— Данти, милый, наконец-то я тебя нашла! Теперь все будет хорошо!
В ответ он убрал мои руки и печально улыбнулся, прикоснувшись губами поочередно к каждой ладони, а затем вдруг запел красивым, почему-то женским голосом:
Только сердце рвется,
Плачет и зовет.
Верит, что найдется,
Верит, что придет.
Затем его черты стали таять, а голос стихать. Я попыталась что-то выкрикнуть в знак протеста, но слова застряли в горле, уступив место тихому мышиному писку. От обиды на глаза навернулись слезы, а писк почему-то стал настолько громким, что я поморщилась и… проснулась.
В поле зрения попала Клякса, которая сидела рядом со мной и плакала, непрерывно пища, забавно утирая мордочку лапками. Увидев, что я открыла глаза, мышь с радостным воплем кинулась меня обнимать, закрывая крыльями обзор. Пришлось приподняться и переместить ее на колени.
Как и следовало ожидать, окружающая обстановка полностью изменилась. Я лежала на большой кровати под балдахином в роскошной спальне. Огромных размеров комната, выдержанная в бордовом цвете, причудливо сочетала массивную мебель темных тонов, инструктированную золотом, с многочисленными картинами, почему-то не висевшими, как положено, на стенах, а просто выстроенными в ряд на полу. Тяжелые канделябры с несгорающими свечами (безумно дорогими магическими изделиями) давали много света, но углы огромной спальни были погружены в пугающий полумрак. Это создавало гнетущее впечатление. Помимо всего было еще что-то совершенно непривычное в окружающей обстановке. Присмотревшись внимательней, я поняла, что именно: в комнате не было ни одного окна. Внезапно сверху на меня, напугав до нервной икоты, шлепнулся Ерошка и виновато сообщил, стараясь перекричать мышиный писк:
— Извини, я ничего не смог сделать, он очень сильный! Даже сильнее меня.
— Не волнуйся, мы обязательно что-нибудь придумаем, — подбодрила я чертенка, на самом деле сильно сомневаясь в правдивости собственных слов.
— Мы сейчас находимся под землей, — продолжил он, добив меня окончательно. — И я не знаю, где находится выход…
Впрочем, чего-то подобного вполне можно было ожидать. По крайней мере, становилось понятным отсутствие окон. Действительно, кому они нужны под землей…
Решив все же не расстраиваться раньше времени, я встала с кровати и направилась к двери, намереваясь изучить то место, в котором оказалась. К счастью, одежду никто не забирал, и мой костюм, со всем его содержимым, по-прежнему был на мне.
Увы, едва я приблизилась к двери, даже не успев взяться за ручку, она самостоятельно распахнулась, а на пороге возникла высокая и, в прямом смысле слова, широкая женщина. Точнее, женщину я в ней опознала исключительно по наличию необъятной груди, грозившей при малейшем неверном движении разорвать кожаные доспехи, в которые была облачена незнакомка. В остальном же дама напоминала мужчину: мощные, бугрящиеся мышцами руки, нахмуренный лоб с сурово изломанными бровями и твердый, лишенный каких-либо эмоций взгляд. Этакий цербер. Точнее, церберша. По сравнению с ней я ощутила себя настолько тоненькой и маленькой, что захотелось отбежать и спрятаться в самом дальнем и темном углу. Разумеется, ничего подобного я не сделала, лишь гордо задрала подбородок, стремясь казаться повыше, и требовательно уставилась на незнакомку.
Не обращая ни малейшего внимания на мое поведение, она выбросила вперед пудовую руку и оттолкнула в глубь комнаты, чудом не сломав мне костей. После чего дверь снова закрылась, и я услышала, как щелкнул замок. В ответ на выпущенное заклинание ручка лишь протестующе заискрилась, но ничего другого не произошло.
— Я тебе покажу, как толкаться! — завопила оскорбленная мышь, кидаясь на лакированную поверхность красного дерева. — Ты у меня еще получишь! — пообещала она. Правда, немного подумав, добавила: — Позже.
Я озадаченно почесала макушку и, подмигнув мыши, громко сообщила:
— Послушай, кажется, я начинаю сочувствовать этому вампиру! Подумать только, если его окружают такиеженщины, как он, бедняга, еще не повесился?
— А может, он их разводит, ну как стадо свиней или коров! — захихикала мышь. — Уж больно похожа!
За дверью что-то грохнуло и осыпалось. Наверное, подслушивающая наш разговор церберша засадила кулаком в стену, проломив ее от злости.
Совершив свою маленькую месть, я принялась мерить шагами комнату, размышляя над создавшейся ситуацией. Было не совсем понятно, зачем я настолько понадобилась вампиру, что он потратил на меня кучу времени и денег. И было совсем непонятно, как теперь выбираться из очередных неприятностей. Бунтовать открыто я боялась, убедившись, что магия вампира по силе значительно превышает мою. Но и сидеть, сложа руки, тоже не собиралась, решив в отместку за свое пленение устроить всем здешним обитателям, ведомым и неведомым, бесконечно сладкую жизнь. Разумеется, в самом горьком значении этого слова.
Развлекаться я решила с того момента, когда в комнату впервые доставили еду. Точнее, заставленный всякими блюдами, блюдцами, кувшинчиками и чашками поднос самостоятельно материализовался на низеньком столе, вероятно предназначенном именно для этой цели. Из-за отсутствия окон я не смогла понять, был это завтрак, обед или ужин, но с удовольствием перебила всю посуду, поочередно швыряя ее вместе с содержимым о бордовые стены. При этом, разумеется, не забывая громко и надрывно визжать. К счастью, общение с Джаной не прошло даром, и от звука собственного голоса даже у меня заложило уши. Потом к моему занятию присоединились Клякса с шушеркой, и стало еще веселей. Когда в очередной раз моя рука нащупала лишь пустой поднос, я присела на кровать, перевела дух и с удовольствием осмотрела последствия устроенного мной погрома.
Честно говоря, картина впечатляла: благородный бордовый цвет стен смешался с изобилием желтого (соус), бежевого (суп), почти черного и ужасно жирного (подумаешь, жарким запустила) и, наконец, белого (молоко). На полу все это великолепие живописно дополнялось мелкими осколками, перемешанными с остатками еды. В общем, я осталась довольна.
Огорчало лишь одно: на мою выходку ни во время совершения безобразия, ни после никто не спешил реагировать, хотя я была твердо уверена, что охранница за моей дверью никуда не отходила и все прекрасно слышала, если, конечно, она не глухая. А она точно не глухая, в этом я уже успела убедиться.
Просидев несколько часов в подобном разгроме, я все же решила убрать беспорядок, применив соответствующее заклинание. Потом достала из кармана припасы и устроила нормальный ужин на троих. Затем, решив не останавливаться на достигнутом, переколотила кучу вазочек и статуэток, находившихся в комнате.
Наконец, понимая, что, к сожалению, бить больше нечего, принялась громко петь, перебирая весь имеющийся в памяти как городской, так и деревенский репертуар. Точнее, издаваемый мною ор даже отдаленно не напоминал песню, но я старалась изо всех сил. Слух у меня, разумеется, был, да и голос имелся, но в данный момент они были совершено ни к чему, поэтому пение больше напоминало вопли расстроенной баньши, у которой в придачу медведь плясал на ушах без остановки.
Продержавшись из вредности пару часов, я охрипла, оглохла и окончательно устала. В итоге, едва добравшись до кровати, забылась беспокойным сном, потеснив с подушки своих мохнатых друзей. В комнате воцарилась тишина. Прошло несколько минут, и в двери тихо щелкнул замок. Золотая ручка медленно повернулась…
По всемирно известному закону подлости, тяжелый день перешел в не менее тяжелую ночь. Я вертелась словно уж на сковородке, пытаясь избавиться от всех кошмаров, старательно преследующих меня во сне, но липкая паутина страха не хотела выпускать из своих объятий, не позволяя проснуться. В конце концов мое упорство победило, и я раскрыла глаза, одновременно садясь на кровати и утирая рукавом испарину с лица. Едва же откинула волосы со лба, застыла и чуть не заорала от неожиданности, отмечая произошедшие в комнате изменения.