В это время в центре комнаты все еще продолжались демонические танцы.

Скуля, как щенок, которого хотят утопить, Есмихан на минуту смогла вырваться. Но в это же мгновение пара еще более сильных рук схватили ее и вернули сыну Орхана. В этот раз он нежно обнял ее за талию. И она уже больше не вырывалась, было видно, что девушка смирилась со своей участью.

Сын Охрана поцеловал ее и начал расстегивать лиф ее платья. Одна из жемчужин с корсажа оторвалась и упала на пол. Разбойники наклонились в поисках ее. В это время сын Орхана продолжал свое дело. Показалась белоснежная грудь Есмихан.

В этой накаленной атмосфере сам Сумасшедший Орхан повернулся к Сафи. Ее грудь тоже была великолепна, и его рука уже держалась за шнурок ее шаровар.

Я отвернулся. Одна мысль так и не покидала мою голову. Только Сумасшедший Орхан имел женщину в этом месяце, а может, и в году. И как я понял, после того как сын Орхана сделает свое дело, то и все остальные участники банды смогут позабавиться с Есмихан и таким образом отомстить Соколли. Я был уверен, что это может убить мою госпожу. Да, лучше убить ее сейчас одним ударом, а что будет со мной — это не так уж важно. Моя жизнь уже закончилась в том темном маленьком домике на Пере много месяцев назад. Вдохновленный этими мыслями, я начал продвигаться вперед.

— Эй, евнух! Уйди с дороги! Зачем тебе видеть все подробности?

Эти слова немного притормозили меня, и пока я приходил в себя, все в комнате вдруг услышали громкие вопли.

— Дочь распутницы! — кричала жена Орхана.

Ее слова утонули в звоне и грохоте разбивающейся посуды, и дальше последовало:

— О, небеса! Будь ты проклята Аллахом! Я научу тебя, как красть чужих мужей у честных жен!

Опять звон разбивающейся посуды и грохот от других предметов, которые не могли разбиться о каменный пол. Сафи, будучи мишенью этой атаки, дрожала от страха и боли. С ее рук, которыми она загораживала свое лицо, текла кровь. Каким-то образом ей удалось пробраться к двери, выбежать и спрятаться за нанесенным сугробом.

— Хорошо! — торжествовала жена, атамана. — Может быть, ты там замерзнешь насмерть, мерзавка!

Но это не успокоило ее. Следующей ее жертвой должен был стать сам Орхан. Он клялся, кричал на свою жену. В этой суете я выскочил в центр комнаты и, выхватив свой кинжал, ранил свою жертву между ребер с левой стороны. Минуту назад легкие молодого сына Орхана раздувались от смеха, сейчас же воздух нашел более быстрый выход и выплескивался через отверстие вперемешку с кровью.

— Теперь, госпожа, — закричал я сквозь шум, — мы должны бежать отсюда!

Но даже сейчас она отказалась бежать без вуали, что дало одному человеку осознать, что же все-таки произошло. Этот человек сидел у двери в комнату с козами, и он оказался самым ловким стрелком в этой банде. Я видел, как он схватил лук и прицелился.

Теперь с нами покончено, думал я и толкнул Есмихан к двери. Через мгновение один из нас будет мертв. О Господи, сделай так, чтобы этим одним стал я!

Я слышал, как летела стрела, и почувствовал, как будто плеть ударила мою руку. Этот удар не причинил мне боли и был очень коротким. Представляете мое удивление, когда я увидел, что стрела пролетела мимо меня, даже не сбавив скорости? Она попала прямо в грудь Сумасшедшего Орхана.

«Вероятно, лучник выпил слишком много и окончательно окосел, чтобы так плохо стрелять», — думал я, выталкивая Есмихан наружу. Несмотря на это, мне все равно было очень страшно, и я быстро захлопнул дверь за собой. Но прежде я увидел, как дервиш, тоже вооруженный кинжалом, быстро пробирается к лучнику. В следующее мгновение лучник упал на пол с перерезанным горлом. Следующий разбойник был слишком занят дракой, чтобы повернуться и посмотреть, что происходит рядом; дервиш подошел к нему и занес над ним кинжал.

— О, Боже! — воскликнул я. — Этот мужчина орудует, словно ангел смерти!

Но у нас совершенно не было времени ждать, чем закончится это побоище. Я подталкивал Есмихан и Сафи, которую вытащил из снега, через двор к конюшне Орхана. Я взял лошадь сына Орхана для себя, но не мог сам быстро скакать, потому что должен был вести за поводья лошадь девушек.

Шел снег. Небольшой, но снежинки были пушистыми и крупными, и наши следы сразу же исчезали под ними. Через час или около того я начал думать, что, возможно, нам удалось убежать. Единственное, что огорчало меня, что я не имел ни малейшего представления, куда нам идти. Позади меня, почувствовав мои сомнения, Сафи начала выражать свое недовольство и оскорблять меня.

— Почему ты забрал нас из теплого, безопасного дома Орхана? — возмущалась она. — Ты, идеализирующий все дурак! Мы потеряемся в этих горах. И никто никогда не найдет нас.

Я ничего не ответил на это, потому что боялся, что она может оказаться права. Снег, который скрывал наши следы, скрывал также и другие признаки жизни в этих горах. Я не мог видеть ни тропинок, ни дорожек, кроме того, из-за снега я не мог ориентироваться по звездам. Единственное, в чем я был уверен, судя по наклону местности, так это в том, что мы спускались в долину.

— Виньеро, я могу замерзнуть и умереть. Мои пальцы и нос окоченели. Лучше уж быть пленниками в теплом укрытии Орхана, чем замерзнуть бог знает где.

— Ты должна была тоже взять с собой накидку и вуали, как хорошая девочка, как Есмихан, — не мог не съязвить я. — Ей, кажется, тепло. Во всяком случае, она не просит вернуться.

Я не думал, что мы можем замерзнуть. Чем ниже в долину мы спускались, тем теплее становилось. Снег вначале сменился на дождь со снегом, а затем просто на дождь, который промочил нас до нитки, что было не совсем хорошо. Кроме того, продвигаться вперед нам мешала топкая грязь.

Сафи продолжала возмущаться. Она не верила, что Орхан может быть мертв. А я же, одинокий и глупый евнух, не мог поверить, что совершил успешный побег.

— Молю Бога, чтобы они нашли нас, — сказала она и затем крикнула два или три раза. Эхо разлетелось по всей долине.

«Разбойники правильно сделали, что связали и вставили ей в рот кляп, — думал я. — Она непременно выдаст нас». И хотя я убил человека, но совершенно не знал, как вести себя с этой женщиной.

В любом случае жалобы Сафи вскоре стали такими нудными, что я уже к ним не прислушивался. Это было очень легко, и через час Есмихан уже дремала под жалобную музыку ее голоса. Что касается Сафи, то она была занята тем, что придумывала все новые и новые темы для жалоб и еще как бы побольнее кольнуть меня. И она даже не замечала, что голова притулившейся к ней Есмихан становилась все тяжелее и тяжелее.

Но она заметила — и даже закричала, — когда перестала ощущать тяжесть.

Есмихан тоже вскрикнула, потому что упала прямо в грязь. Я поспешил помочь ей подняться. К счастью, она ничего себе не повредила. Все же моя госпожа продолжала горько плакать и дрожала в моих руках, как будто смерть пришла за ней. Наверное, ей приснилось что-то ужасное о ее недавней угрозе. В конце концов, мне удалось успокоить ее, пообещав, что я найду ближайший кров и мы останемся там до утра.

— О, ты поранил свою руку, — сказала она сквозь слезы и нежно дотронулась до моей раны.

— Это просто царапина, — уверил ее я. — От стрелы, которая убила Сумасшедшего Орхана.

Я перевязал руку лоскутом от моей нижней сорочки, хотя рана уже не кровоточила. Это успокоило Есмихан, и она наконец снова отважилась взобраться на лошадь.

Против своей воли я все же сдержал свое обещание, и когда в лучах заката увидел пещеру в горе, мы сразу же направились к ней.

— По крайней мере, мы в недосягаемости, — сказал я.

Однако я не сказал, что это будет безопаснее и потому, что утром я смогу разобраться лучше, куда нам следует идти.

— Разве мы не можем разжечь костер? — жаловалась Сафи.

— Ради Бога, ты опять просишься вернуться назад. Ничто не выдаст нас лучше, чем дым от этого сырого дерева…

Но скоро мокрая одежда на нас начала замерзать. Даже через сквозь густую вуаль я слышал, как у Есмихан стучали зубы. Так что я вздохнул и сдался. По крайней мере, деятельность по сбору дров немного согреет нас. И так как был слишком маленький шанс, что я сумею развести огонь в такую сырость, мы хотя бы могли помечтать об этом, собирая дрова.