«Я хотел быть оригинальным, — начиналась записка, — но пять веков назад Джон Скилтон уже выразил словами все мои чувства с того момента, как два дня назад я впервые увидел осенний багрянец твоих волос и сапфировую прозрачность твоих глаз:
Светом чистоты озаряют мир
Ее черты…
Отчего же, сердце, так трепещешь ты?..
Может, и тебе захотелось вновь
Отравиться счастьем, что зовут
Любовь?»
Совершенно ошеломленная стояла Сирил посреди комнаты. Загадочная улыбка блеснула на ее полных губах, но тут же они сжались в тонкую ниточку. «Что за ерунда! Какие чувства? Какой еще сердечный трепет? Просто я ночь не спала, проголодалась, а может быть, у меня вообще начинается грипп!»
Стряхнув с себя мечтательность, не посещавшую ее со времен романа с Полом Джорданом, как пыль, Сирил решительно порвала записку на мелкие клочки и швырнула их в мусорную корзину, после чего достала из сумочки записную книжку с адресами профессиональных натурщиков. Первым значился Том Кошински, постоянно сотрудничавший с «Рекламным художником».
После восьми гудков на том конце взяли трубку.
— Мистера Кошински сейчас нет. Что ему передать? — откликнулся гнусавый пресный голос.
— Это мисс Адамс из «Рекламного художника». Мне нужно срочно связаться с мистером Кошински! — Сирил нетерпеливо побарабанила пальцами по аппарату, пока электронный оператор отыскивал файл с инструкциями на случай звонка «мисс Адамс».
— Прошу прощения, мисс Адамс, но мистер Кошински улетел вчера в Детройт на похороны бабушки. Он вернется не раньше вторника. Передать что-нибудь от вас?
— Нет, Господи, нет! — болезненно вскрикнула Сирил, скорее расстроенная своей неудачей, чем сочувствующая чужому горю.
Положив трубку, она начала лихорадочно соображать. Ей требовался натурщик с идеальным телосложением — никак не меньше.
Сирил пробежала глазами по списку постоянно сотрудничавших с ней натурщиков и отобрала четырех, после чего снова попыталась выйти на связь. Двое из них оказались вне города — на фотосъемках, Фрэнк Дайон упал с мотоцикла и сломал ногу, а о Расселе Грине Сирил вообще не смогла ничего узнать: даже его подружка была не в курсе, где он.
Оглушенная и раздавленная, Сирил машинально закрыла сумочку, куда положила кошелек, и, покинув дамскую комнату, двинулась в ресторанчик, где обедала вчера.
На выходе из здания федерального суда она вдруг развернулась и ринулась обратно. Присев на корточки и выудив из мусорной корзины обрывки записки, она хотела уже подняться, когда увидела в дверях испуганную уборщицу с тележкой.
— Мой список покупок на день… — пролепетала Сирил в ответ на немой вопрос изумленной женщины, зачем-то показывая ей издали один из клочков.
2
Оглядев зал ресторанчика, Сирил не обнаружила ни одного свободного не только столика, но и даже места. Внимание ее привлекло какое-то движение в дальнем углу помещения.
Длинный, загорелый до бронзового цвета палец указывал ей на свободный стул. Сирил, оскорбленная таким фамильярным жестом, хотела развернуться и уйти прочь, но тут разглядела, кто ее зовет: «эллинский бог» призывно махал рукой и широко, во весь рот, улыбался.
По счастью, он сидел не один, а в обществе другого присяжного — поджарого брюнета-лирика. Лирик читал очередную книгу, одновременно налегая на чили. Сирил вспомнила, что всегда отличалась хорошими манерами и умением войти в контакт с любыми партнерами, а потому подчинилась зову желудка и двинулась в направлении столика.
Скользнув в кресло между коллегами-мужчинами, она как ни в чем не бывало заказала официантке салат, рогалик и кофе.
За это время она успела унять пустившееся было вскачь сердце и натянуть на лицо маску хладнокровия. Затем любезно кивнула каждому из мужчин, ничем не выдав, что присутствие одного из них выбивает ее из привычной колеи.
— Рад видеть вас с нами! — громыхнул голос того, кто так притягивал и пугал ее.
— Ну, выбор был не так уж велик… Я имею в виду, что все места заняты… Так что спасибо за отзывчивость.
— Мы и для себя старались, правда ведь, Тернер?
Худосочный брюнет оторвал туманный взгляд от толстенной монографии, на обложке которой золотились слова «Завоевание Мексики и Перу». Карие глаза его скользнули по лицу Сирил, затем по ее полупрозрачной блузке, задержавшись там, где сквозь ткань проглядывали кружева бюстгальтера.
Резким движением он захлопнул том.
— Ваш к-коллега, присяжный заседатель М-мэтт Тернер, — запинаясь от волнения, представился он.
Привычная со всеми своими клиентами и натурщиками общаться на короткой ноге, Сирил без промедления протянула руку:
— Здравствуйте, я — Сирил Адамс.
Почти тут же она осознала, что совершила стратегическую ошибку: подав руку одному, она неизбежно должна была ту же любезность проявить и в отношении другого.
Пожатие бронзовой руки колосса ее удивило и даже чуть-чуть озадачило: вместо железной хватки, — а ладонь была мозолистой и натруженной, и ее ручка утонула в этой лапище, — прикосновение его пальцев оказалось чудесно мягким и осторожным, если не сказать — волнующим.
Словно искра пробежала по ее телу, щеки разрумянились как два яблочка.
— Шон Стивенс, Сирил, — прогромыхал великан без пауз, словно их имена были каким-то образом связаны в одно целое.
— Да, знаю… — обмолвилась Сирил и тут же пожалела о своем признании. В янтарных глазах напротив что-то мелькнуло.
— Знаете? — Он выжидающе приподнял бровь.
— Да, конечно, еще с процедуры отбора, — заявила Сирил, памятуя, что лучшая оборона — это наступление. — Помните, адвокаты спрашивали нас, что мы делали в ночь на четвертое января в три утра?
— И перестали ли мы бить наших жен! — воодушевленно встрял Мэтт Тернер.
— Вот именно! — рассмеялась Сирил. — Я даже припоминаю, что вы по профессии учитель, Мэтт.
Слава Богу! Она, оказывается, помнит кое-что и о других присяжных, а не только имя Шона Стивенса. Кстати сказать, до сих пор и оно не всплывало в ее памяти. Интересно, в чем тут дело: может быть, это своеобразное табу, страх назвать вслух имя дьявола и тем накликать на себя беду?..
— А вы, мистер Стивенс? — повернулась она к Шону, переступив через суеверный страх.
Теплые золотистые глаза Шона дружески рассматривали ее лицо, после чего его божественные губы расплылись в озорной улыбке.
— Да, действительно, а как же я?..
— В-вы… вы имеете какое-то отношение к строительству!.. Я правильно запомнила?
Еще бы не правильно, когда она ловила буквально каждое слово по ходу его опроса — как, впрочем, и любая другая женщина в зале суда.
— И работаете вы то ли с цементом, то ли со сталью, то ли… — Сирил для большей убедительности поморщила лоб.
— То ли с деревом, хотите сказать? — добродушно закончил он.
— Ну конечно же! Вспомнила: вы плотник!
— Что-то вроде того, — скупо отозвался Шон. — А вы, Сирил? Почему я ничего не помню о вас?
Его голос возбуждал как физическая ласка.
— Я стояла в списке первой, так что мне выпала честь вызнать все про всех остальных коллег, — пояснила Сирил, усмехнувшись. — Поскольку вы, ребята, отбирались во второй шестерке, на моем допросе вы не присутствовали.
— Так кто же вы по профессии? — спросил Мэтт.
— Нет, ничего не говорите, Сирил! Посмотрим, сумеем ли мы сами определить, — вмешался Шон.
— Ну, это несложно! — заявил Мэтт. — Сирил — топ-модель в каком-то иллюстрированном журнале.
Он с плохо скрытым удовольствием окинул взглядом ее фигуру. Сирил не смутилась — скорее, ей стало смешно. Зато когда то же самое проделал Шон, реакция ее была почему-то совершенно иной…
— Нет, не думаю! — тряхнул золотой гривой Шон. — Конечно, у нее рост, сложение… и глаза… Но фотографы предпочитают других — тех, про которых можно сказать «кожа да кости», а Сирил явно не из этой категории.