 Не отринувшая оных, Через дебри продираясь, Множила умалишенных. Школа преподать готова Уйму «точных» указаний, И заметьте — ложью пахнет От придуманных названий: Плотный, редкий и летучий, Твердый, мягкий, форма, взвеси, Дух, материя, осадки И рецепты чистой смеси… Есть еще, чтоб вас морочить, — Иты, — оты, — еты, — аты, Тальки, окиси, магниты, Щелочи и силикаты. Словно духов заклиная, Кличут соли с умным видом И коагулум, и даже Баурат, хильипингидум! Ртуть зовут (свою надежду, Что должна осыпать златом) Кто — фавоньем, кто — меркурьем, Кто — экватом, кто — евфратом… Серебро — луной, царицей, Щедро наделенной властью, Обжигающей, чернящей, Словом — женской ипостасью… Вы же, чтоб добиться толку От вещей таких, упорно Жизнь проводите с мехами, Вечно жаритесь у горна, Мир ваш — это сита, ступки, Перегонный куб, решетки: Собеседники — кастрюли, Колбы, миски, сковородки… Ваши лица прокоптились И ожоги вам — награда, Вы, ей-богу, пострашнее Мерзостных исчадий ада. То, что вас, глупцов несчастных, Даже злые кары эти Не спасают от безумья — Мне всего чудней на свете. В этой призрачной погоне Разума вконец решаясь, Проживая закладные, Безнадежно разоряясь, Вы становитесь беднее Побродяжек нищей рати, Грамматистов и поэтов. (А меж них так мало, кстати, Тех, кому нужны карманы!) Вот и вы, отвергнув разум, Ради выдумок и бредней Расточаете все разом. Ты, Октавио, столь пылок, Сколь и алчен! Только тщетны — По заслугам — жар любовный И мечта про клад несметный. Впрочем, тот, кто это пишет, Сам алхимик не из худших, Если смог из слов порожних Начеканить денег кучи! Так что философский камень Не сравнить с наградой царской, Приносимой ловкой плутней Пополам с лукавой лаской! Я своей добился цели, И красотка — нет, не промах, А глупца глупей не сыщешь, Чем алхимик во влюбленных! Вот нетронутые горны, Перегонный куб и колбы, Но рецепт, как делать деньги, Мы берем с собой (еще бы!). Мой совет: коли сумеешь, Отыщи себе тетерю, И обманутый, возможно, Возместит тебе потерю, Ибо, меченные гербом Короля, свои монеты, Ты — ручаюсь! — не увидишь Больше до скончанья света. Долго читал обманутый генуэзец эти сатирические стихи, оставленные ему сбежавшими гостями; что они-то и совершили покражу, у него хватило догадки понять, но как их отыскать, он не мог придумать. Ночь он провел прескверно, что без труда поймет всякий разумный читатель, — каково это быть накануне банкротства, без средств оплатить счета, да еще сознавать, что ты обманут и обобран. Все же он не терял надежды, что найдет в Кордове свои сокровища невредимыми и сумеет настигнуть похитителей. Всю ночь он ворочался в постели, терзаясь не из-за любви к плутовке Руфине, — пропажа денег полностью излечила его от страсти, но из-за самой этой пропажи и стыда, что его провел бессовестный мошенник; тут-то проклял он свои занятия химией, хотя ему бы следовало благословить случившееся, ибо коварная проделка гостей навсегда отбила у него охоту продолжать опыты. Едва забрезжил день, Октавио, мигом поднявшись, поспешил в город к хранителю его добра, узнать, побывал ли там Гарай; тог сказал, что да, Гарай у него был и забрал все, что хранилось, а он, мол, поступил согласно распоряжению Октавио вручить Гараю, что тот потребует. Генуэзец с горя так и обмер, потом стал бесноваться и вопить — когда бы хранитель его ценностей не знал причины, то мог бы подумать, что он рехнулся. Добрый этот человек постарался утешить Октавио и посоветовал чем скорее заняться поисками преступников; генуэзец, не жалея денег, сделал все возможное, по всем дорогам были разосланы комиссары с описанием примет; однако Гарай и Руфина избрали направление настолько необычное, что никому и в голову не пришло, где их искать; комиссары возвратились в Кордову ни с чем, только стребовали с Октавио плату за труды, и ему, обокраденному, пришлось еще на это раскошелиться.
Вскоре по городу распространился слух, что генуэзец, получив еще один счет к оплате, предпочел улизнуть и сбежал в свою Геную с остатком денег и ценностей, оставив всех кредиторов при пиковом интересе — теперь им не с кого было спрашивать долги, не у кого требовать оплаты векселей. Так обычно кончают те, кто с небольшим капиталом берется за чересчур большие дела, надеясь, что в случае чего сумеет спастись бегством. КНИГА III Без отдыха гнали Гарай и Руфина лошадей по глухой дороге в Малагу; не одну ночь провели они, не заезжая в селение, ибо страшились попасть в руки правосудия, с основанием полагая, что генуэзец приложит все силы, дабы их разыскать; наконец они решили, что предосторожности можно уменьшить, только не следует останавливаться в селениях. Гарай, правда, заглядывал в деревни, чтобы запастись провизией, но так как погода стояла теплая, на ночлег они располагались под открытым небом. Однажды вечером, на закате, путники приблизились к лесу — небо заволокло тучами, и они боялись, как бы не угодить под ливень и град, которыми угрожали долгие и оглушительные раскаты грома; страх загнал их в самую чащу, под сень густой листвы, где они надеялись найти укрытие от проливного дождя, обрушившегося с небес вместе с крупным градом. Но такой же страх побудил искать приюта в лесу еще кое-кого, и люди эти расположились поблизости от того места, где устроились Гарай и Руфина. Звук голосов привлек внимание Гарая; тихонько подкравшись к беседующим и спрятавшись за ветвями, он стал прислушиваться. Беседовали три человека, и когда Гарай подошел, один из них держал такую речь: — Ежели этой ночью, друзья мои, не прояснится, не видать нам удачи в задуманном деле — дождь льет как из ведра, он помешает нам осуществить наш замысел. — Да, это верно, — молвил другой, — и отшельник в келье у холма понапрасну будет нас ждать, чтобы помочь спрятать добычу. |
