— Невропатолог еще четыре года назад сообщил, что мои симптомы носят психосоматический характер и прислал счет на четыреста восемьдесят долларов, — сказав это, Тремалис удивился, с чего это он так разоткровенничался. Может быть, Рив Тауни и любила копаться в грязном белье, но он в этом не был уверен.
— А я все еще посещаю психиатра, — сказал Американская Мечта. Тремалис подумал: интересно, откуда он берет деньги.
— Я получаю пособие по инвалидности из фондов штата, — ответил Американская Мечта, и Тремалис решил, что вдобавок тот еще и телепат. — Он работает в «Гэрланд-Билдинг» на Уобо-авеню, Курт Вагнер, доктор медицины.
Рив спросила Тремалиса:
— Скажи, Вик, как твои проблемы со здоровьем влияют на твои отношения с окружающими? Конечно, люди наверняка говорили тебе, что ты — симулянт. Но я не увидела, чтобы ты проявлял свою слабость.
Подожди, мы окажемся на улице, и я так обниму тебя… — вот, что он хотел ей ответить.
— Если позволишь спросить…
— Я всегда чувствую себя на грани, — перебил он. На помощь ему пришел образ ее высохшей руки. — Знаете, больше всего это похоже на то, когда берешь за верх банку майонеза из холодильника и какую-то долю секунды думаешь, что крышка плохо завернута, и ты уронишь банку, а затем внезапно понимаешь, что все держится крепко. Банка не упадет. Ни пятна, ни осколков — ничего этого не будет. Но вечно есть эта самая доля секунды.
— О Боже, — воскликнула Рив, широко раскрыв глаза, — прекрасная аналогия!
— Мне почти всегда это приходит в голову, — сказал Тремалис, — помогает справиться с ситуацией, как акробату на проволоке на большой высоте.
— Это зависит от размера банки с майонезом, — сказал Американская Мечта, соединив философию с рыночным здравым смыслом.
— И это прекрасная мысль, Эйвен, — ответила Рив, снова поворачиваясь к Тремалису. — Забавно, что ты упомянул проволоку. Мне всегда кажется, что я падаю головой вниз с высокого здания и слышу, как ветер свистит в ушах, и по мере приближения удара о землю, я сосредотачиваюсь на всех этих лицах и шляпах, которые разбегаются из моего «воздушного коридора» так, чтобы я не забрызгала их своими мозгами.
Она скорчила гримасу, либо оттого, что представила себе эту сцену, либо, сожалея, что представила ее.
К счастью, он не решился описать ей свой истинный взгляд на жизнь: как будто Бог держит у его виска пистолет и заставляет под его дулом сосать член у этого мира. А когда мир этот или, быть может, один лишь Чикаго — задрожит в судорогах оргазма, тогда милосердный Господь, не видя больше смысла в его дальнейшем использовании, спустит курок и разнесет его голову на мелкие части.
Майк Серфер теперь смотрел в его сторону, и Виктор подумал — да, это так, именно так.
И тут вдруг все повернулись в одну сторону, и Виктор увидел двух полицейских, входивших через парадную дверь. Звучала песня «Поездка вокруг озера»: звуки ее перекрыли скрип входной двери.
Глава 24
Патрульные Рицци и Морисетти приняли звонок Генри Мажека. Племянник Бабули, не обнаружив ее около театра, решил, что она испугалась слишком холодной погоды и отказалась от поездки. Он вернулся к себе домой и смотрел кинокомедию по каналу «Эй-Би-Си», выпил три бутылки пива, и вдруг испытал чувство вины за то, что не выяснил причину отсутствия своей тети в условленном месте и решил позвонить в дом, где она жила.
Тут он к стыду своему обнаружил, что был крайне невнимателен, когда она называла свой адрес. В телефонной справочной не нашли дома Маки или Маклелана на Рэндольф-стрит. А городской телефонной книги у Генри не было. Вдобавок ко всему в 21:45 должны были показывать фильм с Дианой Лейн, причем ему сказали, что там она появляется с обнаженной грудью.
Тогда он просто позвонил в полицию и сказал, что волнуется по поводу своей тети — инвалида в коляске, она не появилась на месте встречи, а ведь по улицам города бродит этот самый маньяк, Болеутолитель; что он, дескать, очень извиняется, но не могли бы патрульные полицейские с Рэндольф-стрит проверить, все ли с ней в порядке. После этого Генри откупорил следующую бутылку пива и принялся смотреть фильм об очередном маньяке, охотящемся за женщинами.
Вот почему два копа появились в «Марклинне» около десяти вечера. Говорил, в основном, Рицци, а Морисетти, у которого был более разборчивый почерк, записывал.
Редеющие седые волосы Лестера Рицци уже плохо скрывали смешную квадратную форму головы. Тонкие губы над раздвоенным подбородком были поджаты, напоминая глубокий шрам. Правую руку он держал в кармане своей кожаной куртки, нервно жестикулируя свободной рукой в конце каждого вопроса.
Эл Морисетти, чьи волосы все еще были черными и пахли бриолином, был постарше. Цвет волос чикагского полицейского ничего не говорит о его возрасте и стаже службы. Говорили глаза, одинаково спокойно смотревшие и на дуло гангстерского пистолета, и на приказ начальства, и на стопочку спиртного. Спокойствие приходит с опытом.
Седые волосы Рицци Тремалис связал с тем, что коп, наверное, видел так много событий в этом городе, так много страшного, что старается быстрее постареть и приблизить отставку.
Рицци начал с вопроса:
— Здесь случайно не проживает Вильма Джерриксон?
Большинство присутствующих сразу же приблизились к полицейским. Рука Майка Серфера подлетела к шунту, как будто тот был магнитом:
— О Господи, что-то случилось с Бабулей!
— Прекрати, — оборвал его Колин Натмен и обратился к полицейским: — В чем, собственно, дело?
Тремалис, Рив Тауни и Американская Мечта тоже подошли поближе. Рив дотронулась до ручки кресла Майка. Рицци бросил взгляд на девушку и обратился к Американской Мечте:
— С какой это стати вы так нарядились?
— Офицер, я — то, на чем стоит этот город, — ответил Эйвен так торжественно, как будто исполнял национальный гимн при открытии бейсбольного сезона.
Рицци, который уже сталкивался с Американской Мечтой прежде, бросил своему партнеру красноречивый взгляд. Мол, понял? Псих!
— Я — Американская Мечта. Вы здесь потому, что в дело замешан Болеутолитель, — уверенно добавил Шустек. Ручка Морисетти дернулась, но он не стал ничего записывать.
Один из постояльцев по имени Чузо сказал в своей обычной деликатной манере:
— Мы тут как раз обсуждали этого парня, Болеутолителя…
— Я так понимаю, — начал Рицци, бросив взгляд на своего партнера, — это означает, что миссис Джерриксон действительно жила здесь.
— Живет здесь, — поправил Морисетти, хотя и не очень уверенно, — Нам неизвестно, что…
— О Господи, неужели она… — хриплый шепот Серфера был не громче, чем голос кающегося на смертном одре грешника. Лукас Уинтер положил ему руку на плечо. Натмен глубоко вздохнул.
— Может быть, с ней случился сердечный приступ, и ее увезла «скорая» — предположил кто-то.
— А может быть в этот самый момент Болеутолитель нашу бедную Вильму… — больше Майк не смог ничего сказать, потому что слюна стала выступать из-под его шунта и в уголках рта.
— Ладно, давайте-ка начнем сначала, хорошо? — Рицци очень боялся, что найдется еще один труп, точнее еще какая-нибудь обугленная с краю конечность. Болеутолитель сейчас мог выйти на охоту, ему нравились холодные ночи, полные жестокости, и он готов был наказывать храбрецов, рискнувших в такую ночь оказаться на улице.
— Нам позвонил парень, который сказал, что Джерриксон — его тетка и она потерялась.
— Бессердечный тип этот племянник, правда? — вставил Натмен.
— Вы должны хорошо понимать, — сказал Морисетти, — Там в городе орудует маньяк-убийца…
— Видите ли, я не вправе вмешиваться в ваши дела, ибо вы свободные люди, — закончил за него Рицци, сказав то, что давно вертелось у него на языке. — Но неужели же никому из вас не пришло в голову подождать на улице вместе с ней, пока за ней не приедет ее племянник? Он приехал и подумал, что она отменила свой визит из-за плохой погоды, а потом все-таки решил проверить, все ли с ней в порядке.