Светлые волосы падали ему на плечи. Одеяние его не слишком подходило для такого времени суток: нарядные штаны и камзол в тон, черный шелк искусно прорезан и открывает роскошную алую подкладку, у ворота пенятся кружева — будто с танцев явился или из лондонского игорного дома, а не вскочил с постели, разбуженный, как все мы. В одной руке юноша держал длинный английский лук, такой, с какими обычно охотятся на крупного зверя. Лук был затейливо украшен позолоченными накладками, а также зеленым и алым орнаментом. В другой руке молодой человек держал кожаный колчан с таким же узором: виноградные гроздья и позолоченные листья.

— Габриель Норрис! — возмущенно вскричал ректор, указывая рукой на его оружие. — Что это такое?

— Отпирайте поскорей калитку, доктор Андерхилл, — скомандовал юноша. — Нельзя терять время, в опасности человеческая жизнь.

Несмотря на царившее вокруг смятение, молодой человек говорил спокойно и уверенно, так, словно он, а не ректор был тут главным. Андерхилл в полной растерянности повиновался и отпер калитку. Габриель вошел, на ходу прилаживая стрелу к тетиве. Я следовал за ним; ректор шел последним и трусливо жался к стене.

Туман клочьями висел между ветвей искривленных яблонь. Осторожно пробираясь сквозь сизую дымку, я вдруг заметил в северо-восточной стороне сада огромного длинноногого пса, судя по всему волкодава, хотя хорошенько разглядеть его было невозможно. Я прижался к стене, Габриель, издали очень приметный в своем наряде, продолжал ровным шагом приближаться к животному, все еще рычавшему и жадно глодавшему какой-то темный комок. Когда я подошел поближе, туман рассеялся, и я смог отчетливее рассмотреть эту зверюгу: из окровавленной пасти между огромных клыков клочьями свисали куски разодранной плоти. Сердце у меня прыгнуло куда-то в желудок, желудок же устремился вверх, к горлу: стало ясно, что мы безнадежно опоздали.

В нескольких шагах от пса Габриель остановился; тот оторвался от своей добычи и поднял голову. Рычание стихло, пес молча встал и хотел уже было прыгнуть на юношу, но в тот же миг Габриель спустил тетиву. Он оказался отличным стрелком, даже туман не помешал ему. Зверь рухнул на землю: стрела пронзила ему горло. Габриель тут же отбросил лук, и мы вместе устремились к темной куче, лежавшей у стены возле мертвого пса. Это было мертвое изуродованное, изгрызенное тело человека; он лежал лицом вниз, черная академическая мантия частично покрывала его, трава вокруг была выдрана собачьими когтями и пропитана кровью.

С помощью Габриеля я перевернул мертвеца и невольно вскрикнул. Роджер Мерсер лежал передо мной, голова откинута, взгляд слепо уставился в небо, горло вырвано целиком. Глаза мертвеца были неподвижны, в них застыл ужас.

Габриель Норрис проворно отскочил от растерзанного трупа и оглядел себя так внимательно, словно единственное, что его беспокоило, — не испачкал ли он кровью свой наряд. «Вот павлин», — с отвращением подумал я и тут же припомнил, что имя Норрис мне знакомо: именно Мерсер и упоминал его совсем недавно в разговоре со мной, причем тоже назвал павлином или чем-то в этом роде.

Не веря своим глазам, я присел возле трупа: руки изуродованы — два пальца откушены; видимо, Роджер пытался отбиться от пса; ноги и лодыжки ободраны: пес, похоже, схватил несчастного за ноги, повалил и протащил по земле. Но страшнее всего было вырванное горло.

Ректор осторожно приблизился к нам, заранее приложив к лицу платок.

— Он?..

— Мы опоздали. Смилуйся, Господь, над его душой! — пробормотал я, скорее по привычке, чем из искренней набожности.

Доктор Андерхилл приблизился, увидел изувеченное тело человека, вчера еще сидевшего рядом с ним за столом, и его тут же вырвало. Молодой Габриель тем временем вполне оправился и пинал ногой труп убитой собаки.

— Здоровенный какой! — пробормотал он с гордостью, словно похваляясь охотничьим трофеем.

Охотничьим?.. Я присмотрелся к собаке и понял, отчего мне на ум пришло именно такое сравнение.

— Это же охотничий пес, — сказал я, став на колени возле трупа собаки. — И вот еще что, смотрите. — Я указал на проступавшие под серой шкурой ребра. — Смотрите, как он отощал. Похоже, его морили голодом. И обратите внимание на заднюю лапу.

Действительно, левая задняя лапа внизу была ободрана до мяса. Шерсть вокруг раны была вырвана клочьями, видимо, пес пытался отгрызть привязь вместе с собственной лапой.

— Он сидел на цепи, видите? Потому и взбесился.

— Но как он попал в сад? — Теперь молодой человек смотрел на меня с уважением. — И почему в саду одновременно с ним оказался доктор Мерсер?

— Может быть, он вывел пса погулять и тот вдруг набросился на него. Собаки порой ведут себя непредсказуемо.

Впрочем, эта гипотеза даже мне самому показалась неубедительной.

— У Роджера не было собаки, — послышался слабый голос ректора, который вытирал платком рот. — Ведь я вам уже говорил: никому в колледже, за исключением привратника, не разрешено держать животных. Нет-нет, джентльмены, не на что вам тут глазеть! — вскричал он внезапно, завидев нескольких человек студентов, протискивающихся в узкую калитку. — Марш по своим комнатам! И немедленно. К шести, как обычно, всем быть в часовне, а пока находиться у себя в комнатах и привести себя в порядок.

Студенты нехотя разбредались, бросая взгляды через плечо и тихо, взволнованно переговариваясь. Спровадив их, ректор обернулся к молодому лучнику, который так и стоял над телами человека и собаки. Колчан со стрелами все еще свисал с его плеча. На лице ректора проступило такое изумление, словно он только сейчас хорошенько рассмотрел молодого человека.

— Габриель Норрис! — завопил он, неистово размахивая руками. — Боже мой, как вы одеты?

Норрис оглядел свой пестрый камзол и штаны и переступил с ноги на ногу, как будто слегка смутившись.

— Доктор Андерхилл, сейчас, полагаю, не время… — начал было он, но ректор тут же его перебил:

— Вам, полагаю, хорошо знаком указ графа Лестера о том, как подобает одеваться студентам младших курсов? На меня возложена обязанность следить за исполнением этого указа. Хотите, чтобы после всего, что уже было, нас с вами судили канцлерским судом? — Лицо его покраснело, как свекла; ректор хрипел, будто придушенный. Мне показалось, что в настоящих обстоятельствах он чересчур разошелся из-за такого пустяка. — Кружева запрещены, а также шелк, бархат, прорези в камзоле и в панталонах, — перечислял ректор, на каждом слове все громче подвизгивая. — ОРУЖИЕ! Оружие категорически запрещено. Вы сознательно пренебрегаете каждым пунктом устава колледжа, касающегося поведения и внешнего вида студентов. Здесь ученое сообщество, мастер Норрис, а не бал, где, может быть, и уместно выставлять напоказ свое богатство.

Молодой человек закусил губу и угрюмо потупился. Но даже с такой гримасой на лице он оставался красавчиком. Видно было, что этот парень во всем повинуется только собственным прихотям и не привык себя в чем-либо ограничивать.

— Ученому сообществу колледжа мои денежки пришлись как нельзя более кстати, ректор, и вам это прекрасно известно, — парировал он. — Мы тут за все переплачиваем, а ем я как нищий. Что ж, мне и одеваться прикажете как оборванцу?

Ректор заметно смутился и сбавил тон.

— Вы обязаны одеваться так, как граф Лестер требует от студентов университета, — уже спокойнее сказал он. — А теперь ступайте и переоденьтесь. Если на вас донесут, у нас обоих будут неприятности. И как мне тогда объяснить?.. — Он вдруг замолчал и беспомощно огляделся по сторонам, как бы не понимая, что произошло и откуда взялись эти валяющиеся у его ног трупы. Руки Андерхилла тряслись крупной дрожью. Здорово же его прихватило.

Габриель Норрис мимолетно глянул на меня, — похоже, ему не хотелось покидать арену своих подвигов и их очевидцев, — но, что-то сообразив, он торопливо подхватил свой лук и направился к выходу.

— Мастер Норрис! — крикнул ему вслед ректор.

Габриель обернулся: