«В деле Адамс против Стивенса, скорее всего, тоже», — мрачно подумала Сирил, пробираясь к дверям. И все же она решила, пусть в последний раз, поговорить с Шоном, а для этого подождала его у выхода на средних ступеньках мраморной лестницы.

— Шон, — тихо окликнула он, увидев его в толпе в трех шагах от себя.

— Шон!.. Я должна поговорить с тобой! — взвизгнула она, увидев его удаляющуюся спину. — Эх, незадача!

Она наклонила голову, чтобы никто из проходящих не заметил слез гнева и отчаяния в ее глазах.

— Сирил! Сирил!

Она вскинула голову. Влажные звезды ее сапфировых глаз мгновенно высохли, стоило ей увидеть Мэтта Тернера, стоявшего там, где несколько секунд назад она видела пробирающегося к выходу Шона.

Просто так взять и отшить Мэтта, которому сама же давала пусть и лицемерные, но авансы, Сирил не смогла и, украдкой вытерев глаза, вместе с ним спустилась по лестнице.

— Привет, Мэтт, чем могу помочь?

— Сирил, надеюсь, вы не исчезнете, не оставив мне вашего телефона! — заговорил школьный учитель. — Я пытался отыскать его по справочнику в эти выходные, но поскольку я даже не знаю, где вы живете, у меня ничего не вышло.

— Телефон? — переспросила Сирил, безуспешно выискивая Шона среди снующих по аллее прохожих.

— Да, мне бы хотелось пригласить вас прогуляться, — пояснил Мэтт. — Кстати, как насчет завтрашнего вечера? Или одного из дней на неделе?

Обнаружив, что он поймал ее за руку, Сирил невольно отпрянула, вырываясь.

— Мэтт, у меня нет времени для разговоров! — сказала она, озираясь. Ей не терпелось уйти, и то, что Мэтт мог быть автором любовных посланий, уже не имело значения. Кто бы ни был неизвестный корреспондент, какое ей дело до труса, не имеющего смелости выразить свои чувства вслух! И даже до того факта, что он облекает их в двусмысленные хокку…

Ну конечно, как же она сразу не сообразила, что имеет дело с подражанием древне-японским трехстишиям хокку!

Но и это открытие не имело никакого значения после того, как из ее жизни ушел, а точнее — сбежал Шон Стивенс.

— Что ж, если вы так торопитесь, просто ответьте мне «да» или «нет». Я предложил встретиться завтра вечером.

— Нет, вторник мне не подходит! — решительно качнула она головой.

— Тогда, может быть, четверг? — не отлипал Мэтт.

— О Господи, смогу ли я когда-нибудь отсюда уйти?! — взмолилась Сирил, воздев глаза к полуденному небу. — Поймите, я должна сперва посмотреть свой календарь! Позвоните в четверг утром.

Она уже извлекла из портмоне визитную карточку и сунула ее в руки Мэтту, как вдруг осознала, что благоразумнее было бы самой взять телефон у него.

При виде просиявшего лица Мэтта она еще больше пожалела о содеянном.

— Блеск! — воскликнул он. — Я обязательно позвоню вам, Сирил, обязательно, слышите?

— Ладно-ладно, — торопливо пробормотала она, снова вглядываясь в толпу. И вдруг глаза ее округлились: в каких-нибудь десяти шагах, за огромным зеленым кустом саговника стоял, спрятавшись, Шон и неотрывно смотрел на нее и Мэтта.

— Стой! — закричала она, в ту же секунду забыв про Мэтта. Она ринулась вперед, натыкаясь на прохожих, которых стало вдруг слишком много. Когда, кое-как выпутавшись из них, она подбежала к кусту, Шона там уже не было.

За окном посветлело, и мебель в спальне начала обретать форму и предметность. Но в эти первые минуты нового дня все — громадный платяной шкаф, кресло-качалка, причудливые рисунки на обоях — казалось серого цвета. Серого как сама жизнь Сирил в эти два дня после ухода Шона…

Поднявшееся солнце вызолотит комнату, предметы вновь обретут краску и цвет, но ничто не вернет Сирил ту гамму душевных переживаний, которую она так внезапно и разом потеряла.

— Ну нет, ему не удастся разбить мое сердце и превратить меня в ходячий труп! — вдруг объявила, ни к кому не обращаясь, Сирил. Со всей силы швырнув подушку в зеркало шкафа, она моментально скатилась с постели.

Несколько секунд ушло на то, чтобы натянуть на себя рваные, обрезанные выше колен джинсы и спортивный свитерок, обуться в кроссовки и, схватив полотенце, помчаться в сторону пляжа.

Океан начинался в трех кварталах от ее дома: в штормовые ночи во дворике можно было слышать отдаленный рев волн. Собственно, только потому она и смогла позволить себе купить этот дом, что из его окон не было вида на море…

После короткой пробежки по тихим пустынным улицам она выбежала на общественный пляж, бросила полотенце на плотно утрамбованный влажный песок и, лежа на нем, начала заниматься гимнастикой, растягивая тело во всех направлениях. Затем, встав и попрыгав, чтобы восстановить кровообращение, она побежала трусцой на север, увертываясь от набегающих волн и налетающих на нее чаек. Справа бесконечной чередой возвышались па деревянных и бетонных опорах роскошные особняки голливудских кинозвезд и спортсменов-профи, получавших особенно высокие гонорары.

Никто не мог им втолковать, что наличные доллары, слава и изощренные проекты архитекторов бессильны перед упрямым напором морской стихии, и в итоге им без конца приходилось устранять повреждения, причиняемые объединенной мощью ветров и приливов.

Сирил бегала этим маршрутом вот уже несколько лет чуть ли не каждый день, не переставая восхищаться прелестью теснящихся, преследующих друг друга волн, этого множества вселенных, листов рассыпавшейся книги без начала и конца…

Сирил бежала и чувствовала, как вместе с потом, выступающим на лбу и струящимся в ложбинку между грудей, из нее выходят гнев, обида, отчаяние безысходности — весь эмоциональный шлак, отравляющий человеческую жизнь. Кровь энергичнее циркулировала в теле, кислород прочищал мозг, и прежде казавшаяся неразрешимой проблема предстала вдруг во всей своей очевидности.

Оказывается, все предельно просто: она влюблена в Шона Стивенса. Не в его неотразимую внешность, как он в сердцах бросил ей в понедельник вечером, а в человека и мужчину. Его профессия не имела значения, образование — тем более: эрудиты-энциклопедисты далеко не всегда хороши как мужья — достаточно вспомнить, как жалок был в этой роли ее собственный отец.

Только теперь, имея время все обдумать и взвесить, Сирил вдруг осознала, что ей никогда не было скучно с Шоном. Более того, он умел развеселить ее как никто из всех, кого она знала. А еще за эти два долгих дня она благодаря ему узнала о любви и ответственности перед самой собой больше, чем за предыдущие двадцать семь лет жизни.

Этим утром Сирил поняла, что стоит перед выбором, и от того, каким он будет, зависит вся ее дальнейшая жизнь: либо она попытается забыть Шона, как бы мучительно это ни было, либо переступит через свою гордость и отыщет его, чтобы сказать ему, как она его любит … и — да-да! — как хочет стать его женой…

Когда утреннее солнце выглянуло из-за края восточных холмов, пенистая поверхность моря засверкала миллионами граней как гигантский, в полмира, алмаз. Картина слияния неба и водной равнины захватила художественное воображение Сирил, а в сердце ее живительной струйкой начало вливаться чувство умиротворения и покоя.

Итак, сказала себе Сирил, любуясь пейзажем, она позвонит Шону, заставит его выслушать ее и донесет до его упрямого ума все, что она чувствует и думает. И едва Сирил пришла к этому решению, как внимание ее привлекло что-то движущееся вдали за линией прибоя.

Она резко остановилась и почувствовала, как тяжесть снова наваливается на ее плечи: в сотне-другой метров от нее, огибая черные монолиты, бежал в северном направлении кто-то очень высокий и очень широкоплечий…

Шон?! Или только почудилось? Отбросив раздумья, Сирил стремглав понеслась вслед бегуну, но после нескольких минут погони расстояние между ними ничуть не сократилось: казалось, песок стал необычайно вязким, затягивал ноги, мешая бежать.

Гранитные и базальтовые скалы то и дело закрывали от нее высокую фигуру, которая все дальше и дальше уходила вперед в отрыв.