— Понятно. — Элли потерла лоб. Голова болела так, что в пору было биться ею о стены. — Пошли, сынок, ляжем сегодня пораньше.

Элли с Эйдесом ушла. Рива повернулась к Перу.

— А теперь говори, что думаешь на самом деле?

Пер угрюмо глянул на Риву.

— Я уже сказал.

— Пер, у тебя есть нехорошая привычка утаивать от друзей самые ценные сведения. Мы с Эйдесом давно поняли, что ты сделал с Ройком. Бедная Элли единственная не догадывается о твоем поступке. Или выкладывай все как есть или я сейчас же сообщу ей, что ты прирезал ее мужа, словно жертвенное животное.

Пер побледнел, но не смог отвести взгляда от вопрошающего взора Ривы. Он знал, что рано или поздно друзья узнают о том, что он сделал. Рива узнала рано, а что до Элли так он предпочел бы, чтобы девушка никогда в жизни не узнала об этом. За два месяца, пока она изображала его жену Пер проникся к принцессе симпатией гораздо большей чем это допустимо для друга. Она стала по настоящему дорога ему. Но он бы лучше отдал голову на отсечение, чем позволил своими чувствами оскорбить Элеонору или Ройка. Нет, он похоронил свои чувства так глубоко, что даже новая сила друзей не могла достать до них. Там эти чувства и останутся навеки.

— Мы умрем, Рива. Один за другим. И Эйдес останется один. Только пережив боль утраты близких людей он обретет силу смотреть жизни в лицо, а не прятаться за детской наивностью, как он делал все это время. Это конец пути.

Краска схлынула с лица девушки, когда та глянула на лестницу, где скрылась Элеонора с ребенком. А потом с ужасом посмотрела на Пера. Тот кивнул, подтверждая ее догадку.

— Элеонора больна. Через неделю ее не станет. Потом настанет наш черед.

— А это никак не отразится на нас настоящих?

— Я не знаю. Эйдес рассказывал мне, еще на острове, что Ройк говорил с ним. И судя по голосу дела у него совсем неплохи. Если бы смерть здесь, могла навредить нам, он бы не смог говорить с твоим мужем так ведь?

— Надеюсь, что Эйдес прав в своей догадке. — Рива помолчала склонив голову. — Жаль только что это так мучительно. И Ройка нет рядом, чтобы облегчить последние дни.

— Потому он и ушел по сценарию первым. Это урок не только для Эйдеса. Но и завершающий экзамен для нас. Нам остается только терпеть, ждать и уповать на всех богов, чтобы все это быстрее кончилось.

В издевку над обреченными людьми, на следующий день небо заволокло тучами. Порывы холодного ветра мели по улицам упавшую листву и остатки мусора. Жутко хлопали незакрепленные ставни. Пер ушел на рассвете, обвешавшись охранными заклятьями как конфета фантиками. Но никто не знал, что он делает это не потому, что боится заразиться, а наоборот, потому, что смерть уже поселилась в их доме.

Рива не находила себе места. Элеонора как всегда занималась домашними делами, но валькирия видела как силы принцессы покидают ее с каждой минутой. Бледность была столь пугающей, что Рива, ничего не смыслящая в ремесле хозяйки, взялась помочь, чем удивила Элеонору.

— С чего бы такая забота? — Поинтересовалась Элли, когда Рива попросилась замесить тесто.

— Я в конце концов жена, хотя мой муж и прикидывается малолеткой. Должна же я учиться вести хозяйство, а то разбаловала ты его своей стряпней. Мне потом тягаться с твоим умением придется. Так что я лучше поучусь из первых рук так сказать.

— Если так, то пожалуйста. — Элли с удовольствием присела на стул. — Да не колоти ты его точно противника на ринге. Тесто не любит подобного обращения. Его нужно месить ласково, как будто мужа ласкаешь, вот так, уже намного лучше.

Элли веселилась от души, направляя Риву и подсказывая, что и как делать. Тесто они конечно испортили. Зато повеселились на славу. Эйдес вертелся поде них на кухне, норовя стащить вкусности еще до того, как их приготовят. Так в заботах прошел день. Вечером вернулся Пер и принес страшные новости. В городе уже повально болели люди. Даже во дворце Эрла были заболевшие. Хорошей новостью были припасы. Пер принес столько, что им несколько месяцев не грозил голод. Пер не стал говорить девушкам, что торговцы, опасаясь, что их продукты уже заражены, отдавали припасы за бесценок. Те же, кто был уверен в чистоте своего товара заколотили лавки и увешавшись охранными заклятьями и амулетами сидели дома никого не пуская. Рива и Элли сделали вид, что поверили Перу в подобную удачу. Каждый из них готов был притворяться до самого конца, лишь бы не смотреть правде в лицо. И хотя их смерть была всего лишь иллюзией, страха это не умаляло. Один Эйдес был беззаботен и весел, не понимая, от чего так странно поступают взрослые, не давая ему гулять на улице. Даже в сад не пустили.

На следующий день, Элли уже не смогла встать с постели. Пер не пустил к ней ни Риву ни Эйдеса, сам ухаживая за угасающей принцессой. Но когда дом сотряс очередной вопль мальчика, требовавшего, чтобы его пустили к маме, Элли попросила Пера впустить его.

— Если все это для него, то не зачем ограждать мальчика оттого, что происходит. Так мы только затянем свою агонию.

Пер с силой сжал ее руку.

— А, что если он заболеет и умрет раньше нас? Что тогда?

— Не заболеет. Пусти его Пер, я не могу слышать как он плачет.

Пер приоткрыл дверь. Рива ввела Эйдеса. Тот быстро взобрался на высокую кровать Элеоноры.

Она слабо улыбнулась испуганному ребенку.

— Мама, что с тобой? Тетя Рива сказала, что ты больна. Но ты поправишься. Мой друг Тимми, тоже болел и выздоровев стал еще сильнее. Ты тоже станешь сильнее.

Элли заплакала. Ей было страшно. Слабость была невыносимой, и постоянная боль, терзала ее изнутри. Жар все усиливался, рождая в воспаленном мозгу странные видения.

— Мама! — Тихий плач Эйдеса, вывел ее из оцепенения.

— Что, милый? — Она открыла глаза. Эйдес плакал, припав к ее груди. Худенькое тельце ребенка вздрагивало от рыданий.

— Не бросай меня мама!

— Я не брошу. — Она хотела погладить его по волосам, но рука от слабости не шелохнулась.

Рыдающая Рива забрала брыкающегося Эйдеса и ушла из комнаты. Пер сел подле нее и поднес к почерневшим губам чашку с водой. Элли слабо замотала головой.

— Не надо. Пусть все быстрее кончится.

Элли закрыла глаза, а когда открыла увидела как Пер плачет.

Этой ночью Элеонора умерла. С Эйдесом случилась настоящая истерика, когда тело его дорогой мамочки предали огню. Дом погрузился в траурную тишину. Спустя два дня признаки болезни появились у Ривы. Валькирия слегла и угасла так же быстро как Элеонора. Сгорела за три дня как спичка. Пер похудел. На лице пролегли горькие складки. Эйдес прилип к нему как репей не отпуская от себя ни на шаг. Когда Пер вложил в руки малыша факел для погребального огня над Ривой малыш не плакал. Черты его детского лица заострились, а в глазах появилось странное выражение непонятное многим, но вселившее в Пера огромную надежду, что все это не напрасно. Эйдес учился быть взрослым.

Пер сопротивлялся болезни дольше всех. Уже по всему городу полыхали погребальные костры. А смерть никак не приходила за ним. Эйдес постоянно был подле него, принося воды напиться или меняя ему мокрые простыни.

— Пап, мама и Рива в раю?

— Да, сынок. — Прохрипел Пер. — Они теперь Ангелы.

— Ты тоже будешь ангелом? — Совершенно серьезно поинтересовался ребенок.

Пер засмеялся и закашлялся, от подобного усилия.

— Нет, сын. Ангелом мне не быть. Слишком много греха на моей душе. Зато я буду хорошим демоном.

— А я?

Пер посмотрел в серьезные глаза Эйдеса.

— А ты будешь Ангелом как Элеонора и Рива.

Пер умер перед самым рассветом и Эйдес остался один.

Соседи пришли на помощь осиротевшему мальчику и провели церемонию погребения по всем правилам. Вот только никто не забрал его к себе. У каждого в доме была беда. Эйдес сидел один в огромном пустом доме, без света и тепла. Ему не было страшно. Он не чувствовал ни холода ни голода. Только пустоту в груди. Пустоту от нестерпимого одиночества. Отныне и навсегда он был один. Близкие ему люди покинули его и больше не вернутся. Разве что только во снах. Но он сильный, он выживет всем назло и однажды станет великим, чтобы прославить свой род в веках.