Элис нахмурилась, задумавшись, потом ее лицо прояснилось. Она взяла телефонный справочник и быстро пролистала раздел «Медицина» до буквы «Ф».

— Алло! Меня зовут Элис Фаррелл. Не могли бы вы уточнить некоторые сведения о вашем бывшем пациенте?

— Подождите, пожалуйста. — Голос медсестры был профессионально бесстрастным. — Я соединю вас с дежурным врачом.

Элис ждала несколько минут, пока в трубке играла якобы успокаивающая музыка. Потом ей ответил другой голос — мужской, сухой и слегка раздраженный.

— Да? Менезис слушает.

Элис повторила то, что сказала дежурной.

— Зачем вам эти сведения? — спросил врач. — У вас профессиональный интерес?

— Не совсем.

— В таком случае я очень занят.

— Всего лишь уточнение. Эта девушка собирается ненадолго остановиться у меня, и я слегка беспокоюсь о ее состоянии.

— Тогда подыщите ей другое жилье. Все, что касается пациента, конфиденциально, не обсуждается с посторонними.

— Мне не нужны личные подробности, — настаивала Элис. — Мне просто нужно знать, была ли Вирджиния Эшли вашей пациенткой и может ли понадобиться помощь специалиста…

— Послушайте, — оборвал ее врач, — в больнице работают десятки докторов. Имя, которое вы назвали, мне незнакомо. Должно быть, она лечилась у кого-то другого. Если вы подождете пару минут, я узнаю, кто занимался этим случаем, и вы сможете связаться с ними.

И он отключился. Элис опять пришлось ждать. Утекло куда больше времени, чем в первый раз, прежде чем на том конце снова подняли трубку. Элис услышала тот же мужской голос, но теперь он звучал глухо, словно на линии возникли помехи.

— Мисс Фаррелл?

— Да.

— В минувшее Рождество мисс Эшли была помещена в клинику Фулборн для краткосрочного лечения. Это все, что я могу вам сообщить.

— Я хотела бы поговорить с ее врачом, — сказала Элис.

— Сожалею, но это невозможно.

— Вы не назовете его имя?

— Боюсь, вы никак не сможете поговорить с доктором Прайсом, — ответил доктор Менезис. — Мой коллега на прошлой неделе скончался. Вчера его похоронили.

Когда мы вошли в дом, Розмари там не было, и меня мгновенно охватила паника. Я вдруг поверил, что ее никогда не существовало, что я все придумал и она растаяла, словно снегурочка, превратилась в воду и воздух при первых лучах солнца. Миссис Браун куда-то ушла. Помню, как звал Розмари, метался по дому, и каждая комната швыряла мне в лицо гулкое эхо ее отсутствия, каждый вдох опустошал меня. Должно быть, я сильно простудился, голова лихорадочно пылала, но я этого не замечал. Меня заботило лишь исчезновение Розмари. Она пропала, а тот, кому я мог открыть свою тайну, единственный мой друг, смотрел на меня насмешливо и, похоже, ничему не верил.

— Вот здесь она спала! — воскликнул я, хватая измятое покрывало. — На этой подушке. Там должен остаться хоть один волосок. Дай-ка я взгляну… Смотри! Это ее чашка, ее цветы!

— Тише, тише, старина, — мягко произнес Роберт. — Не переживай так. Не похоже, что она вышла прогуляться.

Он похлопал меня по плечу, но я отшатнулся.

— Она была здесь минуту назад, клянусь!

— Выпей чего-нибудь, будь умницей. Сядь.

Он аккуратно усадил меня в одно из мягких кожаных кресел, которые так любила миссис Браун, и предложил шерри. Я резко дернул рукой и пролил напиток. Роберт терпеливо забрал у меня стакан и снова налил. Меня бил озноб. Я выпил, а потом закрыл глаза. Не могу выразить словами, какую власть Розмари обрела надо мной и какое отчаяние охватывало мою душу, монотонно нарезая круги, словно игрушечный поезд в детском волчке: она исчезла, она исчезла, она исчезла… Обрывки стихов ранили мой мозг, как разлетающиеся осколки стекла, видения были подобны клочкам разорванного рисунка — мучили своей несвязностью. Изгиб ключицы, отблески света на волосах, рисунок губ… Я встал и пошатнулся. Мир накренился.

— Дэниел! — В голосе Роберта звучала тревога. — С тобой все в порядке? Дэнни! Дэнни!

Пол содрогнулся, и я упал.

Вокруг была мерцающая тьма.

Из эфира соткался голос — легкий, как осиновый лист.

— Что случилось?

Мелькнул силуэт в дверном проеме: голова и плечи в медном ореоле.

— Где Дэниел? Кто вы такой? — Голос задрожал, в нем прорывались сдерживаемые истерические нотки.

Роберт ответил:

— Значит, вы и есть Розмари.

А затем я провалился во тьму и увидел огромные колеса. Они вращались.

Музыканты на сцене готовились к выступлению. Когда Элис вошла, Джо помахал ей, улыбнулся и вернулся к делу, в котором чувствовал себя как рыба в воде: ловко расставлял микрофоны и усилители, разворачивал провода без единого лишнего движения. Джинни еще не пришла.

Элис приблизилась к барной стойке и заказала выпивку, потом уселась за столик сбоку от сцены, откуда могла все видеть и слышать. Мало-помалу зал наполнялся разношерстными обитателями ночного Кембриджа, слетавшимися на неоновые огни. Элис привстала и огляделась — Джинни по-прежнему не было.

Заиграла первая группа, и толпа притихла. Сидящие возле бара негромко переговаривались, а остальные просто двигались под музыку, как водоросли в потоке. В глубине зала раскурили пару «косяков», и запах травки заполнял зал. Элис заказала еще напиток. Первая группа покинула сцену, и вышли ребята Джо. Элис даже прогулялась по залу в надежде отыскать Джинни, но тщетно. Едва она вернулась на свое место, как девушка появилась — тоненькая, застенчивая, в светлом платье. Элис помахала ей, и Джинни кивнула в ответ, однако не сделала ни малейшей попытки пересечь зал. Свет померк, и группа заиграла вступление к медленной старинной песне, которую Элис хорошо знала. Любимая песня Джо, «Плач уроженца холмов Дейлз». [15]Джо вышел вперед и запел. Бас-гитара висела у него на шее, одинокий софит озарял лицо. Голос звучал сильнее, чем помнилось Элис, северный акцент никуда не делся, но слегка смягчился. Ей это понравилось.

Элис прошла в глубь зала, где опоздавшие потягивали пиво из банок. Она вглядывалась в темноту, отыскивая Джинни. Софит выключили, мягкая подсветка сквозь зеленые и синие фильтры подчеркивала тихую печаль музыки. Лица слушателей как будто выглядывали из-под воды.

Джинни стояла на другой стороне зала, заполненного людьми. Элис видела ее лицо, похожее на лик утопленницы, светлое платье, волосы, почерневшие в сине-зеленом свете. Глаза девушки казались неестественно огромными.

На мгновение Джинни обратила взгляд на Элис. Возможно, виной всему мерцание огней, но Элис почудилось, что печально сжатые губы девушки искривились в гримасе невыразимой злобы, и это полностью преобразило Джинни, наполнило ее изнутри призрачным сиянием, похожим на радиоактивное свечение.

Затем странное выражение лица исчезло, вернулась прежняя Джинни, с почти безмятежным спокойствием взирающая на сцену. Но то, что Элис увидела (или то, что ей померещилось), отбило всякое желание подходить ближе. Она постояла у стенки, сжимая в руке стакан. Ей снова показалось или атмосфера и вправду резко изменилась? Эти люди у двери — они стояли там и раньше? Это легкое возбуждение — оно появилось только сейчас? Музыканты играли инструментальное соло, скрипка стонала и взвизгивала, вела свою партию через все регистры. Для Элис это было слишком, она чувствовала себя парализованной, распластанной, тонула в потоке эмоций, струившихся от зрителей к сцене и обратно. Инстинктивно она стала пробираться к двери, чтобы отделиться от толпы и свободно вздохнуть. Не только Элис пришла в голову эта идея — там уже стояла, поглядывая на сцену, компания: девушка с очень длинными, почти до колен, локонами, подсвеченная отблесками неонового табло «ВЫХОД», юнец с рыжими крашеными волосами и татуировкой в виде птицы на щеке, блондинка, доверительно склонившая голову на его плечо, и мужчина в темном плаще, чье лицо скрывала тень…