— Убей ее. Пожалуйста. Я больше так не могу. Каждую ночь одно и то же. Сделай это, пока можешь. Боже! Это длится так долго. Я была рада, что он ее убил. Я думала, что освободилась. Но она вернулась и нашла меня снова. И с тех пор… — Голос Элейн прервался, и я ощутил, что отчаяние снова захлестнуло ее. — Она не позволяет мне умереть… столько времени нет ничего, кроме тьмы и крови. Она не отпустит нас никогда. Убей ее, пожалуйста…

Я пожал плечами, снова взяв себя в руки. Встреча с Элейн, как и сверток в кармане, оживили мое желание власти и прежние устремления. Я решил, что могу убить Розмари. Но не ради Элейн — она будет принадлежать мне, как сейчас принадлежит Розмари. И все остальные тоже.

Я посмотрел на девушку, но она опять плакала, завесив лицо волосами. Больше не обращая на нее внимания, я повернулся и пошел в сторону Кембриджа. Моя тень, едва заметная в зеленоватом отсвете зари, ползла впереди. Рука нырнула в карман, чтобы проверить сверток; несмотря на плотную обертку, я почуял терпкий, головокружительный запах мяса. Инстинктивно я ускорил шаг. Мне не хотелось, чтобы восход застал меня на дороге.

Когда я вернулся, Роберт по-прежнему спал, беспомощно распростершись поперек кровати. Его глаза под сомкнутыми веками беспокойно двигались. Я запер дверь, чувствуя слабость от голода и недосыпа, потом уселся в кресло, не сводя взгляда с друга.

Сверток, который передала мне Элейн, был еще теплым, когда я достал его, ощущая в желудке голодные спазмы. Во второй раз все оказалось легче, мясо было упругим и ароматным, его вид одновременно манил и отталкивал. Я быстро съел весь кусок, неотрывно глядя на Роберта. Несколько раз он вздрагивал, как спящая кошка, глаза продолжали двигаться, но не открывались. Я доел мясо, пальцами подобрал с целлофана кровь и облизал их с жадностью голодного ребенка. Набравшись бодрости и сил после трапезы, я стал ждать, пока Роберт проснется. Я совершенно точно знал, что надо сделать; и мои мысли вновь устремились к Розмари.

Что бы Роберт ни узрел вчера ночью, что бы ни потрясло его, заставив броситься ко мне в поисках утешения, он не смог рассказать об этом. Выдавил лишь нескольких сбивчивых фраз. Вроде бы он застал Розмари в момент какого-то приступа. Она непонятным образом изменилась, и он заметил — или вообразил — кровь на ее одежде. Его слов мне хватило, чтобы предположить: у него нет полной уверенности и нет доказательств, опасных для Розмари или кого-то из нас. Но я не мог отпустить Роберта, не убедившись в этом. Удивительно, как легко я вошел в новую роль; удивительно, как быстро мы превращаемся в этих тварей. Глядя на спящего товарища, я не испытывал к нему ни малейшей привязанности. Я смотрел в лицо чужака, который когда-то был моим лучшим другом, но не видел никого, кроме Розмари. А что видел он?

— Дэн?.. — послышался дрожащий голос, и я уловил в полумраке блеск глаз Роберта. — Дэн!

— Я здесь.

— Извини за вчерашнее, — сказал Роберт. — Должно быть, ты решил, что я полный идиот. — Он виновато улыбнулся и продолжил: — Почти не помню, что я наговорил. Наверное, ты понял — я напился. Это все от беспокойства за Розмари, понимаешь? Я был не в себе, вот и все.

Я слушал, как Роберт пересказывает свою историю при свете дня, на сей раз более связно.

В нужных местах я кивал, с трудом скрывая презрение. Конечно, я был доволен, что он ни о чем не догадался, но в то же время разочарован. Подумать только! Роберт, которого я считал таким умным, встретил эти кошмарные чары лицом к лицу и ничего не разглядел; держал этот ужас в объятиях и ничего не понял…

Он умудрился убедить себя в том, что вчера вечером был пьян. Лучше думать так, чем поневоле поверить, что мир — это бесконечный бег по кругу, а твоя прекрасная рыжеволосая возлюбленная рыщет в ночи с чудовищами. Мы выпили кофе, и я уговорил его уйти. К тому времени я так устал, что яркие точки плясали перед глазами под закрытыми веками. Кроме того, у меня имелись собственные проблемы, и справляться с ними нужно было наедине, в тишине своей комнаты. Я не отказывал Роберту в поддержке, утешении, сочувствии и посредством утешения, сочувствия и поддержки наконец-то выставил его за порог. Запер дверь и с облегчением вздохнул, потом пошел в комнату и уселся в кресло. Когда я сунул руки в карманы, мои пальцы нащупали скатанную обертку от подарка Элейн. На секунду это напомнило мне школьные дни и аккуратно упакованные сэндвичи, приготовленные моей матерью, — с ветчиной, сыром, маринованными огурцами и луком, или кусок кекса с изюмом, который я осторожно разворачивал и съедал под крышкой парты, в тусклом желтом свете, озарявшем классы зимой. Воспоминание было столь неожиданным и неуместным, что я фыркнул от веселого изумления.

Внезапно в дверь постучали.

Я умолк, веселье разом пропало. Тишина. Ни звука.

— Кто там?

Ответа не последовало. Только зловещая тишина. Я открыл дверь, готовый к любым ужасам, и на долю секунды действительно узрел кошмарные картины: фрейдистские фантазии моего воображения, чудовища, порожденные чудовищем. Затем все фигуры слились в единое существо: не высокое и не низкое, аккуратно одетое, в фетровой шляпе. Проницательное и суровое лицо, циничный взгляд серо-голубых глаз, похожих на осколки стекла.

Это был инспектор Тернер.

Доктор Менезис оказался старше, чем ожидала Элис: крупный мужчина лет пятидесяти с густыми черными волосами и такой же густой бородой. Было заметно, что его стесняет темно-синий костюм в тонкую полоску, словно он привык носить свободные рубашки и джинсы. Голос доктора звучал менее резко, чем по телефону. Элис отметила, что он с трудом переставляет ноги, как будто у него болят суставы. Когда она прошла впереди него в кабинет, Менезис пристально взглянул на нее бесцветными глазами и улыбнулся.

— Полиомиелит, — кратко объяснил он, направляясь к стоящему у окна креслу. — Присаживайтесь.

Доктор указал на стулья около стола. Элис села и обвела взглядом помещение: комнатные растения в горшках, большое окно на солнечную сторону, тайская статуя на подставке, несколько декоративных индийских картинок.

— Хорошая комната, — заметила Элис, выждав несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.

Она нервно теребила ручку своей плетеной сумки.

— Рассказывайте, — отозвался Менезис, передвигая большими загорелыми руками тяжелое пресс-папье.

Его глаза оставались такими же бесцветными и бесстрастными, но если судить по языку тела, он проявлял сдержанный интерес. Доктор не задавал вопросов, а когда Элис закончила, долго выжидал, прежде чем что-либо ответить. Наконец он произнес:

— Вы обратились в полицию?

Элис покачала головой.

— Думаю, они не поверят. К тому же у меня нет никаких доказательств. История кажется безумной выдумкой. — Она пожала плечами. — Но я отчего-то вижу в ней смысл. Именно поэтому я хочу узнать кое-что о Джинни. Мне нужно найти объяснение.

Менезис несколько секунд смотрел на нее, потом его взгляд стал суровым. Доктор отвел глаза и сказал:

— Извините, мисс Фаррелл, но я не справлюсь с вашей проблемой. Однако буду рад порекомендовать коллегу, который…

— Почему? — Элис упала духом. — Мне… мне нужна ваша помощь. Почему вы отказываетесь?

Он покачал головой и ответил:

— Это не в моей компетенции. Меня втянули в это дело, но больше я не хочу иметь с ним ничего общего, простите.

— Что вы имеете в виду? — Элис была потрясена. — Почему вы так говорите? Не отказывайтесь сразу — прочтите рукопись. Рукопись Дэниела! Уверяю вас, это важно. Прочтите ее!

Менезис вздохнул и пригладил рукой густые волосы.

— Мисс Фаррелл, я не буду читать эту рукопись.

Элис попыталась возразить.

— Пожалуйста, не прерывайте меня, — с раздражением остановил ее доктор. — Я не буду читать, так как знаю, что там написано.

Элис с удивлением взглянула на него, но он продолжал говорить усталым голосом, как будто слова тяготили его.