Для многих докладов в Центр было вполне достаточно информации, которую он получал из самых обычных, открытых источников. Тут не требовалось никаких дополнительных или секретных контактов. Так что в ходе проверки СЭПО не могло обнаружить ничего интересного. Общепринятый порядок более чем устраивал агента. Возможно, кому-то или даже многим казалось, что он был чересчур уж энергичен и любознателен. Но чтобы подобные субъективные предположения могли стать пищей для контрразведки?! Сам Веннерстрем считал это маловероятным. Что же касается русской стороны – то тут сомнения закрадывались. Слишком уж безрассудно действовал порой бывалый Стиг Густавович.

Как же все происходило на практике? В качестве примера можно взять техническое описание американской ракеты «Бомарк», упоминавшейся раньше. Документы на нее находились у авиационного командования, которое рассматривало возможность приобретения этой системы оружия. Одно только описание стоило около миллиарда крон – для шведского кошелька довольно внушительная сумма, поэтому министр обороны непременно желал ознакомиться с документацией лично.

Обязанностью Веннерстрема стало позвонить и попросить прислать ее в командную экспедицию. Просьбу исполнили сразу, но прошло несколько дней, прежде чем Стигу удалось попасть с этими бумагами на прием к министру. За время ожидания он успел перефотографировать для Центра все страницы описания. Довольно солидная кипа листов отняла целых полдня, хоть он и спешил: надо было успеть все сделать, пока никого из семьи не было дома. Золотого правила семейной конспирации Веннерстрем придерживался всегда: домашние ни в коем случае не должны быть замешаны ни в какие тайны и секреты. Правило это он свято соблюдал до самого конца.

Другой пример. Время от времени Стиг брал специальную литературу из книгохранилища: издания, необходимые ему в служебных целях. Там же находились и материалы, которые он хотел бы получить для нелегальных докладов, – было так естественно захватить эти книги вместе с остальными! Тут не проявлялось никакого нарушения порядка.

Или еще проще. В военные учреждения секретные документы всегда доставлялись согласно рассылке. Таким образом, они автоматически попадали в рабочий кабинет Веннерстрема и хранились в массивном сейфе. Кто мог бы подсчитать, сколько раз он подходил к этому сейфу по служебной необходимости, а сколько – по нелегальной? Могла ли контрразведка определить это? Ответ напрашивался лишь один – нет!

И все-таки, все-таки…

К огорчению Отто Даниэльссона, Веннерстрем по-прежнему не оставлял за собой никаких веских улик. Тем не менее в I960 году СЭПО решило информировать министра обороны о том, что он находится под подозрением. (Напомним, что именно с этого года не разоблаченный еще предатель Поляков сидит во второй командировке в США – на сей раз не в Нью-Йорке, а в Вашингтоне – и о существовании ценного шведского агента ему уже известно. Из этой информации давайте и будем исходить, прослеживая все последующие события.) Однако со стороны министра не последовало никаких дисциплинарных мер. Очевидно, подозрения казались ему еще слишком расплывчатыми, и никаких изменений в его поведении Стиг вообще не заметил. Если бы это произошло, не почувствовать было бы невозможно – слишком часто они встречались. Поэтому Веннерстрем по-прежнему не ведал об опасности, которая нависла над ним.

К тому времени Отто Даниэльссон использовал новый метод, чтобы попытаться поймать его в свои сети. Он начал в деталях анализировать образ жизни Стига, чтобы получить представление о его личных расходах: не превышают ли они получаемых доходов? Трудно даже представить себе эту огромную работу, требующую невероятного терпения.

Расследование повторялось в I960 и 1961 декларационных годах. Иными словами, Отто провел сравнение между заявленными Веннерстремом доходами – с одной стороны, и расходами, полученными в результате анализа – с другой. По его расчетам, сумма доходов была превышена на 17 тысяч крон в 1960-м, и на 6 тысяч – в 1961 году. В действительности же, исходя из реальных расчетов, первая сумма была слишком велика, а вторая – слишком мала. В любом случае надежды Даниэльссона на то, что таким образом экономическое положение подозреваемого проявится, не оправдались.

С самого начала Стиг отчетливо понимал, что ни в коем случае не должен привлекать внимания к своему финансовому положению. Нельзя сорить деньгами, нельзя демонстрировать излишний достаток как внутри семьи, так и за ее пределами. В глазах окружающих его экономическое положение должно соответствовать служебному уровню, и он строго придерживался этого правила, помня, что многие агенты «засыпались» именно на деньгах. Особенную осторожность в личных расходах Стиг проявлял после возвращения в Швецию. Но, к сожалению, думал только о том, чтобы не вызвать подозрений у окружающих, и не предусмотрел, что его экономическое положение заинтересует не досужих соседей, а серьезную и опасную организацию. И уж, конечно, не принимал во внимание личность Даниэльссона, способного с настойчивостью и терпением годами пересчитывать деньги в чужом кошельке.

В течение всех лет в интересах безопасности Веннерстрем тщательно скрывал от окружающих личные расходы из доходов от нелегальной деятельности. Пресловутые группы А и Б. В целом он не любил рисковать и почти не тратился. Уровень этих расходов был примерно таким, как высчитал Даниэльссон. Но рисковал, и гораздо больше, в другом – при оплате «открытых» расходов. Его поездок, например. Там Стиг сплошь и рядом шел на то, чтобы экономические соображения не преобладали над эффективностью, быстротой и престижем. Случалось, что это действительно стоило денег. Особенно, когда в программу входили представительские расходы или взятки. При этом агент отдавал себе отчет, что расходы на путешествия не могут быть восприняты иначе, как его повседневные.

Щедрость, которую он проявлял, расплачиваясь долларами в своем «шпионском турне» по авиабазам США, входила в понятие осознанного риска. Если, разумеется, не говорить о случаях, когда Стиг интуитивно действовал на свой страх и риск, проверяя, не удастся ли выиграть.

Чтобы подтвердить это худшим примером, можно рассказать об одном случае в Лас-Вегасе. Там Веннерстрем встретил промышленника, полностью проигравшегося в казино. Этот человек так прочно «сел на мель», что не мог заплатить ни за гостиницу, где жил с любовницей, ни за билеты домой. Неизвестно, почему Стигу вздумалось спасать его? Чтобы показать, что у представителя мелкой страны могут водиться крупные деньги? Как бы то ни было, ему польстило выручить американца большой суммой – тысячей долларов. Будучи уверен, что тот не вернет долг, швед тем не менее дал «по максимуму». Потом, по прошествии многих лет, он уже не испытывал гордости за недальновидное хвастовство. Но тогда оно дало результат: в глазах Центра Стиг изрядно вырос, подцепив такое знакомство. Во всяком случае, там не издали ни звука по поводу брошенной на ветер тысячи. Ни тогда, ни позднее.

Когда на суде решили уточнить, сколько денег Веннерстрем получил за четырнадцать лет, за основу подсчетов взяли суммы, полученные в виде вознаграждения за «шпионские преступления». Таким образом, правосудие не усматривало никакого различия между личной выгодой и денежными средствами, которые он, как посредник, передавал другим. Поэтому общая сумма выросла непомерно высоко и составила около полумиллиона.

Если бы ему было позволено представить свой собственный отчет – то картина была бы иной. Он отнес бы персональные траты к расходам по пункту Б, а выплаты другим лицам – к пункту А. Денежные записи Веннерстрем, разумеется, не делал – это было бы слишком рискованно, но в общих чертах сумма делилась примерно пополам между пунктами А и Б.

Пожалуй, оценивая беспристрастно, можно сказать, что стокгольмский период оказался самым тяжелым в жизни Веннерстрема. Это было плохое время, но он согласился на него добровольно, ожидая, что все закончится следующим, гораздо более приятным жизненным этапом, где полем деятельности в перспективе станет Средиземноморье. Стига утешала и согревала давнишняя мечта, осуществления которой он ждал с того момента, когда поставил подпись на контракте в Москве. Мечта эта стала точкой опоры всего его существования. В течение долгих месяцев I960 года агент ждал из Москвы проявления хоть каких-то признаков проекта «Средиземноморье». Ему хотелось иметь надежду, что проект осуществится, ведь это было так важно – просто жизненно необходимо!