Незадолго до девяти часов она вышла из апартаментов ректора — не глаза, но почему-то вдруг вздрогнувшее сердце предупредило меня о ее приближении. Я торопливо схватил плащ, собираясь бежать ей навстречу, но девушка шла вовсе не в библиотеку, да и одета она была сегодня особенно нарядно. Решительным шагом София направлялась к привратницкой.
Я поспешно запер дверь комнаты. Хотя зачем? Ничего ценного там не было: бумажку с шифром я сунул в карман, тяжелый кошелек — аванс Уолсингема — подвесил к поясу. Тоже глупо: если нападут бандиты, я разом лишусь всего, но зато могу больше не опасаться обыска в свое отсутствие. Скатившись вниз по ступенькам, я побежал через двор к арке ворот, скользя на влажных камнях, но, когда я выскочил за ворота на Сент-Милдред-Лейн и глянул по сторонам, Софию нигде не увидел. Идти так быстро, чтобы успеть свернуть за угол, она никак не могла, стало быть, я неправильно определил, куда она шла. Я вернулся на территорию колледжа, прикрыл за собой ворота и тут услышал негромкий женский голос — он доносился из привратницкой.
Деликатно постучав, я приоткрыл дверь и увидел Софию. В своем роскошном праздничном платье она стояла на коленях на сыром полу, обнимая голову старой псины. При виде меня девушка улыбнулась, вежливо, но несколько холодно, словно мы встречались только на официальных мероприятиях, и вновь полностью сосредоточилась на собаке, гладя ее, ласково играя ее ушами. Та негромко урчала от удовольствия, все глубже зарываясь мордой в юбки Софии.
Вот бы и мне превратиться в пса, подумал я, но тут же осадил себя: кобель ты! Старый, кобель!
— Доброе утро, доктор Бруно! — приветствовал меня Коббет, не вставая из-за стола. — Куда-то вы нынче спешите?
— Нет-нет, я… доброе утро, мистрис Андерхилл, — поклонился я.
София быстро глянула на меня — теперь ее лицо почему-то сделалось озабоченным, улыбка исчезла.
— Доктор Бруно. — Вместо приветствия она равнодушно произнесла мое имя и продолжала, обращаясь к привратнику: — Мне кажется, бедняжка Бесс слепнет.
Должно быть, София стыдится меня после вчерашнего, подумал я.
— О да, немного ей уже осталось, — подхватил Коббет, давно, видимо, смирившийся с этой мыслью. — София привязалась к собаке, — добавил он, как будто я сам этого не видел.
Меня удивило другое: с какой фамильярностью слуга в лицо называл по имени дочь ректора. София заметила мой взгляд и усмехнулась:
— Доктор Бруно, вас удивляет, что Коббет именует меня не «мистрис Андерхилл»? Когда мы переехали в Линкольн, мне было тринадцать, а брату четырнадцать. У нас не было тут сверстников, у членов колледжа детей нет, и мы их основательно раздражали, а Коббет и его жена были с нами ласковы. Мы целые дни проводили здесь, болтая и играя с Бесси. Да, Коббет?
— Ага, отвлекали меня от исполнения долга, — любовно проворчал старикан.
— Не знал, что у вас есть жена, — заметил я.
— Теперь уже нету, сэр. Господь прибрал ее пять лет тому назад. Годами она обстирывала колледж — отличная была прачка, сэр. Так уж оно заведено в мире. А скоро и моей старухи Бесс не станет. — Он смачно высморкался в платок и отвернулся к окну.
— Не говорите так, Коббет, она вас услышит, — взмолилась София, прикрывая ладонями уши собаки.
— Как вы сегодня нарядны, мистрис Андерхилл, — отважился я на комплимент, но добился только гримасы.
— Сегодня мама почувствовала себя достаточно хорошо для похода в гости. — Тон девушки давал понять, как ей неприятна сама мысль об этом походе. — Мы идем в город к ее знакомой. Дочь этой знакомой — она на два года моложе меня — только что обручилась и скоро выйдет замуж. Мы с девицей поиграем на лютне и на верджинеле, пока наши матери побеседуют о таинстве брака и множестве сопутствующих ему радостей, порадуемся за девушку и пожелаем ей счастья. Я в восторге, вы же понимаете! — София произносила эти слова не моргнув глазом, но Коббет без труда распознал горькую иронию в ее голосе.
— Боже, София, да вам-то чего завидовать, вы можете заполучить любого муженька, какого только захотите, — вмешался он.
Он, конечно, хотел подбодрить девушку, но я видел, как по ее лицу скользнула тень, как будто эти утешения лишь усугубили боль.
Обдумать это я не успел: снаружи раздался грохот торопливых шагов, дверь привратницкой распахнулась с такой силой, что врезалась в стену. Я невольно отшатнулся. Перед нами предстал Уолтер Слайхерст, казначей колледжа, — глаза вытаращены, лицо мертвенно-белое, сам дрожит как осиновый лист. Безупречный джентльмен был весь помят и взъерошен, толстый плащ и высокие дорожные сапоги сплошь заляпаны грязью. Я припомнил, что казначей отправлялся куда-то по делам колледжа, и подумал, уж не подвергся ли он в дороге нападению разбойников.
— Позовите, — прохрипел он с трудом. — Ректора позовите. Хранилище… Этот ужас… Пусть он сам посмотрит… — Внезапно казначей изогнулся, и его вырвало прямо на каменный пол. Если бы он не цеплялся рукой за стену, должно быть, рухнул лицом вниз.
Мы с Коббетом обменялись взглядами, и старый привратник начал медленно, торжественно вылезать из-за стола. Я шагнул вперед: было ясно, что дело срочное, а бедный Коббет недостаточно проворен.
— Я сбегаю за ректором, — вызвался я. — Но что мне ему сказать?
Слайхерст отчаянно замотал головой, сжав губы, словно опасаясь очередного бунта своего непокорного желудка. Выпяченным подбородком он указал в сторону Софии.
— Чудовищное преступление, об этом нельзя говорить при девушке. Пусть ректор Андерхилл придет… — Голос его прервался, дыхание вырывалось натужно, с хрипом, колени подогнулись, и казначей затрясся всем телом. Мне доводилось и прежде видеть людей в состоянии шока, и я знал, что беднягу необходимо как-то срочно успокоить.
— Усадите его и дайте выпить чего-нибудь покрепче, — посоветовал я Коббету. — А я пока сбегаю за ректором.
— Я могу сходить за ним, если хотите, с утра он работал у себя в кабинете, — вызвалась София, поспешно поднимаясь на ноги. Но встав, она вдруг прижала руку ко лбу и пошатнулась, как уже однажды было у меня на глазах.
Я подхватил ее под руку, и девушка с благодарностью оперлась на мое плечо. Но тут же отдернула руку — взглянув друг другу в глаза, мы оба вспомнили странную близость, связавшую нас накануне. Она прислонилась к стене, и лицо ее сделалось почти таким же бледным, как у Слайхерста. Омерзительный запах блевотины заполнил маленькую привратницкую; София ринулась к двери, но не успела: только отворила и, нагнувшись, тоже извергла свой завтрак на пол.
Коббет только ухмыльнулся, словно по должности каждый день имел дело с подобными явлениями.
— Может, и вам охота опорожниться, доктор Бруно, а я пока за водой сбегаю? — любезно предложил он.
Ясное дело, мой желудок тоже отреагировал на запах, так что самое время было убираться из привратницкой.
— Ждите здесь, я сразу же вернусь вместе с ректором, — сказал я уже с порога.
— И чтобы никто не приближался к башне, — выкрикнул мне вслед Слайхерст. Его трясло уже не так сильно. Коббет тем временем достал бутылочку эля и налил казначею изрядную дозу в грязноватую деревянную кружку.
На мой отчаянный стук в дверь ректора опрометью выскочил Адам. При виде меня лицо старого слуги скривилось в презрительной гримасе.
— Снова к нам, доктор Бруно?
— Я должен срочно поговорить с ректором! — выдохнул я, не обращая внимания на унизительный для меня тон «дворецкого».
— Ректор Андерхилл не может принять вас сегодня, он занят. А дамы ушли, — сообщил он, делая ударение на слове «дамы» — мол, знаю, зачем ты явился.
— Кровь Христова, ты что, не слышишь? Срочное дело, ректор пойдет со мной! — Я отшвырнул ревностного слугу в сторону, ворвался в столовую и забарабанил в дверь кабинета.
— Что такое? — вскричал ректор, открывая дверь. — Доктор Бруно, вы?..
— Он силой ворвался, сэр! — пожаловался Адам, делая в мою сторону такое движение, как будто хотел меня схватить.
— Вы должны немедленно идти, — заявил я. — Мастер Слайхерст наткнулся на что-то ужасное в хранилище — «чудовищное преступление», так он выразился. Ему стало плохо… Он просил меня сбегать за вами, привести вас как можно скорее.
