Внезапно совсем рядом послышались звуки, и Элис замерла. Она нечаянно зашла дальше, чем надо, и едва не налетела на тех, от кого пряталась. Открылась какая-то дверь, металл щелкнул о металл, вспыхнул огонек зажигалки, невероятно яркий в этой тьме. Элис инстинктивно отшатнулась. Рэйф стоял в дверном проеме, одной ногой на крыльце, а Джава зажал в зубах сигарету и сложил ладони чашечкой, чтобы укрыть пламя от ветра. Нимб света окружал его голову. Он поднял глаза, когда Элис отпрянула к стене, и улыбнулся, разглядев ее в непроницаемой тьме.

— Элис, — произнес Джава. — Не желаете ли зайти?

На мгновение она совершенно растерялась. Сделала шаг назад и едва не упала, отчаянно желая удрать. Тихий голос Джавы напугал Элис; представилось, как этот нечеловеческий взор тянет ее к себе, словно рыбу на удочке.

— Вы проделали такой долгий путь, — продолжал он. — Может быть, выпьете что-нибудь, прежде чем уйти? И Вирджиния здесь.

Услышав про Джинни, Элис почувствовала себя дурой. Конечно же, здесь, в миле от города, ей не грозит никакая опасность. Она перевела взгляд на дверь — на пороге все еще стоял Рэйф, на его губах играла легкая улыбка. Элис подумала: если сбежать сейчас, придется оставить всякую надежду узнать что-то о Джинни и о происшествии в Гранчестере. Надо задержаться, раз осмелилась зайти так далеко.

— Входите же, — сказал Джава.

И снова Элис отметила удивительную притягательность этого человека, его почти невыносимую, тревожную красоту — безупречные черты лица, восхитительную грациозность, изящество движений. Все свидетельствовало о том, что он абсолютно хладнокровен, самодостаточен, неподвластен заботам и страхам обычных людей. Джава излучал неотразимое очарование. Элис невольно улыбнулась ему в ответ и вошла в дом, даже не успев осознать этого.

В пляшущем свете зажигалки Элис разглядывала прихожую, где до сих пор валялись пожелтевшие от времени и грязные открытки с именами бывших жильцов. Узкая лестница вела на второй этаж. Рэйф поднимался первым, освещая путь, Джава молча шагал позади. Они миновали несколько дверей, пока не нашли нужную; Рэйф отворил ее. Элис огляделась. Грязную комнату озарял огонек спиртовки, отбрасывавший на стены чудовищные тени. Стульями здесь служили деревянные ящики, прикрытые одеялами, на полу валялись объедки — похоже, от нескольких трапез. В центре стоял стол, застеленный газетами, не менее дюжины бутылок поблескивали зеленым и белым стеклом. Пахло плесенью и пылью, а еще веял отголосок какого-то сладкого аромата, похожего на духи. Джинни сидела на старом диване в углу, скрестив ноги, и глядела на Элис со странным презрением.

— А, это ты, — равнодушно произнесла она. — Джо пришел?

Элис покачала головой.

— Он искал тебя. Беспокоился.

Джинни пожала плечами.

— И ты отправилась меня искать. Как мило. Так чего тебе надо?

— Хочу понять, что мы здесь делаем.

Джава негромко рассмеялся, коснувшись затылка Элис ледяными пальцами, отчего по коже девушки пробежала дрожь. Рэйф приблизился на шаг, серьга-крестик в его ухе гипнотически мерцала… ощущение нереальности происходящего было ошеломляющим, и Элис даже не испугалась.

— Я…

Она не знала, что сказать; с губ сорвался хриплый безумный смешок. Элис медленно, как во сне, подняла руку, чтобы вытереть вспотевший лоб, и это плавное движение очертило по дуге весь мир. Холодная рука Джавы фамильярно обвила ее талию, и девушка вновь уловила исходящий от него сладкий запах. Она почувствовала, что очень устала, глаза закрывались сами собой. Голова клонилась назад, как у засыпающего ребенка, веки слипались…

Резкий голос Джинни вернул ее к реальности.

— Не здесь! Вы что, ума лишились?

Элис вздрогнула, осознав, что едва не уснула в объятиях Джавы. Его лицо было совсем рядом с ее щекой.

— Тихо, — выдохнул он, не разжимая рук.

Джинни выпрямилась и спрыгнула с дивана.

— Я сказала, не здесь!

Элис почувствовала, как напрягся Джава, однако его голос оставался ласковым, успокаивающим.

— Подожди меня.

Он отпустил Элис. Все еще одурманенная, она позволила подвести себя к низкой двери в глубине комнаты. Ее быстро втолкнули в проем, и дверь захлопнулась; с той стороны раздались голоса.

Все чары рассеялись, едва Элис осталась одна. Ее объял ужас, и это был не просто страх темноты. Она подергала дверь — заперто. Подумала о том, что надо закричать, позвать кого-то, но содрогнулась при мысли об этом. Клаустрофобия мгновенно ввергла ее в панику, и Элис заметалась во мраке. Потом заставила себя успокоиться и принялась ощупывать стены, чтобы понять, где очутилась.

Комната оказалась чуть больше чулана, примерно шесть на восемь футов. Одна стена была выложена плиткой, и Элис предположила, что это бывшая ванная. Однако сейчас здесь было пусто, никакой мебели, кроме табуретки у двери. Через полминуты глаза немного привыкли к темноте, и она различила узкую серебристую полоску света, очерчивающую дверь и отбрасывающую тусклый отблеск на плитки. Кроме того, в одном месте она заметила сгущение темноты — что-то вроде дыры в стене.

Элис упала на четвереньки, исследуя отверстие; похоже, ванну выдрали из стены, представлявшей собой плиту гипсокартона, и образовался сквозной пролом. Надо попытаться просунуть туда голову и плечи… кажется, получилось. Если бы дыра была побольше… В отчаянном порыве Элис схватила табурет и ударила им по заплесневевшей перегородке. Что-то с хрустом подалось, воздух наполнился гипсовой пылью. Она ударила снова. За дверью раздался голос, невнятный, но повелительный:

— Элис?

Больше Элис не раздумывала. Головой вперед она нырнула в отверстие и пробилась сквозь отсыревший гипсокартон. Глаза заслезились, лицо покрылось коркой пыли. Схватив какую-то деревяшку, она расчищала путь через обломки, пока не вывалилась в темную пустоту. Сделав два шага вслепую, чуть не скатилась с лестницы, но успела ухватиться за перила. Держась за них, как за путеводную нить, невыносимо медленно заковыляла по ступенькам к выходу на улицу. Сзади, почти рядом, зазвучали голоса. Элис в панике ринулась вниз, едва не упала, но все же благополучно добралась до первого этажа и через минуту уже мчалась по Гранчестер-роуд. Во рту пересохло, сердце неистово колотилось, собственная тень летела позади, как преследующий демон. Не снижая темпа, Элис выбежала на мощеные городские улицы, добралась до своего безопасного теплого дома и захлопнула за собой дверь. Только после этого она позволила себе ощутить изнеможение.

Потом, сидя у камина и пытаясь осознать случившееся, Элис снова почувствовала тихий, неотвратимый ужас. Это была не животная паника, как в темноте заброшенного дома, и не суеверный страх перед прекрасными чужаками, друзьями Джинни, но нечто более древнее и тяжкое. Щеки горели, будто на них отпечатались прикосновения Джавы. Она зашла в ванную и посмотрела в зеркало: лицо раскраснелось, как в лихорадке, в глазах застыло странное выражение. Элис ополоснула разгоряченную кожу холодной водой, разделась и встала под душ, принялась неистово тереть себя мочалкой, и страх на время отступил. Однако даже под тугими струями душа не исчезло это настойчивое, странное, смутное желание… Но чего ей хотелось? Элис не знала.

Снова сны, новые сны. Розмари шествует по ним, как генерал по полю сражения; крики умирающих — гимн ее победы. Иногда я пытаюсь что-то писать, иногда просто сижу при свете и пью джин. Мои книги рассказывают о чем угодно, только не о том, как сразиться с нею, как уничтожить ее вместе с приспешниками. Я один, как и было с самого начала. Полки уставлены томами, стены увешаны картинами, но ее лицо смотрит отовсюду, ее имя начертано везде.

Ее образ запечатлен в сказках братьев Гримм, в творениях Данте и Шекспира, в легендах всех народов и времен, сквозь которые она шествовала, пожирая жизни, внушая страх и любовь. Я молюсь о спасении, но слышу лишь завывание бездны, ожидающей меня. Слова стынут мертвой латынью на моем пересохшем языке, крест окрашивается кровью с моих губ. Бог сегодня покинул дом. Он гуляет с Розмари.