Кайли развеселилась.

— «Извините, мистер Элсон уехал на важную встречу! Что ему передать?» — пропела она.

— Очень хорошо. У вас сопрано?

— Пела в школьном хоре.

— И как, получалось?

— Не очень. Вообще-то это было обязательно. Уроки пения для всего класса, отказаться невозможно. В результате хор звучал… странно.

— А у меня абсолютный слух, — похвастался Элсон, одним глотком допил кофе и сунул кружку Кайли. — Ну, бегите. Дверь можете не закрывать, я не люблю замкнутых пространств.

Вот странный, подумала Кайли, устраиваясь за своим столом. Начальники, с которыми она сталкивалась до сих пор, ревностно оберегали суверенное пространство своих кабинетов — как будто к ним в любой момент могла вторгнуться толпа варваров, топая и гогоча. Она слышала, как Элсон с кем-то разговаривает по телефону, и внезапно успокоилась. Кажется, тут проблем не будет.

Если не считать той маленькой проблемы — что ей нужно шпионить за вице-президентом. И за президентом тоже. Кайли усилием воли прогнала эти неприятные мысли…

Ближе к вечеру, уже после совещания у Браунинга, слегка обалдевшая от свалившейся на нее информационной лавины Кайли оторвалась от распечатки документов и подумала, что Элсон что-то притих. Еще полчаса назад он бодро с кем-то ругался по телефону, затем шуршал бумагами, а сейчас ни звука. Может, медитирует? Кайли встала и осторожно заглянула в кабинет начальника.

Дэвид Элсон спал, положив голову на руки, а руки — на блестящую, отполированную уборщицей черную столешницу. Оставленный без внимания ноутбук тоже ушел в спящий режим.

Кайли остановилась у стола, не зная, что делать. Сотрудники собирались домой, в коридоре хлопали двери и раздавались веселые голоса, а у нее тут спящий вице-президент. Бедняга. Смена часовых поясов никому на пользу не идет.

Подумав немного, Кайли тихо вышла из кабинета и закрыла туда дверь. И вовремя: буквально через минуту влетела Мэри со стопкой бумаг в руках.

— Привет снова! — скороговоркой выпалила она и откинула со лба светлые кудряшки. — Элсон у себя?

— У него важная встреча. — Кайли протянула руку. — Оставьте, я передам.

Мэри сунула ей бумаги.

— Спасибо! Вы такая милая. Обязательно нужно, чтобы он подписал их до завтра.

— Я дождусь окончания встречи и потом положу их вам на стол, — успокоила ее Кайли.

— Здорово! Я рада, что вы к нам пришли. Дейзи очень мила, но в последнее время ни о чем не могла говорить, кроме будущего ребенка. — Мэри необидно засмеялась. — А я ничего не понимаю в детях! Да завтра, ладно?

— Ладно, — легко согласилась Кайли.

Она переложила принесенные Мэри бумаги так, чтобы мистеру Элсону было удобнее их подписывать. Интересно, как долго он собирается спать? Впрочем, у нее есть чем заняться. Кайли закончила обработку записи сегодняшнего совещания и разослала ее по всем электронным адресам, по которым должна была, потом позвонила маме, чтобы предупредить, что задержится, и взялась за распечатку макетов к завтрашнему утру. В середине этого увлекательного процесса дверь в кабинет скрипнула. Кайли обернулась.

Элсон стоял на пороге, ероша светлые волосы. Они ерошились плохо и норовили упасть длинными прядями вдоль щек.

— Я уснул прямо на столе, а вы меня не разбудили. И задержались из-за меня, — посетовал Дэвид. — Могли бы давно уйти домой.

— Не могла же я вас так оставить, — улыбнулась Кайли.

— Спасибо. Я поймаю для вас такси.

— Что вы! — Она почти испугалась. — Я прекрасно доберусь на метро.

Еще не хватало, чтобы он вызывал для нее такси. Это уже за пределами альтруизма. К счастью, Элсон не стал настаивать.

— Ладно. Если вы так хотите…

— Мэри принесла приложения к договорам. Их нужно подписать до завтра. — Кайли кивнула на пачку у себя на столе.

— Вот завтра и подпишу. Сейчас уже не способен. Вы тоже можете идти домой, Кайли.

Она кивнула.

Кайли завязывала шарф, когда Элсон снова вышел из кабинета — уже в пальто, с сумкой через плечо.

— Вы готовы? Пойдемте. Хоть до метро вас провожу.

Станция подземки располагалась в двух шагах, и Кайли не понимала этой заботы начальника. Еще ни один шеф с ней так не обходился.

Видимо, Дэвид почувствовал ее недоумение, так как объяснил:

— Я просто хочу познакомиться с вами получше. Нам ведь дальше работать вместе, а шеф и его секретарь — это всегда команда. А я сегодня так и не успел толком с вами поговорить.

— Не думаю, что вы многое потеряли, — пробормотала Кайли, выходя следом за ним в коридор. Они медленно двинулись к лифтам.

— Не слышу, что вы там бормочете.

— Я говорю, что очень рада знакомству, мистер Элсон… Дэвид.

— А. Я тоже. Очень рад. Вы любите тыквы?

Кайли чуть не споткнулась.

— Тыквы?

— Ну да. Ведь скоро Хэллоуин.

— Да…

— Я люблю. Тыквы оранжевые и такие… как говорит мой племянник — он тинейджер — позитивные. Определенно позитивные. Помню, в детстве мы вырезали в них треугольные глаза и ужасающий рот, а внутрь ставили свечку. Вот, вы обо мне уже знаете, что я люблю тыквы. А вы что любите?

Кайли постаралась не улыбаться. Она по природе своей была достаточно замкнутым человеком и раскрывалась лишь в компании давно знакомых людей. Но мистер Элсон обладает определенным талантом вызывать людей на разговор. Как там про него сказала Дейзи? «Душка».

— Я люблю занавески. Оранжевые. У меня на кухне сейчас такие.

— А собак?

— Скорее кошек.

— А я люблю собак. И декоративных крыс. И бейсбол — какой чертов американец в этой стране не любит бейсбол?!

— Один мой друг его не любит.

— И не собирал в детстве карточки игроков? Боже! Куда катится этот мир…

Болтая таким образом, они спустились вниз (офис начинался на девятом этаже громадного делового центра) и прошли те триста метров до станции подземки, которые никак не давали покоя Элсону. Как будто кто-то на этих метрах решит ее, Кайли, украсть. Вот глупость. Кому она нужна-то?

— Ну что ж, — сказал Дэвид у входа на станцию, — приятного вам вечера, Кайли.

— И вам приятного вечера, мистер… Дэвид.

— «Мистер Дэвид», — оценил он. — Очень мило. — И удалился, насвистывая. Свист выходил музыкальным и весьма приятным. Наверное, Элсон не соврал про абсолютный слух.

Кайли вошла в метро и всю дорогу до дома улыбалась.

Глэдис встретила ее с нетерпением.

— Как прошел твой первый день?

— Уже третий.

— Но это же первый день работы без помощи! И твой начальник приехал! Какой он?

Кайли задумчиво мыла руки. Какой? Не так-то просто оказалось ответить на этот вопрос.

— Непредсказуемый, наверное.

— Это хорошо или плохо? — нахмурилась Глэдис.

— Это забавно.

— Идем, я приготовила курицу карри.

За ужином Кайли рассказала матери обо всем: и о явлении Дэвида Элсона (прямо с самолета из Китая!), и о совещании, и о миловидной блондинке Мэри, и о президенте компании мистере Браунинге, казавшемся гораздо серьезнее и старше Дэвида, хоть они и бывшие сокурсники. И о том, как хорошо в «Лаванде», как все приветствовали новую сотрудницу, и никто не косился недоверчиво, никто не орал из-за дверей.

— Как хорошо… — заметила мать, когда Кайли встала, чтобы вымыть грязную посуду, — как хорошо, что ты нашла себе что-то для души.

Кайли задумалась.

Что такое душа? Есть ли она вообще? Сколько сказано было и написано. Но душа не поддается исследованию — ни присутствие ее, ни отсутствие ее не доказано.

Кайли верила в то, что каждый человек уникален. Объяснить это сможет любой ученый, который знаком с процессами работы головного мозга человека. Она не раз и не два читала об этом в журналах и в Интернете.

Но она сама все реже говорила «душа», потому что в существование оной уже и не верила. Верила в человеческий разум, которому подвластно практически все. И если угодно, думала Кайли, то мозг человека и есть его душа. Работа нервной системы, сердечный ритм, давление — все это влияет на наш характер, привычки, предпочтения. Есть люди технического склада, а есть гуманитарии, и зависит это всего лишь от развития тех или других способностей. Кайли была гуманитарием целиком и полностью, такой ее воспитали. Глэдис всегда делала упор на развитие тонких чувств и чувствительности. Театр, консерватории, музеи были знакомы Кайли с детства; так продолжалось довольно долго, пока у них была жизнь, не отягощенная проблемами, нормальная жизнь нормальных людей. Разве могла Кайли быть другой? Будь ее мать врачом или инженером, быть бы ей другой, но Глэдис всю жизнь проработала в библиотеке и ушла оттуда только по состоянию здоровья — врачи запретили слишком большую нагрузку. Самая большая нагрузка, которая ей теперь полагалась, — это подняться на второй этаж дома, в свою спальню.