— Что с тобой? — Андреа осторожно коснулась его щеки.

Хриплое рычание вырвалось из его груди, и Шон почувствовал, что снова обрел способность говорить.

— Я оказался внутри твоего восхитительного тела… что, по-твоему, я должен чувствовать?

— Что сходишь с ума от желания?

— Будь я проклят… так и есть!

— Говоришь в точности, как Эллисон.

Шон заскрипел зубами:

— Не вздумай сравнивать меня с этим жалким волколаком — да еще когда мы занимаемся любовью!

Андреа рассмеялась. Эта ее манера дразнить его когда-нибудь сведет его в могилу.

— Ты такой простодушный…

— Ты моя! Моя подруга! Значит, я буду любить тебя до самой смерти.

Соблазнительно улыбнувшись, Андреа пощекотала ему спину.

— Знаешь, а я видела их… я имею в виду узы, соединившие нас. Когда пыталась исцелить отца.

Шон замер, чувствуя, как сердце глухо заколотилось в груди.

— Ты видела?!

— Не знаю… не уверена. Но по-моему, видела. Знаешь, благословение — это не просто слова или древняя традиция, это нечто реальное — Всевышний действительно связал нас невидимой нитью.

— Правда?

— Правда. — Андреа ласково взъерошила ему волосы.

— Выходит, ты теперь тоже «истинно верующая» — вроде тех оборотней, что одеваются исключительно в белое и весь день напролет медитируют посреди круга из камней?

— Ну уж нет! У меня и без того полно дел!

— Это уж точно. Коннор нам всю плешь проест, пока не убедится, что мы намерены в скором времени обзавестись потомством.

— Ты мечтаешь о детях? — В голосе Андреа слышалось сомнение. — Но я ведь не бастет. Наш ребенок появится на свет похожим на человеческого детеныша, и мы даже не будем знать, в чью породу он пошел, в твою или мою. И вдобавок в нем будет что-то от фэйри, — засмеялась она.

— Знаю. Будет… ээ-э… забавно увидеть, каким он станет, наш малыш, — Шон потыкался в нее носом, с наслаждением вдохнул ее запах. — Но… да, ты права, я хочу детей. Наших с тобой детей.

Однако беременность для женщины-оборотня несла с собой смертельную опасность. От страха у Шона свело живот. Он твердил себе, что сейчас все стало намного проще, что медицина ушла далеко вперед, да и сама Андреа как-никак обладала даром целительства. Но он слишком много раз видел, как женщины умирали, пытаясь дать жизнь детенышу, чтобы не волноваться об этом.

— Все будет в порядке, — Андреа, словно почувствовав его страх, ласково погладила его по щеке. — Я ведь теперь не одна.

Шон понимал, что сейчас в нем говорит страх — тот же страх, который отныне заставит его не спускать с Андреа глаз. Он всегда будет рядом, днем и ночью, поклялся он.

— Вас это вряд ли обрадует, — окликнула его появившаяся на крыльце Глория, — но у меня в доме стало слишком шумно. Даже стены трясутся — а все из-за твоего сына, Дилан!

Дилан, примостившийся на стуле в тенечке, предпочел промолчать. Лайам, обняв прижавшуюся к нему Ким, устроился на ступеньках крыльца, а Эрик Уорден, развалившись в кресле и вытянув длинные ноги, неторопливо потягивал пиво. Каштановая шевелюра его сильно выгорела. На фоне загорелого до черноты лица его зеленые глаза приобрели оттенок светлого нефрита.

Лайам украдкой хихикнул:

— Сочувствую! Какая семья это выдержит?!

— А поподробнее можно? — крикнул, перевесившись через перила, Коннор. — Кстати, хочешь совет? Лично я с некоторых пор сплю в наушниках.

— Твое время тоже придет, парень, — буркнул Дилан.

— Ну, тогда держись! — пообещал Лайам.

Глория чертыхнулась вполголоса. Как же она соскучилась по Дилану! Он был изумительным любовником, то — страстным и неистовым, то нежным, в зависимости от обстоятельств и настроения. И дело было даже не в сексе… она скучала по нему. Дилан был единственным, кто по-настоящему слушал ее. Глории всегда казалось, что она ему не пара, но, похоже, Дилана это нисколько не волновало.

Глория закинула ногу на ногу, мимоходом отметив, что лак слегка облупился. Вдобавок она сломала ноготь, когда мчалась спасать Андреа. А все из-за этого ублюдка фэйри, ругнулась она. Сейчас он наверняка вернулся в свою страну, подумала она. Зря все-таки Андреа сняла с него наручники!

— Я сегодня разговаривала с Уэйдом, — продолжала она. — Он назвал Каллума идиотом, но добавил, что не слишком расстроится, если все бастеты поубивают друг друга. Мол, тогда волколаки наконец вздохнут свободно.

Лайам невозмутимо кивнул:

— Чего-то в этом роде я и ожидал.

— Не стоит недооценивать Каллума, — подал голос Дилан. — Он сейчас под защитой стаи, значит, мы и пальцем не можем его тронуть. Но кто знает, вдруг им придет в голову превратить все это в войну между кланами?

— Да, отец. Только если это произойдет, мы от них мокрого места не оставим.

Глаза Дилана сверкнули в темноте, но он ничего не ответил. Глория догадалась, что это значит. Дилан ни за что не стал бы отчитывать Лайама в присутствии остальных, даже если считал, что сын не прав. Для любого вожака первые два года — самые сложные: ему приходится напрягать все свои силы, чтобы удержаться у власти. Выбор у него невелик — либо доказать, что он достоин быть вожаком, либо погибнуть. Вызов, который бросил ему Каллум, — всего лишь проверка «на прочность». И если Дилан сейчас вмешается, Лайаму никогда не добиться ни покорности, ни уважения.

То положение, которое занимала Глория, не позволяло ей сказать об этом Лайаму. Она могла лишь слушать, уповать на его здравомыслие и позволить ему самому принять решение.

«И еще мне хотелось бы, чтобы Дилан восхищался тем, как я ловко выяснила, что за этой стрельбой стоит Каллум и его дружки», — пронеслось у нее в голове.

— Скажи-ка мне, бастет из Лас-Вегаса, — обратилась она к Эрику — в основном для того, чтобы остальные не заметили, что ее, как магнитом, тянет к Дилану, — что тебе за дело до наших проблем?

Глория бросила на Эрика игривый взгляд. Конечно, это было сделано лишь для того, чтобы подразнить Дилана, и ей стоило немалого труда удержаться и не посмотреть на его реакцию.

— Всего лишь хочу помочь, — буркнул Эрик.

Но ведь он здесь для того, чтобы узнать как можно больше об ошейниках, подумала Глория. Она знала об этом, но держала язык за зубами. Кстати, а Дилан заметил, как она умеет хранить тайну?

— Откуда нам знать, вдруг ты передашь нашим врагам все, что узнал от нас?

— Я дал слово молчать. — В голосе Эрика звучало удивление. — Поклялся солнцем и луной.

— Он никому не скажет, — подтвердил Лайам.

— Не скажет, — добавил Дилан.

Проклятие… как же она соскучилась по этому голосу! Соскучилась по его рукам, по его манере покусывать ее, пока они занимались любовью! Еще немного, и она разревется — и выставит себя полной идиоткой!

— Я ухожу! — Глория торопливо встала. — Пойду прогуляюсь. Надеюсь, к тому времени, когда вернусь, эта парочка уже угомонится и даст и мне поспать.

Ни один из мужчин и не подумал подняться — у оборотней это было не принято. Мужчина остается на месте на случай опасности. Ким не переставала возмущаться подобной невоспитанностью, однако Глория считала это вполне естественным. Мужчина обязан быть начеку на случай появления врага. Она до сих пор не могла взять в толк, как люди умудрились выжить при их-то беспечности?!

Ким, подойдя к Глории, обняла ее:

— Спасибо, Глория. Доброй ночи!

Глория ответила ей тем же. Она понемногу привязалась к Ким — может, потому, что с появлением Ким Лайам заметно повеселел. Впрочем, у Шона глаза уже тоже были не такие тоскливые. Если бы только Дилан дал ей возможность…

— Доброй ночи. — Поцеловав Ким в щеку, Глория сбежала по ступенькам, призывно покачивая бедрами. Она очень надеялась, что Дилан это оценит.

Западная часть города терялась среди холмов, тянувшихся вдоль берега реки, — этих мест словно еще не коснулась цивилизация, и только здесь оборотни пока еще чувствовали себя свободными. Глория припарковалась так, чтобы машину не было видно с дороги, сбросила с себя одежду, обернулась волчицей и побежала.