Большинство ведьм и колдунов вступают в свои магические права постепенно, в период взросления. Энджи обрела свой дар в пять лет, и он обладал мощностью атомной бомбы. Мол утверждала, что у ее дочери колдовской Х-ген содержится в обеих Х-хромосомах: от отца и от матери, и в случае, если бы это оказалось правдой, девочка могла стать самой могущественной ведьмой на планете, а значит, в будущем ее захотят заполучить нее, кому не лень: американские правительственные организации, занимающиеся противозаконными операциями, колдовской совет, китайцы, русские, ну и дальше по списку. И тот, кому она не достанется, захочет ее убить. Мол хранила силу Энджи в секрете, в общем-то так же, гак и я хранила в секрете, кто я такая. Они с Эваном защищали детей и имущество с помощью оберегающих заклинаний, заговоров и большого количества молитв. Нежный, тонкий голосок произнес:

— Привет, тетя Джейн.

Мое сердце начало таять. Пантера прекратила рваться на волю и, тяжело дыша, уселась внутри меня. «Котята», —счастливо подумала она.

— Привет, Энджи. Что, маме тяжело приходится в ванной?

— Да. Я сегодня плохая девочка. — Малышка снова захихикала. — Я играла в грязи. Я по тебе скучаю. Когда ты вернешься домой?

— Скоро. Надеюсь. Я привезу тебе куклу. Какую ты хочешь?

— С длинными черными волосами и желтыми глазами. Как у тебя.

Вот это да! Мое сердце совершенно размякло от переполнявших его сантиментов.

— Попробую найти такую, — сказала я, пытаясь проглотить стоявший в горле ком. — А сейчас пусть мама тебя помоет, ладно?

Молли нуждалась в поддержке, когда сила Энджи вырывалась наружу. И однажды в такой момент я помогла ей, и с тех пор мы дружим, неизменно стоя спиной к спине. Не был исключением и прошлый год, когда в Аппалачах я уничтожила семью вампира-выродка и по ходу дела спасла сестру Молли.

— Хорошо. Мама, тетя Джейн хочет поговорить с тобой. А потом она хочет поиграть.

— Что? Поиграть? — услышала я голос Молли.

— Ага. Вы с Эваном проверили защиту вокруг дома?

Молли издала нечто среднее между фырканьем и шипением, и я услышала, как поток обрушился на поверхность воды, — это Энджи вытащили из ванной.

— Сегодня уже дважды. Хорошо тебе повеселиться. Звони.

— Обязательно.

Словно сбросив с себя килограммов десять, я оставила пожитки на полу посредине гостиной и открыла холодильник. Центральную полку занимали пятнадцать килограмм свежего мяса. Пантера зашипела в предвкушении, хотя и ненавидела холодную еду. Я сорвала обертку с двухкилограммовой упаковки и засунула ее в микроволновку, чтобы только чуть-чуть подогреть, и, пока еда доходила до нужной кондиции, собрала все остальное. Когда прозвучал сигнал, я вынесла мясо на улицу, одной рукой прижимая к себе рулон бумажных полотенец, а другой — дорожный мешок и сумку на молнии. Мне уже казалось странным передвигаться на двух ногах, так как Пантера выпрыгнула из глубин тела в мои мысли.

Выгрузив на землю сырые, кровяные стейки, я вытерла руки. Пантера хотела их облизать, но я не разрешила. Пока еще я слишком хорошо себя контролировала. Я сняла одежду и сложила ее в стопку. В животе урчало. Дыхание стало тяжелым, обильно выделялась слюна. «Хочу есть», —подумала Пантера внутри меня.

Я скинуокер, и, насколько мне известно, последний представитель этого рода на планете. Если мне хватает генетического материала, то я могу превращаться почти в любое животное, хотя трансформация проходит гораздо проще, когда животное имеет примерно такую же массу тела, как и я. Для перехода в более крупное животное нужно на время брать чужую массу для удовлетворения генетических требований, а это опасно и болезненно, поэтому в своей жизни я не часто совершала подобные превращения. Так же трудно влезать в шкуру маленьких животных, поскольку приходится избавляться от лишней массы и сбрасывать ее, то есть сбрасывать часть себя, своего сознания, и где-то все это оставлять. Страх не найти сброшенную массу там, где я ее оставила, так силен, что заставляет меня в большинстве случаев придерживаться собственного размера. Пантера зашипела при этой мысли: она ненавидела, когда я превращалась в другое животное.

Пантера. Она — это нечто вне моего естества. Абсолютно другое существо, которое занимает часть моего тела, а иногда и моих мыслей. Иногда, когда Пантера хочет вылезти и я пытаюсь ее усмирить, она прокладывает свой путь, не реагируя на запреты. У меня нет над ней полной власти. И я абсолютно уверена: если на свете есть другие скинуокеры, у них внутри нет звериной души. Не знаю, как вышло так, что мы стали жить вместе, но подобные размышления всегда вызывают во мне смутное беспокойство, хотя есть у меня подозрение, что Пантера в курсе событий, только не говорит мне об этом.

Я надела на шею дорожный мешок и поправила золотой самородок, который обычно висел у меня на двойной золотой цепочке под одеждой, а сейчас свободно болтался на груди. Вместе они походили на дорогой ошейник и баул для грузов, который раньше могли носить спасатели-сенбернары в Швейцарских Альпах. Склонившись, я прочертила самородком по самому верхнему камню, оставив тонкий золотой след. Это был среди всего прочего своего рода маяк.

«Да-а-а-а! Охота! —встрепенулась во мне Пантера. — Большая охота».

Она приготовилась разведывать новую территорию. Однако при случае у нее проявлялась склонность к неуместной агрессии, и Пантера могла броситься на стаю собак, на дикого кабана или на других зверей, которых гораздо разумнее было бы обходить стороной. Когда я поначалу перевоплощалась в незнакомых местах, ее агрессия постоянно вырывалась наружу и она требовала, чтобы я набирала массу и добавляла весу к моим природным пятидесяти пяти килограммам, увлекая меня идеей превратиться в своего кумира — африканского льва.

— Большая — значит, опасная, — шепнула я ей. — Сегодня мы просто осмотримся. А большая охота завтра.

Пантера насмешливо запыхтела: «Большая — значит, лучшая. Сейчас большая!»

Но я знала — она не будет настаивать. Хотя Пантера всегда присутствовала в глубинах моего сознания, сейчас она разговаривала со мной как совершенно отдельный организм, самостоятельное существо со своими индивидуальными желаниями, для которого охота была на сегодня важнее победы в споре.

Вернувшись к стейкам и бумажным полотенцам, я разложила на земле три окровавленных вампиром лоскута, придавив их горшками с геранью. Потом забралась на валуны и уселась, чувствуя под собой тепло камня. Вокруг роились комары и жалили меня, но я не обращала на них внимания. Пантера зашипела.

Я расстегнула молнию на сумке и вытащила из лежавших внутри причудливых ожерелий одно, которое брала чаще всего. Я использовала их наподобие тотема или фетиша, только они имели для меня еще большее значение. Это было ожерелье горной пантеры, обычно называемой горным львом. Оно состояло из когтей, зубов и небольших косточек самой крупной самки пантеры, которую я когда-либо видела. Ее убил фермер во время разрешенной охоты в Монтане. Шкуру и голову он водрузил на стену своей гостиной, а кости и зубы продал через таксидермиста. На горного льва велась охота на западе Соединенных Штатов, а из восточных штатов этот зверь исчез. Или так было раньше. Некоторые рассказывают, будто пантера опять появляется к востоку от Миссисипи. Остается только надеяться. Мне не надо было пользоваться ожерельем, чтобы превратиться в это животное, в отличие от какого-нибудь другого зверя. Представление об облике Пантеры всегда присутствовало во мне, однако ожерелье облегчало задачу.

Я взяла его в руки и закрыла глаза. Затихла. Прислушалась к шуму ветра, почувствовала притяжение луны, еще нараставшей, которая прятала свой серп за горизонтом. Прислушалась к биению собственного сердца. Пантера поднималась во мне. Молчаливая, хищная.

Я замедлила процессы в теле, уменьшила сердечный ритм, снизила кровяное давление и расслабила мышцы, словно собираясь уснуть. Легла на валун, растянувшись грудью и животом на прохладе камня в жаркой сырости воздуха.