— Ты во мне нуждаешься, а я тебя хочу, Сирил, — простодушно пояснил Шон.

— Ты просто давно не получал по рукам, в этом все и дело! Видит око, да зуб неймет — слышал такую поговорку? И почему именно я? Ты же знаешь цену своей внешности! Выйди на улицу, свистни — и найдется десяток женщин, готовых пойти на все ради одной возможности дотронуться до твоего тела. Да что там на улице — в суде все бабы только на тебя и пялились!

— О, какая наблюдательность! Уж не ревность ли это, Сирил?

Шон склонил голову так, что его рот оказался в дюйме от ее губ, но в то же мгновение на стоянке появились двое полицейских. Шон отпустил голову Сирил, и та, потеряв равновесие, привалилась спиной к грузовику.

— Все нормально, мисс? — спросил один из полицейских.

Шон отступил на шаг, спокойный и невозмутимый. На лице его играла дружелюбная улыбка.

— Порядок, ребята, — услышала свой собственный голос Сирил и выпрямилась. — Маленькая дискуссия об условиях трудового соглашения.

Полицейские переглянулись, потом поглядели на Шона.

— В общем так, — сказал один из них, постарше и покоренастее, — закругляйтесь со своей беседой и идите на все четыре стороны.

Когда полицейские скрылись, Шон расцвел самой обворожительной из своих улыбок.

— Итак, мы обо всем договорились!

Сирил скрипнула зубами.

— Будьте вы все прокляты — и ты, и Мартин Коллинз, и этот чертов Жак Гулар!

Шон чуть приподнял бровь, ожидая ответа, и Сирил капитулировала.

— Ладно, по рукам! Поцелуй за час — но не надейся на какие-либо чувства с моей стороны! И запомни: если попытаешься посягнуть на что-то большее, я выпущу штихелем кишки из твоего живота, даже охнуть не успеешь, ты, плотник!..

Шон, пропустив мимо ушей все эти эскапады, вкрадчиво шагнул к Сирил. Он навис над нею как башня и прогромыхал:

— Готов принять первоначальную ставку — двадцать пять баксов — в обмен на то, чтобы немедленно скрепить нашу сделку поцелуем!

Прежде чем Сирил успела сказать хоть слово, одна рука Шона обвилась вокруг ее талии, а другая обхватила ее голову.

Но тем более неожиданной оказалась нежность этого похожего скорее на дуновение ветра поцелуя. Лишь когда язык Шона раздвинул ее приоткрывшиеся губы, Сирил поняла, как далеко зашла в своей капитуляции, и попыталась высвободиться — разумеется, тщетно. Более того, сопротивление лишь еще больше распаляло Шона, а ее собственное тело охватывало сладостное бессилие. Ничего подобного она не переживала со времен своего неудачного романа с Полом!

Вздохнув, она запустила пальцы в его золотистую гриву, лаская другой твердую как скала грудь Шона. К великому стыду Сирил, даже когда он отпустил ее, она продолжала стоять на месте, прильнув к его телу и положив голову ему на плечо.

— Которая из тачек твоя, милая?

Сирил, помедлив, кивнула в направлении своего «порше». Шон за руку довел ее до Машины, усадил за руль, проверил, чтобы она застегнула ремни безопасности, и только после этого помахал ей рукой.

— Утром в восемь, Сирил! Не тревожься ни о чем: я не стану требовать поцелуя, не отработав его. Честный труд — честная оплата!

Он рассмеялся, и смех его преследовал Сирил всю дорогу домой.

— О Господи!

Перед тем как шагнуть под душ, Сирил всем телом наклонилась к запотевшему зеркалу. Увы, глаза ее не обманывали: нельзя спать по три часа двое суток и рассчитывать, что все это останется безнаказанным.

Гора смятых простыней и покрывал в прилегающей спальне лучше всяких слов говорила о действии одного-единственного невинного поцелуя, который украл у нее Шон Стивенс. А мысль о том, что ей предстоит еще вытерпеть десятка два таких подарочков судьбы, заставляла ее всю ночь метаться по постели, мучась от невозможности хотя бы ненадолго забыться.

В конце концов она провалилась в сон — часов около четырех утра. А ровно через минуту, как ей показалось, пискнули позывные коммерческой радиостанции: она передавала только классическую музыку, и Сирил использовала ее в качестве будильника. Звук был слабый, но на Сирил он произвел эффект пожарной сирены, и она вскочила с постели как ошпаренная.

Даже душ не помог разгладить морщинки вокруг глаз и снять синеву под ними. Стянув волосы на затылке в строгий классический узел — обычная ее рабочая прическа, — Сирил при помощи косметики кое-как замаскировала следы недосыпания.

После этого она оделась в удобные джинсы и мешковатый, испачканный краской свитер, сунула босые ноги в тенниски — они тоже были все в краске — и по замысловатой траектории начала пробираться между мебелью, загромождавшей ее спаленку, в холл.

Сам по себе дом со стороны мог показаться большим: внушительное двухэтажное строение из дерева и камня. Нижний этаж включал в себя компактную кухоньку и отделанный в теплых тонах холл, где она принимала клиентов и развлекалась с друзьями: для этой цели вокруг сверкающего медью камина расположились несколько диванчиков, на которых покоились художественно вышитые подушечки.

Быстро приготовив тост с сыром и глотнув на ходу апельсинового сока, Сирил поспешила подняться по лестнице в мастерскую, чтобы подготовиться к приходу Шона.

Мастерская размещалась на выступающей мансарде, прилепившейся к массивной каменной стене на высоте четырех с половиной метров над нижним этажом. Просторное, три с половиной на шесть метров, помещение сверкало отделкой из полированного дуба и кованого железа. Крыша мансарды посредине скашивалась и шла вниз под углом, упираясь в ряд выходящих на север окон. Рассеянный свет, струившийся из них, давал минимальную тень, и Сирил могла работать практически весь световой день.

Распечатав пачку мягкой шершавой бумаги, которую она обычно использовала для рисунков углем и пастелью, Сирил разместила несколько листов на рабочем столике возле мольберта, затем заточила карандаши и приготовила к сеансу весь свой обширный запас мелков.

Из коробки, присланной Мартином, Сирил отобрала те образцы белья, которые Шон должен был надеть сегодня. Это было не белье, а форменная революция в мужском исподнем! Гений и изобретательность Жака Гулара проявились во всем блеске.

Пестрая расцветка и дерзкий покрой образцов отдавали мужским шовинизмом, но при виде их сердце любой нормальной женщины неизбежно затрепетало бы: французский кутюрье, балансируя на зыбкой грани между смелостью и откровенным развратом, сумел, как ловкий канатоходец, не свалиться все же в грязь безвкусицы, и предложенные им модели нижней одежды подчеркивали мужскую привлекательность любой фигуры, исключая разве что откровенных толстяков.

Шон с его безупречным атлетическим сложением в этих моделях должен был произвести совершенно оглушительный эффект. У Сирил даже дух захватило, когда она представила этого бронзового гиганта в неглиже французского кроя.

Испугавшись собственного воображения, Сирил спешно поменяла порядок примерки и для первого сеанса выбрала темно-синие боксерские трусики с белым кантом в пару с соответствующей майкой.

И снова прокол: в памяти навязчиво сверкнуло другое великолепное мужское тело, облаченное в такую же легкую спортивную форму…

С Полом Джорданом она встретилась семь лет назад. Сирил с девчонками из своей группы прыгала со скакалкой на внутреннем балконе спортивного корпуса, а внизу, в самом зале, Пол, член университетской футбольной команды, тренировался с другими парнями. Он отрабатывал прорыв к воротам, и Сирил сбилась со счету, фиксируя, сколько раз он поражал их, — дойдя до девяноста, она сдалась.

Случайно подняв голову, Пол заметил свою невольную зрительницу и, сверкнув самодовольной улыбкой, помахал ей.

С лица Сирил струился пот, но по спине у нее пробежал мороз…

Когда, приняв душ, Сирил подошла к выходу, там ее уже ждал Пол. Запросто представившись, он вместе с нею добежал до художественного класса, вырвав у нее согласие выпить после лекции чашечку кофе.