— Но почему?

Гюляе-хасеки снова обернулась к девушке, и на мгновение лицо ее оживилось.

— Как вас зовут, кадин?

— Кейе.

— Нет-нет, милая сударыня. Это-то мне, конечно, известно. Я спрашиваю о вашем настоящем имени. О том, которое вы носили до того, как оказались здесь.

— Меня звали… меня зовут Селия.

— Дорогая Селия. — Хасеки взяла руку девушки и сжала ее в своих. — Я иногда забываю о том, что вы не так долго находитесь здесь, как мы. Валиде возненавидела Хайде за ту власть, которую она незаметно для себя приобретала. Не потому, что та стала любимой наложницей, а больше всего за то, что родила ему сына. Возможно, будущего султана. — Молодая женщина нежно погладила руку Селии. — Хайде, как матери сына и как любимой наложнице, стали выдавать очень большое содержание, почти такое же, как содержание самой валиде. Султан преподносил ей прекрасные подарки — золото, драгоценности. И вскоре она стала замечать, какую власть ей дает все это. Хайде приобретала могущество, но не мудрость.

С такими значительными средствами она могла бы себе позволить обзавестись сторонниками, но ее не заботили те, кто был рядом с ней. Многие женщины в гареме, даже из старших, из тех, кто сохранял верность валиде, стали заискивать перед ней. «Если султан назовет ее сына будущим падишахом, — думали они, — то следующей валиде станет эта женщина». И сама Хайде думала точно так же. Постепенно вокруг нее сплотилась клика, все мы понимали это. Словно почувствовав внезапный страх, будто сама тема беседы напугала ее, Гюляе оглянулась через плечо, туда, где возвышались стены дворца. — Вы ведь не ожидаете от меня подробностей? Ситуация становилась очень опасной.

— Для валиде Сафие?

— Для нее? — Хасеки рассмеялась и сжала ладонь девушки. При этом движении золотые монетки на ее шапочке издали мелодичный звон. — Нет, конечно же нет, милая сударыня. Не для валиде, а для Хайде. Султанше Сафие нет дела до того, с кем проводит ночи ее сын, но власти из рук она никогда не выпустит. Когда она сама была хасеки, в дни старого султана Мюрада, она сражалась с валиде Нурбанэ всеми силами. Эта женщина всегда имеет в руке опасное оружие, — закончила она, опуская глаза.

Возникла пауза, затем Селия сказала:

— Но у вас тоже есть сын, уважаемая хасеки.

— Да. И он тоже может стать следующим султаном. Я должна сделать все, чтобы защитить его. Потому что я видела, что они сделали с Хайде… — Она наклонилась, почти приблизив губы к уху Селии. Та почувствовала запах жасмина и мирры, исходящий от ее волос и кожи. — Запомните то, что я сказала вам сейчас, кадин. Стать хасеки еще не значит обрести защиту от них.

— О ком вы?

Селия прижала ладонь к животу, знакомая боль опять пульсировала между ее ребрами.

— У валиде есть соглядатаи повсюду, как во дворце, так и за его стенами. В самых неожиданных местах. Она всю свою жизнь занималась тем, что плела собственную паутину. Создавала сеть — невидимую сеть — из преданных ей людей, тех, кто работал на нее. Например, та старая еврейка, кира по имени…

— Вы говорите о Эсперанце Мальхи?

— Да, о ней. Вы знаете ее?

— Однажды утром она заглянула в мою комнату. — Селия неловко заерзала на подушках. — Кажется, она не знала, что я дома.

Следует ли ей рассказать хасеки о том, что произошло в тот день?

«Наверное, это последний человек, который мог бы мне помочь, — думала девушка, — но она кажется такой разумной. И даже уязвимой. Можно ли ей доверять?»

Наконец молчание было прервано. И прервала его сама Гюляе.

— Она оставила у ваших дверей немного разноцветного песку?

— Да, — ошеломленно прошептала Селия. — Откуда вы знаете? И что это означает?

— Не смотрите на меня так испуганно. Вам не станут пока вредить. Не сейчас, во всяком случае.

«Не сейчас?»

Сердце Селии испуганно билось в грудной клетке.

— Моя подруга Аннетта была со мной в тот раз. Она думает, что это колдовство.

— Колдовство! — воскликнула хасеки. Какая чудесная у нее была улыбка! — Понимаю, это может походить на ворожбу, но это не так. Скорее это амулет против дурного глаза, такой, как этот, смотрите. — И она подняла руку, позволяя Селии взглянуть на змеившийся у нее на запястье тонкий серебряный браслет, на котором висели, позвякивая, несколько маленьких круглых пластинок из голубого стекла. — Мы все носим такие. Для защиты от сглаза. Нет, это было не колдовство. Сейчас в вас нуждаются, вы нужны. Мальхи — это создание самой валиде, и сейчас она не сделает ничего, что могло бы повредить вам. Но одно могу сказать вам уже сегодня — будьте осторожны. — Взгляд женщины предупреждал об опасности еще более красноречиво. — За вами следят, и очень внимательно.

Хасеки откинулась на подушках, будто внезапно силы оставили ее.

— Вы это и хотели мне сказать?

Гюляе отрицательно покачала головой.

— Не Эсперанцы вам следует опасаться, милая сударыня. — Теперь она говорила очень быстро, будто торопясь. — Есть другие, и они значительно более опасны. Хайде знала это. Вы когда-нибудь слыхали о Ночных Соловьях?

Селия знаком ответила, что нет.

— Ночные Соловьи Манисы. Три невольника с прекраснейшими голосами, которых подарила старому султану Мюраду его сестра, принцесса Хюмайше, еще в те дни, когда он был принцем. О, как они были прославлены тогда. Одна из них стала его хасеки.

— Это валиде?

— Да. Другой невольник — это Хассан-ага, глава черных евнухов.

— Хассан-ага? Говорят, он умирает.

— И третий…

Тут хасеки наклонилась ближе к уху Селии, но внезапно отпрянула, словно испугавшись, на лице ее отразилась тревога.

— Что это? — в страхе воскликнула она и тревожно оглянулась.

Селия тоже прислушалась, но в этом удаленном уголке садов единственным звуком, достигавшим ее ушей, был стук молотка, который откуда-то доносил морской ветер.

— Я ничего не слышу. Просто где-то работают люди.

— Нет, видите, сюда идут. — Гюляе схватила веер и стала обмахивать им лицо, стараясь спрятать его от посторонних глаз. — Сюда идут мои слуги, они возвращаются. — Внезапно вид у нее стал очень взволнованный, она нервными движениями начала разглаживать на коленях платье. — Я думала, у нас будет больше времени, — донесся до Селии шепот из-за веера, — но валиде не позволяет им оставлять меня одну надолго.

Не успела она договорить этой фразы, как Селия и вправду увидела, что к ним направляется группа служанок. Они несли подносы с фруктами, уложенными красивыми пирамидами, чашки с ледяным шербетом, и вскоре все эти яства были расставлены на низком столике, стоявшем в павильоне подле дивана. Хоть женщины служили хасеки с той почтительностью, которой требовал ее сан, обстановка — и Селия это ясно почувствовала — стала более напряженной. Лицо одной из служанок хранило такое странное, враждебное выражение, что Селия была озадачена. Хасеки настояла на том, чтобы первой подали кушанья ее гостье. Потом сама тоже немного поела, причем девушка заметила, что брала Гюляе только то, к чему уже прикасалась Селия.

Присутствие посторонних сделало продолжение беседы невозможным, и они сидели в молчании, пока прислуга суетилась рядом. Тени в саду удлинились, огромные кипарисы слали на маленький изящный павильон вечернюю прохладу.

Селия бросила осторожный взгляд на молодую женщину, сидевшую рядом с ней, и внезапно поняла, почему валиде имела основания ее бояться. Под мягкой и нежной внешностью таилось что-то другое, и это что-то, несмотря на страх Селии, заставило ее сердце учащенно забиться. Иногда лицо хасеки выказывало не смущение или застенчивость, свойственные ей, а глубокую сосредоточенность.

«Если она станет моим другом, — пронзила девушку неожиданная мысль, — тогда, может, мне и удастся выжить».

Но под внимательными и цепкими взглядами прислуги вся непринужденность их разговора растаяла. Почти в ту же минуту хасеки подала Селии знак, что той следует уходить.

— Надеюсь, мы встретимся еще, Кейе-кадин, — мягко сказала она. — Мне столь о многом хотелось бы побеседовать с вами.