не должны…

Г арри в отчаянии запустил руки в волосы и продолжал говорить отрывисто и гневно.

Пауза.

— Я люблю ее.

Последние слова он произнес с усилием.

Монкрифф отступил. От Гарри исходил резкий запах алкоголя, но первое разочарование было сильнее.

Что-то не так.

Осборн сделал шаг вперед, потом остановился и удивленно посмотрел на пол. Возможно, ему показалось, что один каблук его ботинка внезапно стал выше другого или ковер лежал в воде.

Монкрифф зацепил ногой стул и пододвинул его Гарри.

Осборн буквально грохнулся на сиденье, упершись локтями в колени и уронив голову на руки. Последовал тяжелый вздох.

Несколько мгновений он просто молча дышал.

У всего в природе есть ритм, подумал Монкрифф, глядя на него. У моря, нашего дыхания, боли, любви. Мы не в силах выносить напряжение постоянно. Должен быть прилив и отлив.

Монкрифф осторожно сел напротив Гарри. Его настроение было слишком изменчивым, и герцог не вполне знал чего от него ожидать. Было уже поздно, он устал, и в этот миг в памяти всплыла картина: полночь, любимые часы его жены только что неуместно бодро пробили. Он, сгорбившись, сидит в кресле, а рядом стоит доктор и сообщает ему печальные новости. Она лежит в соседней комнате, мертвая.

Страдание. Пустота.

Герцог смотрел на Гарри. Он старался отмахнуться от все возрастающего чувства отвращения к самому себе. Ведь он так умен! Он привык играть и придумывать всевозможные планы. Он почти добился, чего хотел. Его месть Йену Эверси была бы так прекрасна.

Но вместо этого он сам попал в капкан, и куда бы он ни повернулся, зубья рвали его на части.

Однако появление Гарри сулило ему новые, блестящие возможности.

Что он за человек, если даже в такой момент ему в голову приходят подобные мысли? Именно поэтому он сумел сколотить приличное состояние.

Гарри вздохнул. Теперь его голос звучал тверже, но все еще был сдавленным от переполнявших чувств.