— Разве он вас не любит? Вы ведь сами сказали, что всегда в это верили. Если это правда, тогда что вам мешает? Уж точно не ваша семья или отсутствие средств. Возможно, все дело в его семье или состоянии.

Женевьева задумалась.

— Думаю, хотя и не уверена в этом, его смущает отсутствие собственного поместья, которое появится только тогда, когда он его унаследует. И достаток у него намного скромнее, чем у других молодых людей. Гарри нельзя назвать бедным. И мне все равно, сколько у него денег. Не могу себе представить, будто он считает иначе. Правда, это не относится к моим родителям. Хотя это всего лишь догадки.

— Возможно, он сам не знает, чего хочет, — заметил герцог. — Такое случается с молодыми людьми.

Неужели он пытался утешить ее своим снисходительным тоном?

— Вам это известно по опыту, лорд Монкрифф?

— Конечно, только по опыту, как бы ни много лет назад я был молодым.

Женевьева чуть заметно улыбнулась. Если он надеялся услышать комплимент, то этому не бывать. Герцог действительно не молод. Ему почти сорок лет.

— Прошу вас, посмотрите на меня, мисс Эверси.

Она шумно вздохнула и нехотя подняла голову. Странно, но она уже не испытывала неприязни, глядя на герцога. Какого цвета у него глаза? Женевьева всегда с вниманием относилась к деталям, но была так решительно настроена избавиться от его общества, что едва смотрела на него. Глаза герцога были темные, но не карие. Он был без шляпы, ветерок развевал его волосы, и Женевьева заметила: они блестящие и не совсем черные. Солнце переливалось на них бронзовыми бликами. Оно было у него за спиной, поэтому лицо герцога было едва различимо, и от этого говорить с ним было проще. Он сидел, поджав ноги.

— Я не предлагаю вам признаться ему в своей вечной любви. Совсем наоборот. Пусть он наконец осознает, что любит вас. В конце концов, он мужчина, и это польстит его гордости, к тому же разбудит в нем романтические чувства. Молодые люди, подобные ему, словно созданы для драмы. Или, возможно, вы сумеете заставить его поверить, что на самом деле он безоговорочно предан вам, а не вашей подруге, а это почти одно и то к же. Молодые люди легко поддаются внушению. Не думаю, чтобы он был особенным.

Женевьева немедленно возмутилась:

— Особенным? Но ведь вы его не знаете! Он добрый, умный, у него прекрасный характер, однажды он подарил мне на день рождения щенка охотничьей собаки, хотя отец заставил отдать его обратно…

Герцог поднял обе руки, словно защищаясь.

— Не надо рассказывать мне о превосходных качествах лорда Осборна, прошу вас. Уверен, он способен дойти по воде отсюда до самой Америки и поцеловать вашу руку. — Совершенно ясно, что это смешило герцога, и Женевьева нахмурилась. — Он совсем не отличается от других молодых людей, и, несмотря на весь свой ум, он просто может не отдавать себе отчет в сврих чувствах. Возможно, ему нужно помочь. Молодость не порок. Обычно. — Герцог мрачно и многозначительно посмотрел в сторону Йена. — Вам надо что-нибудь предпринять, прежде чем он совершит опрометчивый и глупый поступок и сделает предложение вашей подруге. Вы добры, мисс Эверси, и вы отойдете в сторону, позволите им быть счастливыми за ваш счет, не думая о том, правильно ли это. Святая Женевьева, мученица.

В устах герцога слово «добрый» звучало словно порок. Святая Женевьева! Ничего подобного! Женевьева кипела от негодования.

Кто-то в их семье должен был быть сдержанным, и эта участь выпала ей.

Но герцог был прав. Перед ней стоял ужасный выбор. А Женевьеве хотелось жить спокойно и не поднимать лишнего шума.

— Почему вы решили помочь мне?

— Потому что теперь, когда я уже не могу соблазнить и бросить вас, поскольку вы разгадали мои намерения…

Как легко он говорит о соблазнении! Женевьеву снова стало лихорадить.

— …мне надо искать другой способ развлечь себя во время пребывания в вашем доме. И я с удовольствием буду мучить вашего брата, заставив его недоумевать, какой будет моя месть. Возможно, вы согласитесь, что немного смирения и неуверенности ему не повредит.

— Вы так любите месть, — с насмешливой заботой в голосе произнесла Женевьева. — И я бы не хотела лишать вас этой возможности. Вы решили все предоставить мне?

Герцог улыбнулся с таким нескрываемым озорством и восхищением, что заразил своим весельем и Женевьеву.

— Вы очень внимательны, — ответил он со сдержанной страстью в голосе.

Женевьева не рассмеялась от удивления.

Потом шумно вздохнула, чтобы собраться с мыслями, прикусила губу, принялась постукивать ногой и посмотрела на герцога.

Он встретил ее взгляд и небрежно пожал плечами, как бы говоря: «Что вы теряете, мисс Эверси?»

Женевьева смотрела на знакомую лужайку, на которой никогда прежде не разыгрывалась трагикомедия, ее глаза остановились на Миллисент и Оливии. Однако это не принесло ей утешения, не придало ясности ее мыслям. Раньше, когда она видела их, ее сердце билось чуть более учащенно, она была похожа на собаку, начинавшую радостно вилять хвостом, когда в комнату входит знакомый человек. От ходьбы щеки Миллисент покрыл золотистый румянец, она чуть растрепалась, одной рукой прижимала к себе передник, к щекам пристали кудряшки волос. Несомненно, все это вызовет умиление у Гарри и желание защищать ее. Карие глаза Миллисент лучились весельем, она с любопытством склонила голову. Оливия слушала ее со сдержанной насмешкой. Теперь она уже не смеялась, как прежде. Оливия всегда отличалась беззаботным смехом и чувством юмора, но проклятый Лайон Редмонд своим исчезновением лишил ее всего. Теперь ей оставалось всю свою энергию тратить на различные общественные дела.

Возможно, если Женевьева позволит Гарри сделать предложение Миллисент, то ее ожидает та же участь. Она превратится в Оливию, будет вести тихую жизнь, все ее чувства словно присыплет слоем пепла, как сгоревшие руины.

Она снова задумчиво перевела взгляд на Гарри, но теперь его заслонила Миллисент. Она шла к ним бодрой, грациозной походкой, вытянув перед собой передник, ее шляпка соскочила и болталась на лентах на спине.

Когда Миллисент уселась рядом, Женевьева тут же протянула руку и поправила шляпку.

— Спасибо, — рассеянно ответила Миллисент, словно это происходило уже много раз, а так и было на самом деле, потому что ее шляпка вечно соскальзывала, ведь она так часто и много смеялась. И тогда Женевьева помогала ей распутать ленты и снова аккуратно завязать их под подбородком, чтобы защититься от солнца.

Герцог наблюдал за ними. Наблюдал за Женевьевой. Он сидел совершенно неподвижно, и выражение на его лице привело ее в замешательство. В нем было почти какое-то томление, но эта мысль тут же показалась Женевьеве нелепой. Через мгновение он отвернулся, прикрыл глаза рукой и принялся хладнокровно разглядывать владения Эверси. Возможно, он прикидывал, через какое время к его владениям прибавится эта земля.

Эверси и Редмонды владели большей частью Суссекса.

Какие мысли, кроме измены невесты, мучили герцога? Неужели никто здесь не знает покоя?

Эта мысль внезапно развеселила Женевьеву. Гарри был как на иголках в ожидании разговора с Миллисент, Йен боялся непредсказуемого герцога и пытался это скрыть, Оливия вела себя как обычно, страдая по Лайону и вынашивая планы спасти мир, а она сама медленно умирала от разбитого сердца и ожидала, когда рухнет ее последняя надежда. А теперь еще и герцог принялся ее мучить.

Только Миллисент ничего не знала и была счастлива, как и всегда.

Снова Женевьева позавидовала этому свойству ее характера. Как, должно быть, хорошо быть такой наивной и легкомысленной! Когда ты полностью доволен окружающим миром, нет необходимости думать. Предаваясь размышлениям, можно увидеть то, чего не хотелось бы видеть, будь то дождевые черви в развороченной плугом земле или клочья пыли под кроватью.

Миллисент указала на ромашки в своем переднике:

— Я подумала, почему бы нам не сплести венки для волос. У меня в кармане есть иголки и нитки. Не думаю, что вы захотите нам помочь, лорд Монкрифф?