— Господь пресвятой! — завопил он. — Вы! Какого дьявола?!

Необычайная изобретательность понадобилась бы, чтобы правдоподобно объяснить, зачем я проник в разгромленную комнату только что погибшего человека и сижу теперь на полу, крепко прижимая к груди сундук с золотом жертвы. Я набрал в грудь побольше воздуха и постарался вести себя как ни в чем не бывало.

— Buongiorno, [10]мастер Слайхерст.

Кривое, костистое лицо Слайхерста было как будто создано для цинической усмешки, но сейчас оно исказилось от злобы, а сам Слайхерст, похоже, лишился дара речи.

— Что?.. — попытался было он заговорить, но ему пришлось снова набрать воздуха в грудь, прежде чем он смог договорить: — Что это такое?!

— Помогаю ректору, — объяснил я, утрируя итальянский акцент. Акцент, как я не раз имел случай убедиться, отличное прикрытие для странных на первый взгляд поступков: чего, мол, еще и ждать от иностранца. — Я был с ним утром, мы первыми оказались на месте, где произошло несчастье. Одежда, как вы знаете, вся испорчена, и я поднялся сюда поискать чистую, чтобы было во что переодеть бедного доктора Мерсера к похоронам. — Я скорчил благочестивую рожу, прекрасно понимая, что Слайхерст не поверит ни единому моему слову. Я бы, во всяком случае, не поверил.

Слайхерст прищурился, глаза его под редкими бровями превратились в щелочки.

— Понятно. Отыскать одежду было непросто. — Он жестом обвел разгромленную комнату.

От его голоса пожухла бы и весенняя листва на деревьях, но я выдержал его подозрительный взгляд и спокойно отвечал:

— Я застал комнату в таком виде.

— Зачем же вам понадобилось запереться изнутри?

— Привычка, — смущенно улыбнулся я. — Глупо, сам понимаю, но в Италии у меня были причины опасаться за свою жизнь. Я путешествовал и останавливался в таких местах, где следует запирать за собой дверь, да понадежнее. А теперь я делаю это инстинктивно. Признаться, я даже не обратил внимания на то, что запер дверь.

Слайхерст с минуту поразмыслил, затем сложил руки на груди.

— А ключ вы где взяли?

— Ключ был у доктора Мерсера с собой. Я дождался коронера и направился сюда посмотреть, что еще можно сделать.

— Хм, — протянул Слайхерст, делая шаг вперед и поглядывая на стол с бумагами. — Меня сюда послали провести осмотр личного имущества покойного, которое должно быть возвращено семье, — скороговоркой произнес он, не глядя на меня.

Теперь уж я почуял ложь. Объяснение было странное, тем более что казначей колледжа не обязан был отчитываться передо мной, посторонним. Я поднялся на ноги и встал лицом к лицу со Слайхерстом (вставал аккуратно, чтобы календарь не выскользнул из-за пояса). Слайхерст обернулся, все так же держа руки на груди, и мы постояли, меряя друг друга взглядами. Каждый знал, что другой лжет, но ни один из нас не осмеливался прямо заявить об этом. Я прикинул: не может ли быть так, что мы ищем одно и то же? Впрочем, я даже не знал, что ищу. Искал просто «нечто», что объяснило бы присутствие Роджера в саду. Возможно ли, чтобы эта же неизвестная мне улика интересовала Слайхерста и того, кто обыскал комнату до нас?

Я всмотрелся в бледное, безбородое лицо казначея. Он вызывал во мне отвращение — я в нем пробуждал, по-видимому, сходные чувства. А что, если он сам и разгромил комнату Мерсера? Ему помешали при первой попытке обыска, и теперь он вернулся, чтобы закончить? Вряд ли: я видел его лицо в тот момент, когда он открыл дверь и увидел разгром. Совершенно очевидно, это зрелище ошеломило его так же, как прежде меня. Выходит, «нечто» в комнате Мерсера ищет не один человек, а несколько, и возможно, по разным причинам и с разными целями.

— Что это? — Слайхерст прервал молчание и указал на лежавший у моих ног сундучок.

— Полагаю, это казна доктора Мерсера.

— И что вы с ней собирались делать? — Голосом его можно было резать стекло.

— Ларец лежал в глубине шкафа. Сначала я принял его за одежный ящик и вытащил, чтобы посмотреть.

Вновь я удостоился взгляда из-под полуприкрытых век, каким меряют уличного мальчишку, пытающегося своровать хлеб.

— Вы весь перемазались, доктор Бруно, — проговорил он, а сам не сводил глаз со стола.

— Я пытался помочь человеку, истекавшему кровью, — негромко возразил я.

— Все-то вы стараетесь помочь. — Он прошел к двери в спальню и вновь зыркнул на меня. — Уже и на лестнице побывали? — Жестом он указал на внутреннюю деревянную дверцу.

— Та дверь заперта, — сообщил я.

— Заперта? — с удивлением переспросил Слайхерст. — Странно.

Он подошел, подергал: мол, ни одно мое слово не принимает на веру. Снова повисло молчание, я понимал, что казначей дожидается моего ухода, но не хотел покидать комнату: вдруг то, что искал первый посетитель и за чем пришел Слайхерст, все еще находится здесь. Но и задерживаться не было возможности. Я принужденно поклонился:

— Оставляю вас исполнять ваш печальный долг, мастер Слайхерст.

Он молча кивнул, а когда я был уже возле двери, вдруг окликнул:

— Доктор Бруно, вы ничего не забыли?

Я подумал было, что он имеет в виду ключи Мерсера и хочет отобрать их у меня, однако в ответ на мой недоумевающий взгляд казначей расплылся в насмешливой улыбке:

— Одежду. Вы же хотели обрядить тело.

— Да, конечно. — Я рысью устремился обратно к шкафу, собрал в охапку все, что попалось под руку.

— Уверен, ректор поблагодарит вас за помощь, — любезно произнес Слайхерст, придерживая передо мной дверь. Но когда я протискивался в нее с кучей никому не нужной одежды в руках, он прошипел едва слышно: — Я слежу за тобой, Бруно.

Я ответил любезной улыбкой и вышел. Мгновение — и за моей спиной раздался скрежет проворачиваемого в замке ключа.

Во дворе я повстречал Габриеля Норриса: он успел переодеться в черный костюм и простую студенческую мантию, от чего его внешность только выиграла. Стоя у входа в западное крыло по другую сторону от башни, он собрал вокруг себя группу однокурсников и повествовал им о своих подвигах. Одну руку он вытянул на уровне груди, тем самым, вероятно, обозначая (хотя и весьма преувеличенно) рост собаки. Я невольно усмехнулся: молодость так любит похвастаться. При виде меня Габриель на полуслове оборвал свою речь и подозрительно уставился на охапку одежды, которую я нес, — нетрудно было догадаться, откуда я вышел и чью одежду несу.

— Что, доктор Бруно, можно приступать к мародерству? — дерзко окликнул он меня.

— Я помогаю ректору, — повторил я уже привычную ложь: пусть никто не поверит, но ведь и оспорить никто не сможет.

— Ага, — кивнул он и, покинув друзей, направился ко мне. Вблизи я рассмотрел, что этот парень постарше других студентов, ему было, пожалуй, уже все двадцать пять. — Выпало нам нынче утром приключеньице, а?

— Не совсем подходящее слово.

— Да-да, разумеется. — Молодой человек напустил на себя серьезный вид. — Просто жизнь у нас в Оксфорде унылая, ничего не происходит, а тут вдруг и королевский гость, и трагедия, все сразу, даже не сообразить, о чем в первую очередь сплетничать.

— Утром вы держались с поразительным хладнокровием. — Комплимент не повредит, подумал я. — Боюсь, я бы не сумел в подобных обстоятельствах так метко выстрелить. Нам повезло, что рядом оказался такой стрелок, как вы.

Норрис поклонился, принимая похвалу.

— Отец с детства приучал меня к охоте, — сказал он. — Жаль только, что я не подоспел вовремя и не спас доктора Мерсера. — Он потер ладонью лицо, и я понял: сколько парень ни выхваляйся, а кровавое «приключеньице» потрясло его до глубины души.

— Вы хорошо его знали? — спросил я.

— Он стал моим наставником в прошлом году, когда отстранили от должности доктора Аллена. — Тень скользнула по лицу Габриеля. — Наверное, можно сказать, что мы были друзьями. По крайней мере, я его глубоко уважал.

— Этот пес, который его загрыз, охотничьей породы, верно? — спросил я его как знатока.