— Вы не могли бы отвезти меня в Йилдыз? — четко выговорила она по-английски. — В Йилдыз-парк.
Она вспомнила, что всего несколько дней назад Хаддба рассказывала ей об открывающемся из парка великолепном виде на Босфор и маленьком кафе «Мальтийский павильон», очень популярном среди стамбульцев, которые любят приходить сюда по воскресным дням, чтобы выпить чашку чая. Но в тот день, когда она впервые услышала о нем, девушка чувствовала себя слишком апатичной и вялой, а на улице было чересчур холодно для того, чтобы посещение Йилдыз-парка могло показаться приятным.
Поездка продолжалась дольше, чем ожидала Элизабет, но зато к тому времени, когда она увидела перед собой парк, небо уже расчистилось. Таксист высадил ее из машины у подножия холма, предоставив возможность прогуляться к павильону пешком.
Старый парк больше напоминал лес, а не место отдыха столичной публики, соответствовавшее описанию Хаддбы. Над по-зимнему пустынными прогалинами по обеим сторонам тропы великаны деревья тянули огромные причудливые ветви с еще трепетавшими последними осенними листами, такими ярко-желтыми, что они напомнили Элизабет золотые монеты. Девушка быстрым шагом шла по дороге, радуясь сладкому влажному запаху земли и лесному воздуху. В кронах деревьев оглушительно стрекотали галки. То ли это была ясная синева неба после нескончаемых хмурых дней, то ли ласковое тепло солнца, которое ощущало ее лицо, — девушка не могла бы сказать точно, что именно разбудило в ней внезапный прилив энергии, удививший ее саму. Горькое и тяжелое чувство, последние дни камнем лежавшее у нее в груди, стало постепенно таять.
«Мальтийский павильон» оказался небольшим сооружением в стиле барокко, выстроенным в девятнадцатом веке и окруженным подступающими к нему деревьями. Элизабет заказала себе кофе и пахлаву и прошла на мраморную полукруглую террасу, смотревшую в парк и на синеющий далеко внизу Босфор. Опавшие листья вздрагивали на каменном полу, и даже в щедром солнечном свете здесь царило то меланхоличное чувство заброшенности, которое зимы обычно придают летним увеселительным аттракционам. Наверное, это место больше соответствовало ее вчерашнему настроению, но сегодня, после посещения дворца и тех странных комнат гарема, оно не привлекало девушку. Принесли кофе, и Элизабет с наслаждением сделала первый глоток, широкий поток оптимизма внушал самые смелые надежды. Она непременно отыщет недостающий фрагмент текста, если не здесь, то дома, в Англии, и обязательно разузнает, что случилось с Селией Лампри.
Более чем когда-либо испытывала она сейчас потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями, рассказать о необыкновенном переживании, испытанном ею в гареме дворца, но рядом никого не было. Может быть, стоит позвонить Эве? Нет, лучше дождаться возвращения в пансион и позвонить из своего номера, разговор по мобильному телефону обойдется слишком дорого. Поделиться впечатлениями с Хаддбой? Но она пока не хочет уходить из парка, с Хаддбой она поговорит вечером. На террасу, где до сих пор она сидела в полном одиночестве, поднялась какая-то пара. Мужчина и женщина, судя по виду, уроженцы Стамбула, заняли столик недалеко от нее, у самого края мраморного полукруглого выступа. На секунду у девушки мелькнула шальная мысль подойти к этим людям и подробно рассказать историю англичанки елизаветинских времен, оказавшейся в турецком гареме.
Нет, этого делать не стоит. Улыбнувшись про себя глупости подобной идеи, она уселась поудобней, откинула голову, подставила лицо солнцу и закрыла глаза. Чувствуя, как ласковое тепло согревает кожу, девушка приготовилась к тому, что перед ее мысленным взглядом возникнет лицо Селии, но вместо этого в ее памяти проплыли картины, увиденные сегодня. Череда маленьких комнат, дворики, потрепанные ковры на полах, диван, на котором словно сохранился отпечаток чьего-то тела, лохмотья покрывал.
Элизабет сунула руку в карман, нащупала гладкий прохладный осколок и достала его. На ладони лежало блестящее, белое с синим рисунком стеклышко.
— Амулет на счастье, — так сказала Берин, когда она показала ей свою находку. — Предполагалось, что подобные вещи отгоняют злых духов. Вы, наверное, видели, у нас в Стамбуле продают такие на всех углах?
— Мне нужно показать это на выходе?
— Да нет, — улыбнулась Берин. — Можете оставить себе. Дешевая безделушка с ближайшего базара. Их можно найти где угодно. Наверное, обронил кто-то из посетителей. — Взгляд, который она бросила на Элизабет, стал озабоченным. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Почему вы спрашиваете?
— Мне показалось, что вы как-то побледнели, вот и все.
— Нет, ничего. — Пальцы девушки сомкнулись, крепко сжав гладкое стекло. — Я прекрасно себя чувствую.
Теперь, сидя на террасе зимнего кафе, она еще раз внимательно рассмотрела свою находку и осторожно опустила стеклышко обратно в карман. Затем вынула из сумки блокнот, авторучку и стала записывать приходившие в голову мысли, возникавшие вопросы, в общем то, что могло бы иметь значение для ее исследования. Поток догадок и загадок.
«Пол Пиндар», написала она в самом верху страницы. Затем «Селия Лампри. Кораблекрушение в девяностых годах шестнадцатого века».
«Почти четыре сотни лет отделяют меня от тех событий, — мимолетно подумала она, — а могло бы и четыре тысячи».
«Тогда главный между ними, — ручка побежала по листу блокнота, — отбросил ее прочь и, разгоряченный видом крови, ударил капитана в бок своим ятаганом и пригвоздил его прямо к двери в тайное то убежище, где женщины сидели, и разрезал его тело пополам, так что…»
Она остановилась, ручка замерла, потом принялась бездумно скользить, обводя написанные буквы.
«Итак, двойная травма. Эта девушка не только захвачена в плен накануне собственной свадьбы, она оказалась прямой свидетельницей жестокого убийства отца».
Элизабет невидящими глазами уставилась на страницу.
«А ее отношение к Пиндару? Любила ли она его? Горевала ли она? Оплакивала ли она свою потерянную любовь, как оплакиваю ее я?»
Прогоняя непрошеные мысли, Элизабет тряхнула головой и заставила себя вернуться на нейтральную почву.
Первый и главный вопрос: как могла оказаться записанной история о Селии Лампри? Возможно ли, что девушка сама рассказала о собственной жизни? Прожила ли она достаточно долго для того, чтобы выйти замуж за любимого человека, родить ему детей, уехать с ним в Алеппо…
«Национальный биографический словарь», многое рассказавший о Поле Пиндаре, разумеется, ни словом не упомянул о его жене, но это обстоятельство, конечно, не доказывает, что ее не было. Статьи на фамилию «Лампри» также не оказалось. Но факт остается: кому-то история этой женщины была известна настолько хорошо, что к нему обратились с расспросами о Селии.
Ручка продолжала лениво вычерчивать узоры, обводить некоторые из букв.
«Итак, тысяча пятьсот девяносто девятый. Тот самый год, когда Томас Даллем, органный мастер, построил замечательную диковинку, преподнесенную в дар султану. Что ж, по крайней мере его история известна».
Элизабет отыскала в записях отрывок, выписанный ею из книги Хэклита. Теперь она держала в руках сильно зачитанную фотокопию дневника Томаса Даллема. «Рассказ об чудесном органе, доставленном Великому султану, и других любопытных матерьях. 1599». В дневнике автор описывает свое путешествие на корабле под названием «Гектор», принадлежавшем Левантийской торговой компании, рассказывает о том, как после шести месяцев плавания этот подарок, на который возлагали столько надежд купцы-предприниматели, оказался основательно испорченным, так как весь его сложный механизм был погублен морской водой. Даллему вместе с помощниками пришлось восстанавливать его буквально из ничего, каждый день они отправлялись во дворец султана, где был установлен орган, и работали там дотемна. Далее дневник рассказывает о дружбе, возникшей между английскими работниками и турецкими янычарами, приставленными охранять их, и о том, как в один прекрасный день турки позволили Томасу украдкой бросить взгляд во дворик гарема.