Кровь прилила к голове, и она усилием воли отогнала от себя воспоминания, но тут же поняла, что изо всех сил стремится догнать его, словно уже превратилась в его тень.

Напоминанием о безумной ночи служила лишь легкая боль, но Женевьева не могла заставить себя пожалеть о случившемся.

И она не чувствовала себя виноватой. Все это она сделала по своей воле: ее никто не соблазнял, потому что она сама бросилась в новый мир наслаждений.

Ей следовало бы чувствовать себя безнравственной, но вместо этого она ощущала свою силу. Она познала наслаждение, сделала нечто необычное, так что теперь вполне вероятно, что и Гарри увидит ее иной, признается в своих чувствах к ней и соберется с духом, чтобы сделать ей предложение.

Несколько минут прошло в молчании.

Женевьева испугалась, что герцог жалеет о содеянном.

Она настолько погрузилась в свои мысли, что когда он наконец заговорил, она вздрогнула, как от раската грома. Его слова нарушили дневной покой.

— Вот что я думаю, Женевьева.

Он порывисто повернулся к ней и остановился.

Она тоже остановилась.

В нем что-то неуловимо изменилось. Он стал более тихим, более осторожным. Неужели он боялся? Конечно, нет. Сердился? Скорее всего.

У герцога был такой вид, будто он не спал ночью. Чуть заметные сероватые тени под глазами. А Женевьева спала так крепко, как никогда раньше, и не видела снов.

— Ты болен? — спросила она.

Казалось, он удивился.

— Нет, — наконец ответил он нахмурившись.

— Но что-то случилось?

— Нет.

— У тебя такой вид…

— Тише.

Женевьева вздрогнула от неожиданности, но не обиделась. Она лишь покорно замолчала и скрестила руки на груди с видом послушной школьницы, бросая на герцога сердитый взгляд.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем он опять заговорил. Кажется, он прислушивался к собственным мыслям.

— Мы могли бы пожениться, — наконец сказал он.

Вот как?

Женевьева тяжело вздохнула и молча смотрела на него.

Его взгляд пронзал ее насквозь. Лучи утреннего солнца падали на его лицо. Сегодня он выглядел сорокалетним усталым мужчиной.

Женевьева украдкой взглянула на дорогу, словно хотела убежать. Возможно, это были всего лишь праздные слова, внезапный порыв, а не настоящее предложение. Она смотрела на него, сжимая руки.

— Я бы хотел жениться на тебе, Женевьева, — пояснил герцог.

Она по-прежнему не могла ничего прочесть на его лице.

Боже правый! Пожалуй, теперь это настоящее предложение.

Правда, он скорее высказал свои предпочтения, чем предложил ей руку и сердце.

Первой мыслью Женевьевы было: никто никогда не сделает ей настоящего предложения.

Затем у нее появилось ужасное чувство, что всякий раз, как мужчина заговорит о женитьбе, она будет терять дар речи.

— Хочешь, чтобы я выразился иначе? — сухо и чуть иронично спросил герцог.

Конечно, он был полон достоинства, как всегда. Никаких красных пятен на лице или дрожащего голоса. Он не крутил пальцами листья и пуговицы. Просто внимательно смотрел на Женевьеву и не двигался с места. Его глаза жгли ее. Она уже знала, что когда герцогом овладевают сильные чувства, он застывает на месте. Ей хотелось коснуться его и успокоить.

Она не посмела, и внезапно ей стало страшно.

«Я не люблю его. Он не любит меня».

Вот почему он сделал предложение. Она поняла это вчера ночью.

Он хотел защититься от боли.

— Но… мы же нелюбим друг друга, — сказала Женевьева.

Довольно практичное замечание.

Он чуть заметно кивнул, вероятно, соглашался с ней.

— И ты знаешь, я ведь люблю Гарри.

Тишина.

— Конечно, — ответил он.

— И я не в твоем вкусе, как ты уже говорил, слишком умна.

Очередная пауза. Женевьева опасалась, что обидела его, но это казалось маловероятным. Скорее всего была уязвлена его гордость.

— Не в моем вкусе, — медленно повторил он со скрытым удивлением. — Ответь мне, Женевьева. Как ты думаешь, была ли ты в моем вкусе вчера ночью?

Прошлая ночь. Их обнаженные, мокрые от пота тела, поцелуи, прикосновения. Господи! Женевьева не удержалась и перевела взгляд на его руки и губы. Герцог понял, о чем она думала, и его глаза гневно вспыхнули. Он казался рассерженным.

— Это другое, — произнесла она слабым голосом.

— Неужели?

Он приподнял бровь. Почему он никогда не краснеет?

— Ты сам так сказал, — чуть слышно возразила она, чувствуя смущение и страх.

Ее щеки разгорелись. Отчего ей казалось, будто она понимает мужчин? Она совершенно ничего о них не знала.

Зачем он все испортил?

— Верно, — мягко согласился он. У него был очень усталый голос. — И все же могло быть и хуже.

Очень лестно.

Женевьева молчала, пытаясь прочесть на его лице его настоящие мысли и чувства. Странно, но теперь ощущение единства ушло, и она осталась одна. Женевьева не знала, что сказать.

— Конечно, ты прав, — наконец выдавила она.

По его лицу скользнуло раздраженное выражение. Он ненавидел, когда его пытались успокоить.

— Разве ты не хочешь для себя лучшего, Монкрифф? Разве ты не хочешь жениться по любви?

Он не нахмурился, но Женевьева заметила, как сжались его губы, и вот он уже рассердился — замечательно!

— Какие у тебя есть возражения? Ты бы предпочла, чтобы я поцеловал твою руку?

Она поняла, почему многие мужчины ограничивались лишь поцелуем руки. Возможно, Гарри оказался более благоразумным. Поцелуй в губы был неосмотрительным и осложнял все дело.

— Нет! Ты знаешь, чего я хочу. Это все еще возможно. И я…

Женевьева хотела, чтобы все оставалось как прежде. Хотела, чтобы их план был неизменным. Хотела ночью предаваться любви с герцогом, а днем добиваться расположения Гарри.

— Меня устраивает настоящее положение вещей.

Герцог повернулся и пошел прочь. Шаг, два шага, три…

Женевьева последовала было за ним, но тут же поняла, что пытается его догнать. Он быстро шагал по аллее, и как бы она ни старалась, она не смогла бы этого сделать, разве только не побежала бы изо всех сил. Она не станет бегать за ним, не станет потакать его детским капризам. Но, глядя на его удаляющуюся спину, она испытала панический страх от того, что он будет вот так идти и идти и наконец совсем исчезнет. Словно в страшном сне, когда не можешь дотянуться до человека, хотя он кажется таким близким.

Может быть, это он убегает от нее? Страшный герцог убегает от нее. Женевьева остановилась.

— Я не стану бежать или кричать, тебе ведь все равно. Если, конечно, захочешь поговорить.

Превосходное язвительное замечание. Обычно это была привилегия герцога. Странно, но до его появления Женевьева редко говорила колкости. Он действительно вытащил на свет божий все ее прекрасные качества.

Герцог остановился. Когда он повернулся к ней, ей показалось, она заметила выражение смущения на его лице. Он увидел, как сильно она отстала.

Женевьева не двигалась с места и ждала, когда он подойдет к ней.

И герцог подошел. Она вздохнула с облегчением. Однако остановился он на значительном удалении от нее, словно боялся подойти ближе или хотел, чтобы она по-прежнему чувствовала себя одинокой.

В его зеленых глазах играли солнечные блики, как будто монетки на дне колодца желаний.

Чего он на самом деле желал? Поймет ли он сам когда-нибудь?

— Алекс… — тихо позвала Женевьева, словно подманивала напуганное животное.

Она боялась, что нежность снова отпугнет его.

Но выражение его лица смягчилось, возможно, он вспомнил, когда она впервые назвала его по имени.

Он тяжело вздохнул.

Женевьева ужасно боялась, но не могла понять причину своего страха.

— Ты не… — Как ей сказать это? — Ты не разочарован?

Она была очень осторожна.

— Из-за чего?

Проклятие! У него такой ровный голос, почти безразличный.

— Из-за твоего предложения?

— Моего… Конечно, нет. И это был скорее вопрос, предположение, а не предложение.