— Марта, дорогая, это я. Твоя невероятная затея сработала. Пожалуйста, позвони мне. В любое время дня и ночи. Только позвони. Я тебя люблю…

Но в тот вечер она не позвонила. На следующий день тоже. Вместо нее мне позвонила Элисон с завлекательными новостями.

— Ты можешь достать экземпляр «Нью-Йорк Таймс»? — спросила она.

— Да, мы ее продаем в магазине.

— Посмотри раздел «Искусство и наука». Там опубликовано эксклюзивное интервью с нашим любимым auteur Филиппом Флеком. Ты только почитай, что он о тебе пишет. Если верить ему, ты самый преследуемый автор после Вольтера и твои надуманные преступления — не что иное, как лживые обвинения зарвавшегося журналиста. Но главный перл — и он подкрепил мое низкое мнение о человеческой натуре — это тот факт, что, по словам мистера Флека, ты был настолько запачкан грязью и к тому же брошен всей киноиндустрией, что вы оба — и ты, и Флек — решили, что в интересах фильма твое имя лучше не упоминать в титрах…

К этому времени я уже схватил газету с полки и начал читать.

— Ты слушай дальше, — сказала Элисон. — По словам Флека, сама идея снять имя автора из титров так остро напомнила ему об ужасных пятидесятых годах, когда в духе маккартизма составлялись черные списки неугодных, что он решил нарушить молчание по этому вопросу и, вопреки его общеизвестной антипатии ко всякого рода интервью, встать на защиту писателя! «Вне всякого сомнения, — сказал Флек, — Дэвид Армитаж — один из самых оригинальных авторов в американской кинематографии и на телевидении. И настоящий позор, что его карьера была разрушена типом, который из-за своего собственного профессионального провала решил выместить на нем зло. Помимо всего прочего, прекрасный сценарий Дэвида «Три старых ворчуна» напомнит Голливуду, кого они потеряли».

— Мать твою за ногу, — пробормотал я.

— Плохо, что они не взялись за ремейк «Жизни Эмиля Золя». После такого шоу Флек вполне может претендовать на главную роль. Приятно видеть, что он называет тебя по имени. Так ты расскажешь мне наконец, что же произошло на острове?

— Мои уста на замке.

— Никакой от тебя радости. Но по крайней мере, ты снова рентабелен. И поверь мне, эта статья откроет для тебя много дверей в нашем городе.

И действительно, в тот вечер мой телефон в коттедже звонил непрерывно. Мне пришлось высказаться для «Дейли Вераити», «Голливуд Репортер», «Лос-Анджелес Таймс» и «Сан-Франциско Кроникл». И как вы думаете, что я им сказал? Каков был мой официальный ответ на вдохновенную защиту моей персоны Филиппом Флеком? Разумеется, я поддержал игру.

— Каждому автору нужен такой режиссер, как Филипп Флек, который отличается щедростью духа, лояльностью и редкой верой в печатное слово, — сказал я. По сути, это было завуалированным посланием Флеку и его команде: не думайте, что вам удастся переписать сценарий.

И когда журналисты спросили меня, затаил ли я злобу на Макколла, я просто ответил:

— Я всего лишь рад, что я не его совесть.

И я, конечно, снова пытался дозвониться до Марты. И снова нарвался на автоответчик. Я оставил ей сообщение о том, что доволен статьей в «Таймс», что до сих пор надеюсь на совместное телевизионное интервью и что мне нужно поговорить с ней.

Но Марта мне не перезвонила. А я сдержался и не отправил ей письмо по электронной почте, как не поехал в Малибу и не постучал в ее дверь. Потому что я понял, ради чего все это делает Флек: кроме боязни огласки, он не хотел, чтобы жена ушла от него.

На следующий день интервью с Флеком целиком было перепечатано в «Лос-Анджелес Таймс». И в тот же день утром мне позвонил директор программы «Сегодня» на Эн-би-си и сообщил, что для меня зарезервирован билет на двухчасовой рейс до Нью-Йорка. В аэропорту Кеннеди меня будет ждать лимузин. В гостинице «Пьер» снят для меня номер на сутки. И совместное интервью мистера Флека со мной состоится в конце программы завтра утром.

Я взглянул на часы. Четверть десятого. Чтобы успеть на самолет, мне надо выезжать через час. Убедившись, что билет на мое имя действительно заказан, я позвонил Лесу домой.

— Я знаю, что предупреждаю тебя в последнюю минуту, — сказал я, — но мне позарез нужны два свободных дня.

— Ну да, я видел эту статью в «Таймс» сегодня утром. Догадываюсь, что ты у нас не задержишься, Дэвид.

— Скорее всего, так и будет.

— Ну, насчет ближайших двух дней, считай, договорились. Но ты не возражаешь, если я попрошу тебя отработать положенные две недели до ухода?

— Без проблем, Лес.

Затем я взял чемодан, в котором возил костюм, утяжелив его четырьмя сценариями и сменой белья. Мне понадобились два часа, чтобы добраться до аэропорта, и еще шесть, чтобы перелететь через континент. В своем номере в гостинице я оказался около полуночи. Но заснуть мне не удалось. Поэтому я оделся и пошел бродить по Манхэттену, пока не начало светать. Потом я вернулся в гостиницу, надел костюм и стал ждать прибытия лимузина из Эн-би-си. Он появился чуть позже семи. Еще через пятнадцать минут меня уже гримировали и пудрили в студии.

Вскоре открылась дверь, и вошел Филипп Флек в сопровождении двух крупных джентльменов в строгих черных костюмах. Флек сел в соседнее со мной кресло. Я взглянул на него и заметил большие мешки под глазами — намек на то, что не только я не спал предыдущей ночью. Флек не мог скрыть волнения. Гримерша пыталась расслабить его непрерывной болтовней, пока накладывала толстый слой грима на мясистое лицо, но он закрыл глаза и отрешился от всего.

Затем дверь открылась и вошла суперактивная женщина лет двадцати восьми — тридцати. Она сообщила нам, что ее зовут Мелисса, что она помощник режиссера и что у нас будет пять минут в эфире. Флек промолчал, когда она прочитала список возможных вопросов, которые Мэтт Лаудер, ведущий программы, может нам задать.

— Что-нибудь еще желаете знать, джентльмены? — спросила она.

Мы оба отрицательно покачали головами. Она пожелала нам удачи и вышла из гримерки. Я повернулся к Флеку и сказал:

— Хочу поблагодарить вас за похвалу в «Таймс». Я очень тронут.

Он промолчал, глядя вперед. Лицо его было напряженное. Ему явно было не по себе.

Тут неожиданно нас подняли и повели за кулисы, а оттуда на площадку, где снимались «Новости». Мэтт Лаудер был уже там, он сидел в кресле скрестив ноги. Когда мы вошли, он поднялся, чтобы пожать нам руки, но не успел сказать ничего, кроме «Здравствуйте», так как на нас налетели звукооператоры и начали прикреплять микрофоны к лацканам пиджаков, а две гримерши еще раз припудрили наши лбы.

Я положил стопку сценариев на кофейный столик, стоящий перед нами. Флек взглянул на них, но не сказал ни слова. Я присмотрелся к нему. Его лоб, несмотря на грим, покрылся каплями пота. Мне приходилось читать о его патологической ненависти к интервью, но теперь я мог воочию убедиться, какой мукой было для него сидеть перед камерами. И я еще раз осознал, что он идет на все это только потому, что отчаянно хочет удержать Марту.

— Вы в порядке, Филипп? — спросил Мэтт Лаудер у своего потеющего гостя.

— Все будет нормально.

Постановщик объявил:

— Пятнадцать секунд.

Мы все замерли в ожидании. Затем он начал обратный отсчет от пяти и показал пальцем на Лаудера, который немедленно включился:

— Снова добро пожаловать! Для тех из вас, кто любит хороший голливудский скандал, мы коснемся того, о чем последние несколько дней пишут все газеты. Только в отличие от других скандалов у этого счастливый конец. Счастливый — для Дэвида Армитажа, лауреата премии «Эмми» и автора телевизионного хита «Продать тебя». Как вы знаете, полгода назад его уволили из собственного шоу после обвинения в плагиате. Но теперь репутация Дэвида Армитажа полностью восстановлена благодаря вмешательству одного из самых известных предпринимателей Америки Филиппа Флека.

Затем он бегло перечислил, в чем именно меня обвиняли, рассказал о грязных инсинуациях Тео Макколла и более подробно — о вмешательстве мистера Флека, который восстановил мое доброе имя.