— Слушайте, у нас на свалке новые медведи, — сказала она.

Южноамериканская манера растягивать слова совершенно не соответствовала всем другим особенностям ее внешности и манер, начиная от неровно подстриженной челки до тяжелой походки.

— Не меньше четырех. Два подростка, самка и огромный самец. — Она посмотрела сначала на Уилла, потом на Корнелиуса, потом снова на Уилла. — Ну, хоть немного энтузиазма, пожалуйста.

— Дай мне несколько минут, — попросил Уилл. — Сначала нужно выпить пару чашек кофе.

— Нет, этого самца надо видеть. Ну, то есть, — она никак не могла найти нужные слова, — я такого здоровенного медведя в жизни не встречала.

— Может, это тот самый, которого я видел прошлой ночью, — сказал Уилл. — Точнее, мы друг друга видели. Рядом с домом Гутри.

Адрианна расстегнула куртку и села на продавленный диван, для чего ей пришлось отодвинуть в сторону подушку и одеяло.

— Долго он с тобой разговаривал, — заметила она. — Ну и что из себя представляет этот старый хрыч?

— Он, конечно, сумасшедший, но кто бы не спятил, живя в лачуге у черта на куличках?

— Он один живет?

— С собакой. Люси.

— Эй, — пробормотал Корнелиус, — уж не хочешь ли ты сказать, что у него там есть запасец?

Он ухмыльнулся, вытаращив глаза.

— Назвать собаку Люси может только человек с известными привычками. [2]

— Господи боже мой! — вскрикнула Адрианна. — Как я устала от этих вечных разговоров о наркотиках!

Корнелиус пожал плечами.

— Как скажешь.

— Мы приехали сюда работать.

— И поработали, — сказал Корнелиус. — Мы сняли на пленку все мерзости, которые только могут вытворять белые медведи. Они играют вокруг канализационных труб. Трахаются посреди свалки.

— Ну, хорошо, хорошо, — сдалась Адрианна. — Мы неплохо поработали.

Она повернулась к Уиллу.

— Ты должен посмотреть на моего медведя.

— Он уже твой? — спросил Корнелиус.

Адрианна не обратила внимания на его слова.

— Ну, еще один, последний снимок, — умоляющим голосом сказала она Уиллу. — Ты не будешь разочарован.

— Да елки-палки, — пробормотал Корнелиус, кладя ноги на стол. — Оставь ты его в покое. На хрен ему сдался твой медведь. Ты что, еще не поняла?

— Не суйся, — резко сказала Адрианна.

— Какая ты настырная. Это всего лишь медведь.

Адрианна вскочила с дивана и в два шага оказалась перед Корнелиусом.

— Я тебе сказала: не суй нос в эти дела, — проговорила она и с такой силой ткнула его в плечо, что он полетел на пол, свернув ногой со стола половину обреченного «Пентакса».

— Кончайте, — сказал Уилл, заглатывая остатки омлета на случай эскалации военных действий.

Если бы это случилось, то не в первый раз. Девять дней из десяти Корнелиус и Адрианна работали бок о бок, как и подобает брату и сестре. А на десятый устраивали драку, как и подобает брату и сестре. Но сегодня Корнелиус не был настроен на ругань или кулачный бой. Он поднялся на ноги, откинул с глаз длинные, как у хиппи, волосы и поплелся к двери, прихватив свою аляску.

— Пока, — бросил он Уиллу. — Пойду посмотрю на воду.

— Извини, что так получилось, — сказала Адрианна, когда он закрыл дверь. — Это я виновата. Помирюсь с ним, когда он вернется.

— Как знаешь.

Адрианна подошла к плите и налила себе чашку кофе.

— И что тебе сказал Гутри?

— Немного.

— А зачем тебе нужно было с ним встретиться?

Уилл пожал плечами.

— Так… Детские воспоминания…

— Это такая тайна?

Уилл изобразил подобие улыбки.

— Страшная.

— Так ты мне не скажешь?

— Это не имеет никакого отношения к нашему приезду сюда. Вернее, имеет и не имеет. Я знал, что Гутри живет на заливе, поэтому убил двух птиц… — голос его стал тише, — одним камнем.

— Ты хочешь его фотографировать? — спросила она, направляясь к окну.

Детишки Тегельстромов, живущих по другую сторону улицы, громко смеясь, играли в снегу. Она уставилась на них.

— Нет, — сказал Уилл. — Я уже и без того вторгся в его частную жизнь.

— Вроде как я вторгаюсь в твою?

— Я не это хотел сказать.

— Но так оно и есть? — мягко спросила Адрианна. — Мне по-прежнему не удается узнать, каким был маленький Уилли Рабджонс.

— Потому что…

— …ты не хочешь мне рассказывать.

Она все больше проникалась чувством собственной правоты.

— Понимаешь… точно так же ты вел себя и с Патриком.

— Это несправедливо.

— Ты его с ума сводил. Он иногда звал меня — и начинался поток жалоб…

— Он мелодраматический гей, — нежно сказал Уилл.

— Он говорил, что ты молчун. Так оно и есть. Он говорил, что ты скрытный. И это тоже правда.

— Разве это не одно и то же?

— Не морочь мне голову. Это меня только злит.

— Ты давно с ним говорила?

— Ну вот, теперь ты уходишь от темы.

— Вовсе нет. Ты говорила о Патрике, и я говорю о Патрике.

— Я говорила о тебе.

— Меня от тебя тоска берет. Ты давно говорила с Патриком?

— Недавно.

— И как он?

— По-разному. Хотел продать квартиру, но ему не давали цену, которую он просил, поэтому он остается на месте. Сказал, что жизнь в Кастро [3]его угнетает. Говорит, вдовцов тут пруд пруди. Но я думаю, ему там лучше. В особенности если болезнь будет развиваться. Там у него друзья — хорошая группа поддержки.

— А этот, как бишь его, все еще там? Ну, парень с накрашенными ресницами?

— Ты знаешь его имя, Уилл, — сказала Адрианна, повернувшись и прищурившись.

— Карлос, — сказал Уилл.

— Рафаэль.

— Почти угадал.

— Да, он все еще там. И он не красит ресницы. У него красивые глаза. И вообще он замечательный парень. Я вот точно в девятнадцать лет не была такой щедрой и такой обаятельной, как он. И ты наверняка тоже.

— Я не помню себя в девятнадцать, — сказал Уилл. — Или в двадцать, если уж на то пошло. У меня очень туманные воспоминания о себе в двадцать один… — Он рассмеялся. — Но когда ты ловишь такой кайф, что тебе становится уже не до кайфа, ты говоришь: хватит.

— И это случилось в двадцать один?

— Это был великолепный год для кислотных таблеток.

— Ты жалеешь об этом?

— Je ne regrette rien, [4]— пробормотал Уилл, посмотрев на нее своими миндалевидными глазами. — Нет, это ложь. Я много времени бездарно проводил в барах, где меня кадрили мужчины, которые мне не нравились. И наверное, я бы им тоже не понравился, если б они удосужились немного со мной поговорить.

— И что в тебе было такого, чтобы не нравиться?

— Я был слишком жалкий. Хотел, чтобы меня любили. Нет, я заслуживал того, чтобы меня любили. Вернее, считал, что заслуживаю любви. Но на самом деле ничего я не заслуживал. Поэтому я пил. Когда напивался, было не так больно. — Он задумался на несколько секунд, глядя в никуда. — Ты права насчет Рафаэля. Он для Патрика лучше, чем я: я с ним и в сравнение не иду.

— Пат предпочитает, чтобы его любовник всегда был при нем, — заметила Адрианна. — Но он по-прежнему говорит, что ты главная любовь его жизни.

Уилл поморщился.

— Меня от этого с души воротит.

— Никуда не денешься, — ответила Адрианна. — Будь благодарен. Большинство людей проживают жизнь, ничего такого не зная.

— Если уж зашла речь о любви и поклонении — как там поживает Глен?

— Глен не в счет. Он одержим детьми. У меня широкие бедра и большие сиськи, и он думает, что я способна к деторождению.

— И когда вы собираетесь начать?

— Я ничего не собираюсь. Эта планета и без меня достаточно затрахана, каждый день появляются новые голодные рты.

— Ты и правда так чувствуешь?

— Нет. Но я так думаю, — сказала Адрианна. — А что до чувств, то я чувствую, что ужасно хочу ребенка, в особенности когда нахожусь рядом с Гленом. А потому, если у меня возникает ощущение, что я могу не устоять, я стараюсь держаться от него подальше.