— Если ты еще когда-нибудь посмеешь геройствовать, я честное слово придушу тебя. — Услышал он над собой.
— Эй, полегче, девушка. — Он сел. — Это мне полагается сердиться. Но что я слышу. Ты кричишь на меня, как старая базарка. Да еще обзываешь всякими словами.
— Должна же я была заставить тебя злиться, чтобы у тебя возникло желание добраться до меня, дабы поквитаться.
Ройк проворчал, что-то на счет наглых, самоуверенных девиц и хотел встать, чтобы пойти посмотреть, как там остальные, но она удержала его на месте.
— Ройк…
Их взгляды встретились. Это был очень удачный момент для поцелуя. Она спасла ему жизнь, они были одни. Но природное упрямство взяло над ним верх и он рывком встав, пошел к Перу, оставив ее сидеть одну.
Он встал рядом с великаном. Пять коней лежали мертвыми в круге. Морда еще одной торчала из злополучной конюшни. Деревья высохли на корню, а упавшие листья и фрукты почернели и медленно обращались в прах. Тоже стало и с лошадьми. Они сначала высохли словно мумии, и превратились в пепел. А за ними стали валиться деревья с громким треском. Одно за другим. И вскоре перед ними опять была голая земля. Только дом остался да конюшня.
— Удалось спасти хотя бы одну?
— Нет. — Пер стоял с таким несчастным видом, что был похож на обиженного ребенка. — Эйдес свалился, и я бросился к нему. Он стоял почти, что в самом центре. Ему досталось больше всех нас.
— Рива с ним?
— Да, там за скалой. — Пер указал ему направление.
Ройк пошел посмотреть как дела у них, оставив великана горевать по своему коню. В каком то смысле ему повезло больше. Он потерял коня раньше, хотя и не менее нелепо. Молодых он нашел у самой дороги. Эйдес лежал без чувств, и тяжело дышал. Его ссохшаяся левая рука была положена на грудь. Увидев Ройка, Рива подняла заплаканное лицо.
— Ройк помоги. Он высыхает. Эта зараза осталась в нем.
Ройк взял парня за покалеченную руку и закрыл глаза, вливая в его тело свои и без того ослабевшие силы. Но сколько ни старался, не мог изгнать черноту совсем. Единственное, что он смог, это остановить ее распространение на остальное тело.
— Прости, больше не могу. — Ройк боялся смотреть в глаза девушке. — Хуже ему не станет, но вылечить его я не в силах. Это нечто такое, чего я не знаю.
— Но он не умрет?
— Не в этот раз.
Девушка облегченно вздохнула и легла прямо на землю, подле Эйдеса, чтобы согреть. Наступала ночь, мороз крепчал. Но ни у кого больше не было ни сил ни желания заниматься колдовством. Все их добро, которое имело хоть клок органики, обратилось в прах, оставив их совершенно без еды и запасной одежды.
— Лежите здесь, я позову остальных.
Он позвал принцессу и великана. Уложив Элеонору по другую сторону от Эйдеса, и заставив Пера спать, согревая их своим теплом, сам заступил на первую вахту. Но никто не спал.
Чувствуя, как мороз проникает сквозь тонкий свитер, и холодит непокрытую Глову, Ройк не выдержал и пошел собирать хворост. Найдя достаточное количество чахлых кустов, он соорудил из них приличный костер. Зажав ветку потолще между ступней, он взял тонкий прут, и принялся тереть их друг о друга, добывая огонь старым способом.
— Так ты до утра не управишься. — Послышался из темноты голос Ривы. — Давай я.
— Не нужно. Она уже дымится. Ты лучше береги силу. Что-то подсказывает мне, что она ох как пригодится нам.
— Как хочешь.
Ройк спиной чувствовал взгляды друзей и утроил свои усилия. Скоро дым стал виден не только ему. Рива села рядом, подсыпав тонких веточек. Пер тоже сел, загородив ветер. Даже Элли села к ним. Один лишь Эйдес был все еще без сознания. Промелькнула искра, Элли подула, и крошечное пламя лизнуло первую лучину. Рива загородила его ладошками. А Ройк продолжал тереть, пока пламя не распространилось сначала на лучины, а потом и на весь костер.
— Черт, это потруднее всякой магии. — Он вытер вспотевшие ладони о штаны.
— Добро пожаловать в мир простых людей. — Элли сгребла последние веточки и кинула их в костер.
Они подтащили Эйдеса к огню, и сели кругом, чтобы хоть как-то согреться.
— Коней мы потеряли. — Вдруг нарушил тишину Пер. — У нас нет ни еды, ни теплой одежды. Какие будут идеи?
— Повернем в низины? — Рива окинула взглядом друзей.
— На это уйдет неделя. А потом еще одна, чтобы отыскать новую дорогу в горах. Мы можем не успеть.
— Но идти вперед опасно. Вдруг это только первое предупреждение?
— На счет предупреждения ты права. — Ройк невольно оглянулся назад, но в темноте ночи не увидел башню. — Только мы его неверно истолковали. Если впредь будем умнее, то можно избежать других ловушек.
— А, что если это не тот путь?
— Все может быть.
Ройк смотрел, как отблески от огня пляшут на изможденных лицах друзей. Этот день всем дался не легко. Без коней идти было если не невозможно, то невероятно трудно. Но и отступать тоже было нельзя. Как там любил повторять Эсселин.
«Вперед, только вперед. Ни шагу назад. И пусть сгинут все враги».
— Идем вперед. — Решил он, и удивился, что никто не стал спорить.
Рива и Пер отправились спать. А принцесса осталась с ним. Ройк предпочел бы, чтобы вместо нее осталась Рива, но она была нужна Эйдесу. Элеонора сидела, подтянув колени к груди и сложив локти, уперлась в них подбородком. Волосы она распустила и теперь колючий ветер трепал их, разметая по плечам. Она не смотрела на него. Ее взгляд был прикован к пляшущим языкам пламени. Они молчали очень долго. Но это была хорошая тишина. Прежнего напряжения больше не было. Что-то отпустило у него в душе, после того, как она спасла ему жизнь. Тиски разжались, и прежняя боль ушла, оставив странное, доселе неведомое чувство. Ему хотелось, чтобы девушка заговорила с ним, но он сам оттолкнул ее и знал, теперь она осмелится заговорить с ним ох как нескоро. Только если он не заговорит первым. Так скажи, что-нибудь. Не сиди, как болван. Не упусти ее еще раз.
— В детстве, я мечтал быть фермером.
Она вскинула на него изумленные глаза.
— Фермер? Ты?
— Что здесь такого? — Ройк придвинулся ближе к огню. — Большой дом, белый, с красной крышей.
Он прикрыл глаза. Вспоминая, свою мечту.
— Возле дома сад. А вокруг поля с пшеницей. Она золотится под лучами солнца. Моя дочь в белом платьице, бежит ко мне через поле. У нее на голове веночек, который сплела ее мать. Она тоже идет ко мне.
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Элли зачарованно смотрела на него. Ее губы приоткрылись, глаза блестели.
— Это так, романтично, Ройк. Я не думала, что ты поэт.
— Я? Нет! Это Эйдес у нас стихоплет. Вот у кого язык без костей.
— А я всю жизнь мечтала только об одном. — Она запнулась и вдруг покраснела. — Я в бальной зале. На мне самое роскошное платье, какое только можно сшить. Больше нет нужды притворяться. И со мной танцует самый красивый мужчина на свете.
— Что ж, твое желание могло бы осуществиться, не увези я тебя с собой.
— Не могло. — Она погрустнела.
— Почему? Что в нем такого невозможного?
— Мой отец.
Ройк одеревенел. Он не хотел касаться этой зыбкой темы, но Элли смотрела ему в глаза, и он не мог отвести взор.
— Ему было на меня плевать с самого рождения. Он всегда хотел, чтобы я была сыном. И я старалась изо всех сил, не понимая, почему он меня не любит. Я старалась превзойти всех мальчиков, моих друзей в любом из состязаний. Но чем более я старалась, тем более он меня ненавидел.
Она зажмурилась, и ее лицо из счастливого превратилось в равнодушную маску.
— Он бил меня за каждую победу, и бил за поражение, крича, что я недостойна быть его сыном. Но я им никогда не была. Я поняла это, когда мне было лет двенадцать. И тогда я впервые хотела покончить с собой. Меня спас твой друг Ринальдо, и я ненавидела его за это. Поправившись, я поняла, что не могу бунтовать открыто. И решилась на партизанскую войну. Танцуя в зале с девушками, я ночью, пока меня никто не видел, учила женские партии. Сидя за обеденным столом, я запоминала, как женщины движутся, как говорят. Как кокетничают с мужчинами. И стоя ночи напролет у зеркала копировала поведение. Но больше всего на свете, мне хотелось отрастить косу. Это стало почти, что навязчивой идеей. Мне удавалось прятаться от отца месяца три, пока однажды во время охоты я не упала и шапка не слетела с моей головы. Меня обрили наголо и высекли так, что я едва не умерла. А потом стала расти грудь, и отцу ничего не оставалось, как приставить ко мне волшебника, чтобы он прятал это «чудовищное безобразие» ото всех. И тогда я смогла отрастить и волосы. Если прятать, это… — Она махнула в сторону груди. — То можно прятать и косы.
