— Вот и придумай, милочка! — из голоса Мартина улетучились последние остатки любезности. — Иначе я привлеку тебя к суду за нарушение контракта! Ты не хуже меня понимаешь, что после этого на серьезную работу нечего рассчитывать — будешь делать эскизы оберток для туалетной бумаги, и то если повезет.

— Ах ты ничтожество, ах ты дрянь, жалкий наполеончик от рекламы!! — взорвалась Сирил, с трудом удержавшись в рамках приличествующей леди лексики.

— Да-да, и я тебя обожаю, Сирил! — рявкнул он. — Запомнила? Суббота, одиннадцать вечера! И ради Бога, пляжные костюмы должны быть выполнены в технике пастели!

Будь ситуация хоть чуточку смешной, Сирил расхохоталась бы Мартину в лицо. Но дело обстояло более чем серьезно.

Сна не осталось ни в одном глазу, и она работала до рассвета. Она все-таки вставила шпильку Мартину, хотевшему, чтобы Сирил быстроты ради рисовала пастелью поверх условных черных силуэтов, выполненных углем. Живой натурщик был коньком ее прикладной графики, и если бы не перспектива получить повышение в фирме Мартина, Сирил сказала бы этому наглому администратору, где она видела его идиотскую услужливость клиенту.

Но рекламное агентство умудрилось заключить самый выгодный контракт года в производстве одежды: всемирно известный дамский кутюрье Жак Гулар изготовил для своей осенней коллекций серию мужской одежды, и теперь для Сирил было вопросом жизни и смерти к сроку подготовить необходимые эскизы.

«Вопрос жизни и смерти» — это, конечно, преувеличение: Мартин еще раньше отдал должное таланту Сирил, заключив удививший всех своей рискованностью контракт с ее мало кому известной независимой компанией «Рекламный художник». Его уверенность в том, что Сирил сумеет задеть за живое капризного и переменчивого во вкусах покупателя поражала и даже немного пугала, и уж во всяком случае более высокой оценки своих художественных достоинств Сирил не получала за все четыре года существования своей компании.

Но сейчас у нее холодело внутри при одной мысли о том, что на карту поставлен проект стоимостью в несколько миллионов долларов… Такая ответственность еще никогда не обрушивалась на нее…

С трудом подавив раздирающий рот зевок, Сирил еще раз чертыхнулась в адрес Мартина, по вине которого не спала ночь, и попыталась сосредоточиться на ходе судебного процесса. Она села прямо, придала лицу строгое выражение — и тут же отвлеклась снова.

Нет, конечно, Марти не станет с ней судиться в случае несоблюдения сроков, но задержать ее рост, помешать дальнейшему продвижению вполне в состоянии — вообще-то он не мстителен, скорее мелочно-злопамятен.

По крепко сжатым пальцам правой руки пробежала судорога, и Сирил вдруг поняла, что все еще прячет в кулаке послание неведомого обожателя. Уставившись невидящим взглядом на адвоката истца, маячившего прямо перед ней, она стала припоминать все обстоятельства, при которых оказалась ввязанной в эту странную одностороннюю переписку.

Первую записку, коротенькую и невинную, она обнаружила на сиденье своего кресла вчера после ланча.

«Привет, Сирил! Не правда ли, чудесный день? — гласила она. — Я бы очень хотел сесть с тобой рядом, да люди начнут всякое говорить».

Она тогда еще оглянулась в надежде, что автор эпистолы даст знать о себе улыбкой или взглядом. Ничего подобного! Никто даже не посмотрел в ее сторону. Но уже во втором послании, подброшенном в кресло сразу же после первого перерыва, речь шла не больше и не меньше, как о свидании:

«Милая, обещаю не проронить ни слова о процессе, если ты согласишься пообедать со мной. Как тебе мое предложение?»

То ли на нее произвел впечатление каллиграфический почерк, то ли подкупила веселая искренность автора записки, но Сирил почувствовала себя скорее заинтригованной, чем встревоженной. Тем не менее по окончании утреннего заседания она не стала ждать, когда автор этих строк обозначится: быстро сев в свой яблочно-зеленый порше, она дала газу и уже через полчаса в поте лица трудилась со славу Марти и Гулара.

Но сейчас Сирил не смогла удержаться от того, чтобы не пробежаться глазами по фигурам расположившихся в два ряда заседателей в надежде хотя бы что-то понять по выражениям их лиц. Увы, все одиннадцать ее коллег, казалось, всецело были поглощены речью адвоката — напоминание о том, что и ей следует исполнять свой долг, а не забивать голову Бог знает чем.

И снова взгляд Сирил уперся в назойливо преследующий ее классический профиль, но на этот раз «эллинский бог» внезапно повернулся и застал ее в тот момент, когда она в очередной раз разглядывала его неправдоподобно совершенные черты.

Секундой раньше Шон Стивенс ощутил странное, теплое, физически почти реальное прикосновение к своей щеке. Резко повернув голову, он столкнулся с васильковым взглядом Сирил Адамс.

Наконец-то! Три дня он безуспешно добивался ее внимания. Смешно сказать: устав до смерти от того, что все встречные и поперечные женщины разинув рот пялятся на него — а скорее даже на его дурацкий греческий нос, — он никак не мог добиться одного: чтобы единственная из них, к которой он проявил интерес, перестала игнорировать его присутствие.

Его мать много раз говорила, что они с отцом влюбились друг в друга с первого взгляда, и Шон до сих пор усмехался в ответ на такие заявления. Теперь пришло время расплаты за недоверие и насмешливость: он, кажется, заболел той же семейной болезнью, только вдвое острее.

Едва увидев на первой скамье присяжных рыжеволосое создание с сапфировыми глазами, он понял, что именно эту женщину искал всю жизнь. А вот Сирил Адамс, похоже, совершенно не разделяла его порыва; более того, судя по презрительной гримаске на ее лице, она по каким-то неведомым причинам сразу невзлюбила его.

Глубоко вздохнув, он все же решился ответить Сирил широкой улыбкой, после чего добродушно подмигнул ей. Пусть только попробует не заметить такого знака внимания!

Моментально отвернувшись, Сирил с содроганием пробормотала про себя: «Нет! Только не это! Хватит!» Слишком свежо было в ней воспоминание о другой дружеской улыбке, о еще одном отлично сложенном парне… Пол Джордан в свое время всласть поизмывался над ее лучшими чувствами, и неизвестно, сколько лет должно пройти, прежде чем осколки сердца склеятся вновь.

Горький опыт оказался полезен по крайней мере в одном: осознав, что красивые парни с отличной мускулатурой — ее рок, Сирил дала обет никогда впредь не уступать этому искушению судьбы и до сих пор держалась на высоте.

До сих пор — это все-таки пять лет… И хотя на своем пути она столкнулась с множеством красивейших мужчин, ни разу не снизошла она до свидания с кем-нибудь из них. Если Сирил и позволяла себе с кем-то выйти на люди прогуляться, то это были парни вроде того худосочного заседателя-брюнета, читавшего за ланчем тощую книжицу стихов. Вчера она даже почти убедила себя, что именно он автор этих веселых посланий, несмотря на всю свою унылость закоренелого праведника.

Бронзовый колосс, сидящий рядом с ним, мог сколь угодно долго жариться под огнедышащим солнцем Калифорнии, но едва ли в состоянии был сочинить эти озорные строчки. И уж тем более его огромные ручищи вряд ли смогли бы вывести их на бумаге столь изящным почерком…

Нет, «эллинский бог» исключается! Так может быть, виной всему пожилой седеющий мужчина напротив его — у этого кандидата в воздыхатели по крайней мере романтический испанский облик!

Вспоминая процедуру утверждения состава суда, когда представители участвующих в процессе сторон могли задавать присяжным любые вопросы, Сирил попыталась вспомнить все, что касалось этой троицы. Поскольку ее фамилия возглавляла список кандидатов, она раньше других прошла через сито отбора и заняла кресло в первом ряду.

Она рассеянно слушала, как участники предстоящего процесса пристрастно допрашивали ее коллег, и краем глаза смотрела, как заполняются одиннадцать кресел. К концу процедуры Сирил знала уже все о механизме формирования суда присяжных: шутка ли сказать — ей пришлось выслушать ответы всех пятидесяти кандидатов, обозначенных в списке!