— Побежали назад, пока она не успела нас заметить! — Джайлс схватил меня за руку и потащил обратно в подъезд. Мы вышли через черный ход, проскочили мимо мусорных баков и направились в ресторан кружным путем. — Я должен был подумать об этом заранее. Мне не следовало верить, когда Джулия сказала, что хочет только приятно провести время и ничего более. Она пытается делать все наперекор своей властной матери. Мне кажется, что Джулия сама толком не понимает, чего хочет.

— Возможно, ее привлекает драма. В таком случае она получила то, чего хотела.

— Ты так думаешь? — Джайлс остановился и посмотрел на меня. — Хотел бы я верить в это.

В прохладном полумраке «La Petite Sonnerie» Джайлс поднял бокал.

— За будущую наследницу Джона Раскина!

— Кто такой Джон Раскин? — спросила я.

— Джон Раскин известный писатель, поэт, художник и реформатор. Он жил в Викторианскую эпоху. Он многое сделал для укрепления позиций прерафаэлитов [74]. Одно время он был профессором искусства в Оксфорде.

Я старательно записывала. Мой блокнот был заполнен почти до последней страницы.

— Как правильно написать: прераффатлит? Одна буква «ф» или две?

Джайлс расхохотался. Одним глотком он осушил бокал шампанского. Мы умирали от жажды. Совершенно естественно, что мы выпили бутылку довольно быстро. Джайлс заказал еще одну. На этот раз шабли. Я чувствовала, что пьянею.

— Есть еще кое-что, о чем бы мне хотелось посоветоваться с тобой, — сказала я. Выпитый алкоголь придавал мне смелости. Я рассказала Джайлсу о Дэниеле.

— Подожди минуту! — Джайлс поставил стакан на стол. — Ты собираешься закрутить любовную интрижку со своим домовладельцем? Это произошло раньше или позже помолвки с Джереми Инскипом? Или ты хочешь встречаться с двумя одновременно?

— О, разве я не говорила? На самом деле мы с Джереми никогда не были обручены по-настоящему. Сейчас, по обоюдному согласию, мы отменили помолвку. Мы решили остаться друзьями.

— Понятно. Очень хорошо. Тогда расскажи мне все сначала!

По мере того как я рассказывала, улыбка сходила с лица Джайлса. Он слушал внимательно, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

— Понимаешь, он никогда не признается мне, — рассказывала я. — Он считает себя чем-то вроде антиквариата. Он приучен к самоотречению. Если б ты только знал, какой он хороший. И какой несчастный.

Джайлс задумался.

— Полагаю, все говорят, что ваши отношения обречены.

Я кивнула.

— И это не пугает тебя?

— Я понимаю, что глупо — сначала спрашивать совета, а затем не обращать на него внимания. Но меня удивило, насколько традиционно все мыслят, как только доходит до отношений между молодой женщиной и мужчиной намного старше ее.

— Это традиция или здравый смысл? — Джайлс прищурил глаза и посмотрел на меня. — Расскажи мне все, что знаешь об этом человеке, — сказал Джайлс, когда увидел, что я не могу ответить на его вопрос.

Я описала Дэниела в мельчайших подробностях. Джайлс выглядел по-настоящему заинтересованным.

— Если он такой, каким ты его описала, то думаю, что очень скоро ты найдешь ответы на свои вопросы. Не вижу ничего страшного в том, что ты признаешься ему сама. Мне кажется, ты колеблешься, потому что опасаешься — твои чувства недостаточно сильны. Ты боишься, что не сможешь удержать тот вулкан эмоций, который нечаянно разбудишь. Я прав?

Я сидела и слушала с раскрытым ртом. У меня промелькнула мысль о том, что я выгляжу не очень привлекательно. Я быстро закрыла рот.

— Ты прав? — спросила я в свою очередь.

— Опыт подсказывает, что, если люди на самом деле чего-то хотят, они мчатся к поставленной цели, не спрашивая совета. Совет нужен только тем, кто колеблется. Мне кажется, ты поступаешь так не из-за любви, а из сострадания.

— Я нахожу его удивительно привлекательным совсем не потому, что мне жалко его.

— Объект жалости может быть привлекательным. Животные, дети, все что угодно, что делает мир менее жестоким. — Джайлс улыбнулся. — Тебе стоит попробовать. Думаю, что очень скоро ты найдешь разгадку этой головоломки.

Ответ Джайлса отличался от всех остальных. Я пребывала в растерянности. Джайлс был единственным мужчиной, к которому я обратилась. Очевидно, в этом-то и была причина. В автобусе по дороге домой я решила, что больше не буду ни с кем советоваться. Четыре советчика — это слишком много. Неужели у меня не хватит собственных сил, чтобы во всем разобраться? Ответ на этот вопрос был утвердительный.

На кухне дома номер сорок шесть Тиффани варила бобовый суп. Она размешивала содержимое кастрюли большой деревянной ложкой. Пар поднимался над головой Тиффани, клубился кольцами над волосами. Ее лицо напомнило мне лицо Венеры Лукаса Кранаха.

— Я получила письмо от Вероники, — сказала я и раскрыла конверт. — Мне страшно, а вдруг с ней что-то произошло? В этом случае я буду во всем виновата. Хочешь, я прочитаю письмо вслух?

— Конечно, я сгораю от любопытства! — Тиффани оторвалась от кастрюли и уставилась на меня.

«Дорогая Виола!

Только сегодня у меня появилась свободная минута, чтобы написать тебе. С самого первого дня на новом месте я ужасно занята. Мне приходится организовывать обеды и ужины, отвечать на многочисленные письма и составлять распорядок дня герцогини. Герцогиня любезно разрешила называть себя Мария-Луиза. Я всегда опасаюсь сделать какую-либо ошибку, но Мария-Луиза так добра, что вскоре я почувствовала себя гораздо увереннее. Только подумай, вчера за ужином я сидела за одним столом с министром, графом и епископом. И с их женами, конечно. Герцогиня, Мария-Луиза, настаивает на том, чтобы я посещала все ее вечеринки. Она сказала, что я незаменима за столом, когда разговор затихает. Бабушка, бывало, каждый вечер после обеда заставляла меня обсуждать статьи из «Таймс». Сейчас мне пригодились эти навыки.

Перед тем как попасть в дом герцогини, я представляла ее похожей на мою бабушку, только более властной и требовательной. К моему удивлению, Мария-Луиза оказалась удивительно застенчивой. Учитывая тот образ жизни, который она ведет, у нас с ней много общего. Она поведала мне о своем замужестве. Я сочувствовала ей от всей души. Должна добавить, что она не питает враждебных чувств по отношению к твоей тете. Напротив, Мария-Луиза отзывается о ней с подчеркнутой теплотой.

Самое лучшее, что произошло, — когда Мария-Луиза узнала, что я работала художником для журнала, то попросила дать ей уроки рисования. Она показала мне свои скетчи, которые я нашла довольно многообещающими. Увидев пару моих зарисовок, которые я случайно прихватила с собой, она пришла в полный восторг и приказала немедленно повесить их на стене в гостиной. Мария-Луиза показала мои рисунки всем гостям. Таким образом, в субботу мне предстоит преподать основы рисования небольшому кругу друзей Марии-Луизы. В преддверии субботы я немного нервничаю.

Виола, я не могу выразить словами благодарность, которую испытываю, за то, что ты помогла мне здесь оказаться. Я надеюсь стать по-настоящему полезной герцогине и оправдать то доверие, которое она мне оказала. Каждую ночь я на коленях благодарю Господа. Наконец-то мои несчастья позади. Я не забываю помянуть в молитве того, кто лучше всех мужчин.

Мария-Луиза ничего не слышала о Сэмюэле Тейлоре Колридже. Мы увлеклись его стихами и читаем их друг другу по вечерам. Полагаю, что мы с ней прекрасно ладим. Я должна заканчивать. Мария-Луиза и я идем на прогулку в парк. Она просила передать тебе огромный привет. Вскоре я снова напишу тебе. Надеюсь, что с тобой все хорошо и ты продолжаешь получать удовольствие от обучения. Я обязана тебе по гроб жизни.

С искренней любовью,

Вероника.

P.S. Я прекрасно усвоила твои слова о лорде Персивале. Я держу его на расстоянии вытянутой руки. Хотя мне кажется, что он вряд ли обратит внимание на скучную женщину среднего возраста, каковой я являюсь».